Невеста без фаты - Джиллиан Хантер

Элдберт растерялся, обескураженный ее вопросом.

— Нет. Я осознал еще до того, как успел пробиться к нему сквозь толпу, что публичное признание нашего знакомства нежелательно.

Вайолет взяла его за руки.

— Я понимаю.

— Понимаешь? — Элдберт покачал головой. — Я ушел, как только он закончил свою демонстрацию, но позже, тем же вечером, я вернулся в его школу в надежде застать его там одного. Но и тогда там были люди. Больше я туда не вернулся, Вайолет.

Она смотрела мимо него в сторону дома. Чья это тень в окне ее спальни? Кто-то зашел к ней в комнату? Ей сделалось несколько тревожно. Не оставила ли она случайно карточку Кита там, где ее могла увидеть Дельфина? Вайолет напомнила себе, что спрятала ее в надежном месте — под Библией на тумбочке возле кровати. Никто не подумает заглянуть туда.

— Я чувствовал себя так, словно предал его, — сказал Элдберт, уставившись на ее руки. Он действительно чувствовал себя неловко. — Но я подумал о тебе и о том, что может произойти, если ты случайно увидишь его до свадьбы. Как ты объяснишь свое знакомство, свою дружбу с Китом своему жениху? Я не знал, выдаст тебя Кит или нет.

— И это и есть твой секрет?

— Да. Я подумал, что немедленно должен прийти к тебе и предупредить на случай, если ты вдруг столкнешься с ним. — Он мрачно усмехнулся. — Уж слишком живо я представляю встречу Кита с тобой и твоим женихом — при его мастерском владении шпагой последствия могут оказаться непредсказуемыми.

— Да, Элдберт, — только и сказала она, кивнув, и прикусила губу, чтобы не улыбнуться.

— Вайолет. — В голос Элдберта прокрались нотки подозрительности. — Ты слишком уж спокойно восприняла мою новость. Ты полагаешь, я устраиваю слишком много шума из ничего?

Она, не выдержав, широко улыбнулась:

— О, Элдберт!

— Ты уже знала, — изумленно констатировал друг ее детства. — И ты меня не остановила, пока я тут бессвязно лепетал.

Вайолет отпустила его руки и вновь подняла глаза на окна спальни. Шторы как будто никто не трогал. Возможно, она просто придумала себе эту таинственную тень.

— Ситуация опасная, — сказала она, машинально понизив голос до шепота. — Я не знаю, что делать. Мы с Китом виделись. Мы… любим друг друга.

Она ожидала, что он вскрикнет, покачает досадливо головой или прочтет ей длинную нотацию. Так поступил бы Элдберт из ее детства. Сейчас он лишь нахмурился. Удивление в его глазах сменилось тревогой.

— Действительно, ситуация опасная, — сказал он. — Выходит, я боялся не зря.

— Тетя еще не знает, Элдберт, и я даже боюсь думать о том, что случится, когда я расскажу ей правду.

— Я боюсь того, что произойдет, когда нас всех снова соберет вместе Эмброуз. Сразу станет понятно, что мы знакомы с Китом, что он один из четверых. Не знаю, насколько это может навредить каждому из нас, но одно я знаю точно — я на вашей с Китом стороне, и на меня вы можете рассчитывать. Я останусь верен нашей дружбе, что бы ни случилось.

Франческа убедила Дельфину, что хочет одолжить у Вайолет ее шаль. Франческе нелегко далось решение вторгнуться на личную территорию своей племянницы. Она никогда прежде так не поступала, хотя искушение было. К несчастью, останавливали ее отнюдь не соображения морали. Останавливал ее исключительно страх.

Франческа всегда боялась того, что могла бы обнаружить, стоило ей копнуть чуть глубже, проявить чуть больше любопытства к личной жизни Вайолет. Даже сейчас ей пришлось напрячь волю, чтобы заставить себя войти к ней в спальню. Словно это было вчера, видела она свою сестру, лежащую на кровати в луже крови. И младенца в руках повитухи. Крохотное живое создание с лицом, как у обезьянки, безгрешное существо, зачатое в грехе.

И в этот момент Франческа почувствовала, что главное предназначение ее жизни состоит в том, чтобы защитить это крошечное создание, уберечь от беды, которая нависла над девочкой с момента ее рождения.

Франческа всеми силами старалась устроить жизнь Вайолет так, чтобы удалить из нее всяческие соблазны. И она думала, что ей это удалось. Племянница обручилась с респектабельным джентльменом, и Франческа должна была бы радоваться тому, что скоро будет присутствовать на их свадьбе. Но интуиция подсказывала ей иное. Франческа подошла к окну и украдкой принялась наблюдать за Вайолет и Элдбертом. Вайолет реагировала на то, что говорил ей Элдберт, живо и эмоционально, точно так же, как реагировала она на то, что происходило во время этого шутовского поединка на шпагах в парке.

Но каким образом тот поединок мог сделать ее счастливой?

Как могло статься, что неуклюжие потуги Годфри, казавшиеся еще более нелепыми в сравнении с элегантными маневрами того фехтовальщика, не вызвали в ней ни стыда за своего жениха и за себя заодно, ни даже неловкости? Как могло статься, что она не чувствовала себя несчастной и обиженной судьбой, выходя замуж за неуклюжего олуха, когда вот он, рядом — красавец принц? Неужели ей, Франческе, и вправду удалось внушить ей, что респектабельность важнее, чем любовь? Возможно, Франческа больше и сама в это не верила.

Она сможет умереть, зная, что долг ее исполнен, когда убедится в том, что Вайолет нашла себе защитника и покровителя, какого заслуживает. Но вначале она должна выяснить, почему ее не покидает ощущение, что она уже встречала этого молодого шпажиста раньше. Или по крайней мере выяснить, кого он ей напоминает.

И она должна узнать, почему он делает Вайолет счастливой, такой счастливой, какой она никогда не была за все десять лет, прошедшие с того памятного лета в Манкс-Хантли, когда она чуть не умерла от кори?

И ответ на этот вопрос Франческа увидела сразу же, как только отвернулась от окна. Ей не пришлось долго его искать. Ей вообще не пришлось его искать. Ответ был на письменном столе Вайолет, он смотрел на нее с рисунка десятилетней давности, который лежал поверх стопки писем.

Вайолет не обладала выдающимися художественными талантами, но ей удалось уловить главное и передать портретное сходство. Так думала Франческа, глядя на рисунок горделивого юноши. Франческа протянула руку к рисунку и тут же убрала ее. Что толку, если она порвет этот лист на мелкие кусочки? Что это изменит? Вайолет пошла в мать, Анну Марию, для которой любовь была важнее соображений здравого смысла. Никакие старания Франчески не смогли изменить того, что составляло суть души этой девочки. Ничто не смогло разрушить страстность ее натуры.

И неожиданно осознание этого факта принесло Франческе громадное облегчение.

Глава 22

Эмброуз, третий виконт Чарнвуд, внимательно изучал свое чисто выбритое лицо в зеркале, пытаясь понять, так ли сильно бросаются в глаза тяжелые брыли, которые он унаследовал заодно с титулом и солидностью. Несмотря на то что его жена Кларинда клялась и божилась, что не видит никаких признаков досадного недостатка, уродовавшего лица предков Эмброуза по мужской линии, сам Эмброуз замечал отвисающую складку кожи под подбородком. Кларинда не замечала никаких недостатков ни в целой своре ее любимчиков мопсов, ни в двух сыновьях, которых она родила Эмброузу и целиком передала заботам их замотанной гувернантки.