Прутский Декамерон - Алекс Савчук

– А все они во время первого же танца объясняются мне в любви.

– Но это же хорошо, – сказал я.

– Нет. – Катя приблизила свои огромные миндалевидные глаза вплотную к моему лицу. – Вот если бы ты говорил мне о любви, было бы совсем другое дело.

– Я? О любви? Прости меня, Катрин, я с некоторых пор даже собственной жене не говорю «люблю».

– А зря, милый, зря, женщины так любят это слово, – томно сказала Катька, закатывая игриво глаза и повисая на моей шее. После танца мы вернулись за столик и Катьку вновь стали приглашать. Теперь я отказывал всем подряд, делая зверскую физиономию и копируя кавказский акцент, после чего мы с Катькой заливались от хохота, и вскоре нас оставили в покое.

Но были среди посетителей и такие, которые, не покидая своих мест, пялились на Катьку во все глаза, и тут уж я ничего не мог поделать.

Особенно я отметил для себя какого-то нахального лысого коротышку: он сидел за столиком с еще двумя мужиками его примерно возраста и солидного вида – несколько часов тому назад мы уже общались в кругу им подобных – и все время наблюдал за Катериной, периодически вытирая лысину носовым платком и залпом опрокидывая в глотку коньяк – рюмку за рюмкой.

Проведя весь день и вечер целиком в праздношатании, мы вернулись в свой номер около полуночи. Пропуская Катю перед собой в гостиничный номер, я ощутил от нее все тот же остренький запашок – ее родной, – но теперь меня это больше не беспокоило, я уже твердо решил для себя, что прошедшая ночь, ночь нашей любви, была первой и последней.

В номере, совершенно по-свойски, каждая со стаканом шампанского в руке, располагались вчерашние «девушки» – оказалось, что им было проплачено наперед, причем и за этот вечер тоже. Девочки поглядывали на Катерину настороженно: они чувствовали, конечно, что она – из их круга, но понимали, что с такой внешностью она им не конкурентка – ее уровень много выше. Вообще-то говоря, такса этих девочек была строго определенная: режиссерская жена получала 25 рублей за один постельный сеанс, «сосочки» – по 10 рублей за каждый минет, плюс 10 за визит. Эти девочки и сообщили мне, что «наши друзья» – «Торпедовцы» Кутаиси, проиграли молдаванам, если не ошибаюсь со счетом 1: 2. Та девушка, что сообщила мне об этом, так меня осчастливила (я хоть и не футбольный болельщик, но все же патриот своей республики), что я решил с ней удалиться в соседний номер, который, – она, оказывается, была в курсе дела, – был в данный момент свободен. «Профессионалка» уложила меня на диванчик и исполнила минет, который затянулся минут на тридцать. В один прекрасный момент она, подняв голову и по-собачьи тяжело дыша, жалобно спросила:

– Ты кончаешь вообще когда-нибудь?

И я ей ответил:

– Не отрывайся, пупсик, это было уже так близко…

– Ты такой «долгоиграющий» и обильный, – недовольно процедила «пупсик», когда мы, спустя еще какое-то время поднялись с постели, – это просто ужас.

– Не переживай, – шутливо шлепнул я девушку по заднице. – Скажу Яшке, чтобы он тебе один раз со мной посчитал за два. Или за три, как за работу в особо тяжелых условиях.

Все вместе мы собрались уже после полуночи: Яшка, режиссер, я и Катерина, которая, кстати, осталась в этот поздний вечер совсем без внимания. Она с упреком поглядывала на меня, когда я вернулся в наш номер с той телкой, минетчицей и футбольной болельщицей. Однако сил больше ни на что не оставалось, и я, стараясь не встречаться с Катюшей взглядом, отправился спать, а Яшка, сидя рядом с ней, стал предпринимать попытки ее соблазнить, а она отчего-то артачилась. Не знаю уж, чем там у них все закончилось, я уснул.

А утро следующего дня началось с приятных неожиданностей: едва мы проснулись, как в дверь постучали, я приоткрыл и услышал: «доброе утро», затем: «ваш заказ», открыл шире – к нам была целая делегация: две официантки и метр из ресторана вошли внутрь с полными подносами, уставленными всякой снедью; за ними кухрабочий и лифтер занесли в ящиках все недостающее и, как оказалось, все это нам было предназначено на завтрак! Для Яшки принесли отдельный поднос: он соблюдал некое подобие кашрута – свинину не ел, а мясное не смешивал с молочным, и когда чуть позже Катрин его спросила, что это такое – кашрут, он сказал, что это такая специальная религиозная диета сугубо для нежных еврейских желудков. Через минуту следом за официантами прибыл и сам Яша – в костюме, чисто выбритый, улыбающийся, а с ним режиссер Вольдемар с какой-то новой, незнакомой нам молодой женщиной.

Мы сели за стол и отдали дань всякой вкуснятине; были открыты бутылки с шампанским, коньяком и даже водкой, но лично я считаю потребление алкоголя излишним во время завтрака, хотя еда, надо признать – соответствовала: без крепких напитков ее попросту нельзя было одолеть. Какие-то салаты из помидоров и огурцов (и все это, заметьте, в марте месяце!), ассорти рыбное и мясное, икра, и еще какие-то блюда, даже мне, работнику общепита незнакомые, но вкусные и нежные – паштеты фирменные натуральные из птицы ресторанского производства, мясо в горшочках и т. д. Этот завтрак нам обошелся в 300 рублей – Яша мне позже об этом по секрету поведал.

Во время завтрака я с интересом разглядывал новую спутницу Вольдемара – Нелли: это была сексапильная – пухлые губки чуть подвывернуты наружу, – хорошо сложенная и броская внешне, обладающая к тому же довольно крупным бюстом темная шатенка. Несколько вульгарный макияж выдавал в ней представительницу известной всем древнейшей профессии, и вид у нее, надо признать, был даже чересчур сексуальный, – от нее, как мне показалось, просто пахло сексом, о чем я не замедлил сообщить Вольдемару.

– Не разглядывай ты ее так, – хохотнул он, когда мы с ним вышли покурить в коридор. – Хочешь, поменяемся, ты мне – Катерину, – на одну ночь, я тебе Нелю – хоть навсегда?

– Я тебе честно признаюсь, она на меня так действует, что я не могу оторвать от нее глаз. (Я не сказал ему, что порой так же притягательно на нас действует уродство человека, заставляя вновь и вновь на него смотреть, да еще и вслед оборачиваться). – Но, увы, лично я маршала на потрепанного солдата сексуального фронта не меняю, – пошутил я.

– Э-э, не скажите, товарищ, она хоть и проститутка, да не простая, ее дядя сидит там, – Вольдемар указал пальцем куда-то вверх, – заведует общим отделом ЦК.

– Так что же она… – вырвалось у меня, – …дядю своего позорит?

– Да она не столько ради денег этим занимается, сколько ради искусства – любит она это дело, – Вольдемар рассмеявшись изобразил руками недостойный жест. – Впрочем, я пошутил, можешь с ней просто договориться, ее цена для своих полтинник за ночь, могу записать телефончик.