Карающий ангел - Елена Ярошенко

Всегда нужно успеть уловить тот момент, когда становишься в тягость ближним, особенно если эти ближние представляют собой влюбленную пару. К тому же мне предстояло еще одно неприятное дело, сделать которое я предпочла бы в одиночестве, — я собиралась отправиться в Бутырский замок и добиться свидания с заключенным там Десницыным-младшим. Впрочем, теперь на свете остался только один Десницын…

Когда-то я со зла подумала, что если Варсонофий окажется за решеткой, то, движимая законами человеколюбия, я приду к нему на свидание с ситным калачиком. Прости меня, Господи, за это пророчество, я не думала тогда, что мои слова сбудутся столь буквально…

Как только пролетка извозчика, оставив позади нарядную Тверскую, миновала Триумфальную арку и понеслась по Тверской-Ямской в сторону заставы, окружающий городской пейзаж стал на глазах меняться — все меньше и меньше новых домов и богатых витрин было вокруг. Бутырский Камер-Коллежский вал с его старыми двухэтажными домишками и убогими лавками выглядел уже совсем уныло. И чем ближе мы подъезжали к тюремным воротам, тем мрачнее и мрачнее казался город. Словно и не было на свете ни роскошного Кузнецкого, ни пышной Тверской, ни уютного Арбата, ни чинной Пречистенки… Меня всегда удивляло, как много непохожих, разнохарактерных городов сгрудилось в кучу в границах Москвы. Разве Арбатские ворота и Бутырка могут сосуществовать в одной географической точке? Им следовало бы разбежаться в разные стороны по земному шару.

Однако и в этих населенных неведомыми бутырскими аборигенами местах мне сразу же встретилось знакомое лицо. Впрочем, это лицо попыталось меня демонстративно проигнорировать, ибо этим лицом оказалась миссис Десни, матушка братцев Десницыных. Видимо, она появилась здесь с целью проведать младшенького.

Не знаю, известно ли было любящей матери, что старшего сына уже нет на свете? Пожалуй, следует осторожно поговорить с ней о кончине Нафанаила. Надеюсь, она не испепелит меня взглядом на месте за мое участие в событиях, принявших столь трагический оборот…

— Здравствуйте, миссис Десни! — окликнула я ее. Страдалица-мать злобно зыркнула в мою сторону, ничего не отвечая. Одета в этот раз она была скромно, так сказать, сообразно обстоятельствам, если не считать двух-трех роз и нескольких вишенок на полях шляпы и кроваво-красной шали.

— Я пришла проведать Варсонофия, миссис Десни.

По моим соображениям, подобное заявление должно было смягчить сердце непреклонной дамы.

— Пришли полюбоваться на дело рук своих? Что ж, вы можете радоваться и гордиться собой! Талантливый юноша гниет в тюремной камере — вы ведь этого хотели? И это благодаря вам, вам! Наслаждайтесь победой! Засаживайте поэтов в тюрьмы, заковывайте в кандалы, принимайте все зависящие от вас меры, чтобы они никогда не выбрались из тесных клеток! Смейтесь, когда слышите их рыданья! Но помните, что узники могут за себя отомстить! И месть будет страшной!

Интересно, почему она говорит о поэтах во множественном числе? Все остальные жертвы, понесенные отечественной литературой, за исключением непризнанного гения Варсонофия, отнюдь не на моей совести! Впрочем, что взять с бедной женщины? Боюсь, у нее в голове все помутилось от горя…

— Сударыня, — тихо ответила я. — Я намерена добиться свидания с вашим сыном.

— Но это совершенно невозможно! К нему не допустили даже меня, его мать! В Великобритании я бы знала, к кому пойти, как хлопотать, там меня поддержали бы друзья, а здесь, в этой варварской России, я совершенно потерялась…

— Успокойтесь, дорогая миссис Десни! Не знаю, как в Великобритании, а у нас все хлопоты сводятся в основном к денежной благодарности, вовремя переданной должностному лицу. Все, что нельзя, у нас обычно немножко можно в порядке исключения, если не скупиться на благодарность. Миссис Десни, может быть, вы позволите мне называть вас по имени-отчеству? Мне кажется, так будет проще…

— Я не уверена, но если у вас есть такое желание… Можете называть меня Диаклетиада Амфилохиевна. Не знаю, что для вас проще, вы женщина нестандартных взглядов и убеждений…

— Да, пожалуй, все-таки проще — миссис Десни. Теперь я понимаю, что имена ваших сыновей в традициях семьи.

— Не будем отвлекаться на посторонние темы в горький час, когда Соня заключен в узилище. Вы хотели пробиться на свидание к моему мальчику…

Свидание с Варсонофием оказалось действительно делом вполне заурядным по своей доступности, правда, потребовало больших материальных затрат.

Служащие Бутырской тюрьмы нисколько не удивились, что некая дама желает свидания с заключенным (ситуация носила в их глазах тривиальный характер), но намекнули, что охотно приняли бы от меня определенную сумму «благотворительных пожертвований».

Я быстро сообразила, что они признают единственный вид благотворительности — заботу о служащих Бутырской тюрьмы, и внесла свою лепту в их благосостояние, после чего заключенный Десницын был препровожден в комнату для свиданий, где мне позволено было с ним переговорить. Позже мать заключенного поэта должна была сменить меня и тоже вдоволь пообщаться с сыном.

Может быть, мне следовало бы пропустить неутешную мать вперед, но я хотела расспросить поэта до того, как любящая маменька обработает его неустойчивую психику.

Варсонофий казался бледнее обычного, но в целом выглядел совсем неплохо. Его голубенькие глазки приобрели трагическую выразительность, а слегка запавшие щеки добавили облику поэта нужный романтический колорит.

Увидев меня, Соня откинул голову и принял позу, напоминающую об известном портрете лорда Байрона, хотя чисто внешнего сходства между мятежным лордом и нашим рифмоплетом не наблюдалось. В голосе Сони прибавились новые модуляции, говорящие о мужественно переносимых страданиях.

— Здравствуйте, Елена Сергеевна! Очень мило с вашей стороны, что пришли проведать меня в сырых казематах…

— Надеюсь, у вас здесь много времени для творчества, и ваш талант, попав на благодатную почву сильных эмоций, заиграет новыми гранями. Многие поэты, оказавшись в тюремных стенах, дарили миру шедевры. Вспомните хотя бы «Балладу Редингской тюрьмы» Уайльда…

— Неуместные параллели! Впрочем, это вполне в вашем духе, госпожа Ростовцева, превращать и без того жалкого, несчастного, обиженного человека в мишень для издевок. Кстати, я действительно тружусь тут над новой поэмой «Узник», основанной на фактах моей биографии… Никогда еще я не творил с таким душевным подъемом!

— Вашу поэму, несомненно, ждет успех! Но о творческих изысканиях мы побеседуем позже. Давайте поговорим о серьезных вещах, Варсонофий.

— Мое творчество — очень серьезное дело! Во всяком случае, для меня нет ничего серьезнее! Хотя свободолюбивые изыски моей поэзии не всем близки…

— Понимаю. Но я пришла поговорить о другом. Хотелось бы узнать о вашей истинной роли в цепи преступлений, связанных с наследством старой графини Терской.

— Господи, Елена Сергеевна, никакой роли в преступлениях у меня не было, клянусь вам! Я даже почти ни о чем не знал…

— Почти? А не вы ли устроили покушение на нас с Марией Антоновной, выведя из строя тормоз в ее авто?

— Покушение? Я? Елена Сергеевна, дорогая, вы воспринимаете мою личность слишком поверхностно!

— Варсонофий, не льстите себе насчет собственных глубин!

— Господи, вы считаете меня исчадьем ада? Неужели вы полагаете, что я способен вывести из строя какую-нибудь сложную технику типа автомобиля? То есть я способен, конечно, но только если случайно сломаю ее по своему полному невежеству в технических вопросах… Я стараюсь и не прикасаться ни к чему механическому. А сознательно вывести что-то из строя, простите великодушно, не могу, просто не представляю себе, как эти устройства действуют и что именно нужно сделать для их поломки…

В этом он, пожалуй, прав. Хотя я не уверена, что некомпетентность в технических вопросах может служить в качестве алиби.

— Но вы ведь не случайно вдруг возникли в Слепухине, свели знакомство с Марией Терской и стали крутиться возле ее дома?

— Я бы сказал — не совсем случайно, но без всякой задней мысли…