Век перевода. Выпуск первый (2005) - Евгений Витковский

МАРШ МЕРТВЫХ

Вот конец войне жестокой — как победы сладок миг!Мы сквозь слезы победителей встречали.В пурпур улицы оделись, наш триумф был так велик!Гром литавров — и не место для печали.Крыши скрыты морем флагов, блеск мундиров и наград,Колокольный звон гремел под облаками.Шли солдаты Королевы на торжественный парад,Мы гордились победившими войсками.

Вдруг стемнело, тень упала — так зловеща и мрачна,Вмиг колокола затихли, смолкло эхо.И как тряпки сникли флаги, их накрыла пелена,Молча ждали — людям стало не до смеха.Небо всё темнело, ветер гнал обрывки серых туч,Сердце сжал нам страх, и глас раздался рядом:«Пусть оденут город в траур, будет флагов цвет гнетущ,Войско Мертвых к нам сюда идет парадом».

Он всё ближе, ближе, ближе, тот ужасный, жалкий строй —Память прежней грозной воинской гордыни.В шрамах трупы: кровь и струпы, а из ран сочится гной,Взгляд пустой пропитан горечью полыни.Пена на губах иссохших, в муке изогнулась бровь!Так шагали полусгнившие колонны:Ноги хрупки, рук обрубки, всё смешалось — грязь и кровь,Долетают заунывной песни стоны!

«Мертвых бросили средь вельда, но мы, вражеский окопВ этот день оставив, прошагали мили.Под Магерсфонтейном пали, в Коленсо, у Спион-Коп,Ваш триумф ценою крови оплатили.Вы должны нам, а в награду — лишь могила наш удел?Получить свой долг мы к вам пришли в надежде.Славьте нас теперь за муки, боль и доблесть ратных дел,Как не чествовали никого вы прежде».

Лица в страхе леденели, к нёбу прилипал язык,И мутился ум, таким речам внимая.С ужасом взирали люди на погибших горемык,И захлестывала нас тоска немая!Как оболган их приходом самый первый мирный день!губ кривых оскал и в трупных пятнах лица.За шеренгами шеренги всё тянулись, словно тень.Вдруг я понял — мне кошмар весь этот снится.

В пурпур улицы оделись, наш триумф был так велик!Между крышами и небом флаги рдели.Город словно обезумел; точно мальчик, пел старик:В небе радостно колокола гудели.Свет, веселье, но порою всё ж мелькнет в глазах тоска.И когда живого чествуем героя, —Милосердный Бог, пусть помнят все грядущие векаМарш бойцов, что не вернулись с поля боя.

СМЕРТЬ И ЖИЗНЬ

На кладбище в любви слилисьМы с Мэй во тьме кромешнойИ на могиле предалисьУтехам страсти грешной.Женитьбы нашей близок час —Бранить нас нет причины…Запретный слаще нам экстаз,Чем брачные перины.

Средь страстных вздохов и утех,Прильнув к губам губами,Не мог не думать я о тех,Кто мирно спит под нами.Бедняги! Долг вас чтить велит,Нам ваша милость — в радость.Надеемся, не возмутитВас, мертвых, жизни сладость.

Когда уйду я в мир иной,В могилу землю бросят.Пусть часто клятвы надо мнойВлюбленные приносят.Обет услышав, я сердитНа них не буду, верно:Любовь жизнь новую родит —Я рад тому безмерно.

ЭЛЬДОРАДО

Я врыл палатку под соснойНа травяном холме,В рудник вгрызался в летний зной,Отчаялся к зиме.Мне снился прочный капиталИ самородки в ряд;Увы, под носом клад лежал,Как люди говорят.

Решив, что дело мне во вред,Я клял мечту свою.Решив, что золотишко — бред,Всё бросил — и адью.На холм тот швед пришел потомИ ковырнул киркой:Нашел богатство под кустом, —Нрав у судьбы такой.

От тех богатств хранит нас Бог,Что голову кружат.Он закутил, он занемогИ провалился в ад.Вожу, немного потужив,Я грузовик с мукой.Швед помер, я покуда жив, —Нрав у судьбы такой.

ОБЫЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Коль случай нас с тобой сведет,Уверен, что меняНе примешь точно ты в расчет,Пройдешь как мимо пня.В лицо не взглянешь никогда —Нет дела до калек,Ведь я — безликий, как орда, —Обычный человек.

Не ты ль работаешь, как вол,И спишь с женой потом,Чтоб для детей накрыт был столИ был уютным дом?В тебе всё те же есть черты —Всего лишь имярек…Сдается, парень, что и ты —Обычный человек.

Нас не представят к орденам,Работа — наш кумир.Но парни, что подобны нам,Вращают этот мир.Надежный курс даем судьбой,И с нами Бог навек.Прочь шляпу — Сила пред тобой:ОБЫЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Майя Цесарская{37}

АТТИЛА ЙОЖЕФ (1905–1937)

ОДА

Сел у скалы, на слепящем сколе.Юным, южным,чуть повеяло летним ветром,будто добрым ужином.Приучаю сердце — наверно,не так уж трудно —к тишине; приманиваю мотивнепрошедшего, уронивголову, руку.

Вглядываюсь в гриву гор,и каждый лист, скол,блик — отсветом твоих скул.Вижу, на целом светени души; тропка, ветерюбку твою вздул.

Вижу, как в путанице ломкихтонких веток выбился локон,как дрогнули груди, мягко-мягко,и снова, снова всё сначала,и Синва-речка по камешкам,круглым, белым зажурчаласмехом на зубах русалочьих.

Люблю, о, до чего люблю ятебя, сумевшую звучатьзаставить лгущую впустуюсердца глубинную печальи твердь земную.Тебя, что в тишь самим собой взбешеннымпотоком прочь от меня бежишь, а яреву и рвусь с вершин своих по склонам,вблизи тебя, такой далекой, бьюоб землю и об небо, как люблютебя, родная мачеха моя!

Люблю тебя, как ребенок маму,как глубь свою молчаливые ямы,как любят свет безлюдные храмы,как огонь — душа и как покой — тело!Люблю, как смертные жизни рады,любят, покуда не отлетела.

Каждое движенье, улыбку, слововбираю, как земля упавший предмет.Как кислотой в металл, в основудуши втравливаю снова и сновавсе изгибы очертанья родного,и нет в ней сущего, где тебя нет.Минуты со стрекотом мчатся, минуют,а ты в ушах притаилась немо,одна звезда сменяет другую,а ты в глазах стоишь и застишь небо.Стынет во рту, как в пещере тишь,вкус твой, чуть-чуть вея,а на чашке рука белеет,и видно жилки-трещинки,пока глядишь.

Что же тогда за материя сам я,раз взгляд твой резцом ее формует?Какая душа, какое пламя,неописуемое словамичудо, раз, сквозь ничто-туман бросаясь,по склонам плоти твоей брожу я?

Раз, как глагол в просветленный разум,в тайны твои проникаю разом!..

Где крови кругами, в немолчной дрожикуст розы вновь и вновьтрепещет, чтоб на нежной кожещеки твоей распуститься в любовь,плоду ее колыбель готовя.Где желудка почва простаячутко сплетает и расплетаетнити и узелки по краю,соков узорами растекаясь,корни и крону легких питая,чтоб гимн себе своими устамишептала листва густая.

Где радостно по туннелям вечнымпреображается и хлопочетжизнь-материя трактом кишечным,шлаки купая в гейзерах почек!Где холмы вздымаются сами,

звезды вздрагивают и угасаютгде шахты к небу провалы щерятнесчетные копошатся зверимошкараи ветра,где жестокость беспечна, добра,солнце светит кромешной мгле,не познавшей себя земле,вечности до утра.

Спекшимися от крикасгустками кровислово за словомпадает пред тобою.Суть — заика,лишь закону не прекословит.Всё. Поздно: потроха, что заново ихдень ото дня выдыхают в стих,к немоте готовы.

И всё же, и всё же —к тебе, в миллионах отысканной,взывают еще, к единственной:о живое ложе,зыбка, могила, мира дороже,прими такого!..

(Светает; о, как высока высь!Тьма света — не пережечь его.Как больно глазам, куда ни ткнись.Видать, погиб, делать нечего.Всё. Откуда-то сверху сердцебьет, мечется.)

(Мчится поезд, ворожит на ходу:может, я тебя сегодня найду,может, схлынет разом краска с лица,может, кликнешь тихонько с крыльца:

Я воды согрела, полью тебе!На, утрись скорей, вот рушник тебе!Сядь, поешь, я мяса сварила!Ляг, я нам вдвоем постелила!)

ДЕЖЕ КОСТОЛАНИ (1885–1936)