Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева - Данила Зайцев

– Всё, всё наше пропало.

Приходим, рассказывам, что попались, Степан засобирались обратно в Аргентину, Илья отдал последни деньги, оставалось семнадцать тысяч долларов. Я решил: всё равно останусь. Загрузились и ушли. Я там захворал малярияй, всё хуже и хуже, то трясёт, то жар, то холод, понос, всё горит, кал как смола чёрна и горя́ча. Через четыре сутки приходит Илья, видит, что я совсем слёг, побежал обратно, поехал в больницу, принёс таблеток и сразу восемь таблеток выпоил мне, на другой день шесть – одне буры, одне белы, на третяй четыре, на четвёртый две, и так пошло по две. Мне стало лучше, за неделю стал на ноги и стал спрашивать у Илье:

– А теперь что будем делать?

– Болезнь тебе послана, чтобы ты попустился[197], потому что ето место мы потеряли. А теперь толькя одно – в Россию, на Дубче́с в монастырь, и каждый по себе.

– А малы дети?

– Покамесь будете жить где-нибудь возле монастыря. Когда дети подрастут, тогда вас примут.

– А вы?

– Мы с вами.

Я поправился и пошёл домой утром рано. Урожай уже спел, бакча тоже, вечером уже тёмно едва пришёл, уже падал, шёл простой, но обессилел. Пришёл домой, а тут уже ходют по гостям, всё продают, собираются уезжать. Стал говорить Степану:

– Вы что, совсем обалдели?

Степан мне прямо сказал:

– Илья нас всех обманул, и всё он врёт.

Мне стало жутко: я сто процентов верю, что ето правды, а Степан так повернул! Он мне говорит:

– Рассмотрись хороше́нь, и сам поймёшь.

– Степан, всё обдумай с начину, про каждый день и каждый шаг!

– Я уже думаю два месяца, теперь ты подумай.

– Да как думать! Сколь он говорил – всё исполнилось.

– Данила, ты как хошь, но ето не от Бога, толькя может быть от беса.

– Вы все сдурели! Степан, мне ничего не надо. Что нам досталось: оружие, бензопила, инструмент, зерно, посуду, – всё, всё возми, мне ничего не надо.

– А ты как?

– Я на Бога надеюсь.

Степан согласился, мне даже шкуру продрало: сколь добра сделал, сколь милостины подал, и всё забыл, и всё обратно принял. Как нам было сказано, так всё и исполнилось. У Илье спрашиваю:

– А теперь что будем делать?

– Ананий сказал: «За такоя Степаново преступление отвернитесь от него».

– Но Илья, так нельзя.

– Мне приказано, и я должен так поступить.

– А мы?

– Мы со дня́ поедем в Ла-Пас, Ананий нам поможет, в Ла-Пасе откроем училище по вышивкам, у нас хорошо пойдёт, оформимся и уедем в Россию.

Я говорю:

– Всё, что нам досталось, мы всё Степану вернули.

– Ето неправильно, вы давно всё отмолили. Но пушай, ему надо – пускай берёт, но своё не отдам. – Андриян тоже сказал: не отдам, Андроник, Кипирьян также.

– Ну как хочете.

Кипирьян не захотел с мамой ехать, Степан остались всё продавать, а мы уехали в Ла-Пас.

8

Приезжаем в Сан-Буено, заехали к Ортенсии, она увидела и ахнула:

– Что с тобой получилось, дон Даниель, так высох!

– Да болел, малярию поймал.

Да, ето правда, я высох, как палочкя. В пути Илья продал оружию, и на ето уехали в Ла-Пас.

Приезжам в Ла-Пас, Илья сразу нашёл шикарный двухъетажный дом, за пятьсот долларов в месяц, в богатой зоне, я увидел такой дом и говорю:

– Зачем такой дом?

Он отвечает:

– Здесь в Ла-Пасе будем знаться с большими людями.

– А зачем?

– Хошь, чтобы было хорошо, так надо поступить.

– Дак всё ето грех.

– Ето временно, и мы доложны так поступить.

– Ну, раз так, пускай так, творись воля Божья.

Пошли набрали ниток оптом, матерьи, пяльчиков[198], станочек иголочки фабриковать, дома стали все готовить матерьялу для вышивок. Мы с Ильёй пошли в самым центре арендовали контору небольшую, дома выбрали са́мы наилучшия вышивки, и он послал меня в телевидерную компанию государственною, канал четвёртый, вечером на программу «Рукоделие», и сказал: «Веди таку же программу, как вёл в Чили». Я пошёл в четвёртый канал в пятницу вечером, программа ишо не началась, я объяснил, что учим бесплатно вышивать, русскую технику, и декорировать дома. На етой программе нас очень хорошо приняли, я выступил, объяснил публике, указал адрес, показал вышивки, поблагодарил и добавил: «Желаем вам успехов и ждём вас».

На другой день открыли контору, народ повалил битком, в конторе были Илья, Таня и я. Я публике объяснял:

– Организуйтесь, делайте группы, найдите помещение, и мы вас придём учить будем, учим бесплатно, а матерьял весь у нас есть.

– А что стоит матерьял?

– А смотря что будете брать, но стоимость приблизительно будет от пяти до пятнадцати долларов. Но просим вас, берите само дешёво, когда научитесь хорошо вышивать, тогда будете брать дороже.

Всем ето понравилось, что ихний карман берегут.

– А в каки́ дни будете учить и сколь время?

– Раз в неделю и четыре часа за сексыю[199], а учить будем от понедельника до субботы, в воскресенье выходной.

Все закричали:

– Нас первых, нас первых!

Я поднял руку:

– Успокойтесь, всем хватит, нас три профессора, вот вам телефон, хто первый организует, тех и будем учить.

И так селый день повторялось. Вечером приезжаем домой, я говорю:

– Ето что удивительно, столь народу.

Илья говорит:

– С каждым днём будет больше, не будут успевать приготовлять матерьял.

И решили так: я буду всё организавывать, вести договоры, выступать в телевидере и учить, Илья в конторе с Татьяной, Андриян учить. Ежлив не будет хватать профессоров, Илья будет помогать, Алексей как за главного, приготовлять матерьялы Андроник, Кипирьян помогать Алексею, Софоний с Никитой нитки мотать, жёны и Елена рисунки составлять и рисовать. В понедельник пошли звонки, я поехал организавывать, где и как учить. После полдён прихожу в контору, по́лно народу, пришлось снова объяснять. И так пошло. Стали учить, где не успевали – Илья помогал, по пятницам выступал в телевидере, дома еле-еле успевали, дело пошло хорошо.

Однажды Илья мне говорит:

– Степан в дороге, едет суда, но в наш дом он не имеет права заехать, ему запрещёно с нами общаться.

– Но Илья, так нельзя, он на ето весь капитал положил, не пожалел.

– Но всё переступил.

– Но все мы падам и стаём.

– Мне уже Ананий сказал: «Что так слабо поступаешь? Надо построже».

– Но ты сам подумай: человек жил куда лучше, привели его в нищету, а теперь отвёртываться, что ли?

– Ему было всё говорёно, он знал, божился – и всё переступил.

– А как теперь?

– Позвонит, встретишь, поможешь и отправишь.

Степан приехал, позвонил, я его встретил, рассказал, что Илья не разрешат ехать к нам. Он заплакал, я тоже с нём, увёл его в отель, оформил ему бумаги за груз у аргентинского консула и отправил обратно. Оне ишо не всё продали, Степан очень обиделся, мне его было жалко.

Я стал замечать за Ильёй непорядки: деньги не берегёт, хватат чё попало. Я решил его испытать. Думаю, буду ему угождать, поддакивать, на всё соглашаться, а сам нашну капканьи ставить, посмотрю, насколь ему Ананий пророчит.

И дело пошло. Первое дело – сводил его в ресторан, всё прошло хорошо. Ага, а ну-ка дальше. Он берёт чё попало, я поддакиваю, он что-то на мать сказал, я Марфе прикрикнул, за него заступился – всё хорошо. Смотрю, Устина с каждым днём боле и боле стала хозяйничать, стала свекрухе приказывать, командовать, покрикивать, Илья всё заодно. Марфа стала плакать, обижаться, Алексей, Танькя, Ленка напряглись, деняг не стало хватать. Я по-прежняму ему поддакиваю, он стал пьяный приходить. Дак вон в чём дело… Я задумался, запереживал. А как сделать, чтобы он сам упал в яму? Ну, ишо подожду, всё равно выпадет случай.

Нашему Ларьке уже три года, но он бойку́шшой! Как-то раз Устина на его рассердилась и замкнула его в комнату и набила, а он у нас боязливый, его замкнули, а он напугался и орал во весь голос, и Устина Марфе не разрешила его открыть. Все ето видели. Вечером я прихожу, Марфа в слёзы и говорит:

– Данила, я уже не могу терпеть, чё хочут, то и строют. – Всё рассказала.

Ларькя икат, слова не может выговорить, мне тако́ зло взяло, подхожу к Устине и говорю:

– Ишо Ларькю заденешь, будет тебе! Народи своих да и бей сколь хошь.

Потом Марфе отдельно:

– Марфа, хочу с тобой поговорить.

Ушли в комнату, я ей говорю:

– Марфа, слушай, давай тихо́нькя разберёмся. Ты что замечашь за Ильёй?

– Да, давно замечаю, ма́монькя со Степаном давно поняли, толькя ты не можешь понять.

– А чё молчите?

– Да ты так уверился, толькя молишься да постишься, и он так делал, чтобы ты не понял.

– Слушай, я ему готовлю ловушку, толькя прошу одно: виду не показывай. Когда скажу, что делать, будь всё заодно.

– Хорошо-хорошо.

Приходит воскресенье, я тайно привёз две бутылки водки, оне все уехали в парк, я выташшил водку, налию́ себе и Марфе. Она:

– Ты сдурел?

– Нет. Хочешь всё увидеть, пей и смелости набирай, и будь заодно.

Мы стали выпивать, всё поминать и все заметки рассказывать друг другу, наплакались. Ну, что Бог даст. Илья Андрияну сказал: