Горький вкус времени - Айрис Джоансен

– Я не была уверена, что смогу оставить ее, даже зная, что так надо. Думаете, мне было легко вернуться сюда? У меня никогда никого не было, кроме Катрин, и я не хотела ему верить.

– Я вижу, мне придется кое-что обсудить с Эчеле, – мрачно заявил Жан-Марк, кладя перо на подставку. – Полагаю, он привез вас назад от поста?

Жюльетта покачала головой.

– Франсуа не знает, что я не поехала с ними. Я велела экипажу остановиться на улице до поста. Я вышла и следила, пока они не пропустили Катрин, а потом пошла назад. Франсуа разговаривал с охранниками, а в экипаж он так и не заглянул.

– И как же вам удалось сюда добраться?

– Пешком. Я знала, вы рассердитесь, и хотела, чтобы экипаж был уже достаточно далеко. Вы ведь разозлились?

– Еще как.

– Стало быть, я была права, что…

– Вы не правы, – ледяным тоном перебил Жан-Марк. – Вы поступили неосмотрительно, глупо и легкомысленно. Какого дьявола тогда мы так старались не выпускать вас на парижские улицы! Что, если бы вас узнали…

– Я была осторожна. На мне была шляпка, и я шла, опустив голову. Я даже не спрашивала дорогу, когда заблудилась.

– Проклятие, да это чудо, что вас не схватили и не бросили в тюрьму! Вы хотя бы представляете себе, как теперь мы сможем вас вывезти из Парижа?

– Я не собираюсь пока уезжать. По крайней мере сию минуту. Вы думаете, я расстроила Катрин и прошла пешком через полгорода для того, чтобы смиренно последовать за ними в Вазаро?

– И каковы же ваши намерения? Жюльетта настороженно посмотрела на него.

– По-моему, нам лучше обсудить это после ужина.

– Нет, сейчас.

– Я голодна, – сказала девушка. – Я устала, и у меня болят ноги. Я собираюсь вымыться и поесть, а потом мы поговорим. – Она круто развернулась на каблуках. – Скажите Мари, чтобы приготовила ужин.

– Жюльетта, я подожду, пока вы соизволите поговорить со мной, но в этом доме вы приказываете мне в последний раз.

Щеки Жюльетты порозовели. Жан-Марк был поражен выражением отчаяния на ее лице.

11

– Теперь, надеюсь, мы можем поговорить? – спросил Жан-Марк безупречно вежливо, положив салфетку рядом с тарелкой и откинувшись на спинку стула.

Жюльетта неохотно отложила ложку.

– Вы плохо ели. Вы уверены, что не хотите еще лимонного десерта?

– Я хочу знать, почему вы не в экипаже? Три дня назад вы волновались за Катрин до беспамятства, а сегодня бросаете ее.

– Я ее не бросала. – Слова Жан-Марка задели Жюльетту. – Я уже ответила вам, почему ей какое-то время будет лучше обойтись без меня. Через несколько месяцев я приеду к ней в Вазаро и останусь до рождения ребенка.

– А что, если она поймет свое положение прежде, чем вы решите осчастливить Вазаро своим присутствием?

Жюльетту охватила паника, и с минуту она не могла вымолвить ни слова.

– Может, я ошибаюсь, и у нее не будет ребенка. У меня не было полной уверенности.

Жан-Марк молчал.

– Если и так, то ей придется справиться с этим. У нее есть Вазаро и Филипп. Сразу по приезде он пошлет за своей матерью. Нельзя же думать, что я останусь с ней вечно. Ей ведь придется посмотреть в глаза тому, что произошло, не так ли? Она сильнее, чем мы думаем. Видели бы вы, какая она сегодня утром была оживленная, когда Франсуа привез ее…

– Жюльетта! – прервал ее торопливый монолог голос Жан-Марка.

Лицо его расплывалось, и Жюльетта делала невероятное усилие, пытаясь справиться со слезами, застилавшими ей глаза.

Она прошептала:

– Я так боюсь, Жан-Марк. Что, если я ошиблась? Когда я сказала ей, что не еду, у Катрин был такой озадаченный вид. Я попыталась объяснить, но знаю, она не поняла.

– Мне и самому очень затруднительно все уяснить.

– Понимаете, я ведь считала, что она во мне нуждается.

– Так и есть.

– Разве? – Жюльетта покачала головой. – Поначалу да, но теперь я не могу остановиться и ограждаю ее от всего. Я слишком эгоистична.

– Эгоистичны?

– Мне ведь нравилось, что я для Катрин все. Мне было так приятно, что она нуждается во мне. – Жюльетта глубоко и судорожно вздохнула. – Я сегодня долго об этом думала и поняла, что Франсуа был прав: мое присутствие для нее вредно. Однако я не так легко расстаюсь с тем, что мне нужно. Я должна была разом обрубить все концы и отпустить Катрин одну. – Девушка сделала попытку улыбнуться. – Если я окажусь не права, Филипп тут же сообщит мне, и я найду способ сразу же к ней приехать.

– Могу ли я напомнить, что в буквальном смысле слова вы были здесь узницей почти шесть недель, прежде чем нам удалось что-то предпринять. Как же теперь вывезти вас из Парижа?

– Со мной не нужна и малая доля тех предосторожностей, какие понадобились для Катрин.

– Вот как? Как мог я забыть, что о вашем благополучии заботиться не приходится!

Жюльетта согласно кивнула.

– Так что, видите, мое присутствие здесь не так уж безрассудно, как вы думали. Я могу побыть здесь несколько месяцев, а когда Дюпре уедет из Парижа, Франсуа добудет мне бумаги…

– Нет.

– Но почему? Я же объяснила, почему для Катрин будет лучше, если я останусь здесь.

– Но не потрудились подумать обо мне. С какой стати мне укрывать врага революции? Каждую минуту, что вы проводите в моем доме, все, что я имею, находится в опасности. – Жан-Марк цинично усмехнулся. – И я сомневаюсь, что гильотина – это самый гуманный способ остаться без головы. По-моему, ей недостает некоего достоинства.

Жюльетте как-то не пришла на ум мысль о возможной опасности для Жан-Марка. А ее присутствие может стоить ему жизни. Это показалось ей невероятным.

– У вас много друзей в правительстве, не думаю, что это был бы для вас большой риск.

– Когда дом рушится, все разбегаются, чтобы не попасть под обломки. Однако никто не пытается подпереть его.

– Вы могли бы найти способ…

– Вам повезло, что вас еще не раскрыли. – Губы Жан-Марка сжались. – В особенности когда вы разгуливали по улицам Парижа средь бела дня.

– Я же сказала вам, почему пошла на этот риск.

– Я не считаю ваши доводы ни ясными, ни разумными. – Жан-Марк говорил жестко. – Проклятие, вы и слов-то таких не знаете!

– Я попытаюсь найти другое место, где жить. Может, Робера попросить…

– Нет! – Рука Жан-Марка стиснула ножку бокала. – Вы отправитесь в Вазаро, и как можно скорее.

Жюльетта встретилась через стол взглядом с Жан-Марком.

– Хорошо, признаю, что могу оказаться для вас опасной. Что можно сделать, чтобы риск того стоил? Жан-Марк смотрел на вино в своем бокале.

– Ничего.

– Должно же быть что-то, что вам нужно. Вы очень жадный.

– Благодарю вас.

– О, я одобряю этот грех. Все лучшие художники были жадными. Они брали от жизни и людей то, что хотели, и вкладывали в свою работу. И если учесть, сколько они дали взамен, то это самая возвышенная форма алчности.