Натуралист на Амазонке - Генри Бейтс

В сухих лесах Вила-Новы я впервые увидал гремучую змею. Однажды, возвращаясь домой по узкой тропе, я вдруг услыхал совсем рядом дробный стук. Поблизости стояла высокая пальма, крону которой отягощали паразитные растения, и я подумал было что это трещит дерево, которое вот-вот упадет. Но ветер на мгновение стих, я понял, что шум идет с земли. Я повернул голову в том направлении, и тут меня испугало нечто вроде всплеска: теперь лишь я увидел, что чуть ли не из-под моих ног ползет, тяжело скользя, большая змея. Земля всегда до того загромождена гниющими листьями и ветками, что обнаружить змей можно только тогда, когда они движутся. Жители Вила-Новы не поверили, что я видел в их окрестности гремучую змею; действительно, нет сведений о том, что она вообще встречается в лесах; ее местообитанием служат открытые кампу: там, близ Сантарена, я убил несколько гремучих змей. Во время второго моего посещения Вила-Новы я видел еще одну гремучую змею. У меня была тогда собачка по имени Диаманти, которая обыкновенно сопровождала меня на прогулках. Однажды она кинулась в чащу и сделала стойку перед большой змеей, голову которой я увидел над листвой. Бестолковая зверушка подошла совсем близко, и тогда змея слегка приподняла хвост и затрясла своей страшной трещоткой. Прошло немало времени, прежде чем мне удалось отвести собаку. Случай этот наряду с рассказанным выше свидетельствует о том, как медлит пресмыкающееся, прежде чем совершить роковой прыжок.

Много досаждали и в то же время забавляли меня грифы урубу. Португальцы называют их корву, т.е. воронами; цветом и общим видом они несколько походят на грачей, но гораздо крупнее. Кожа вокруг клюва и горла у них обнаженная, черная и морщинистая. К концу дождливого сезона они собираются в огромных количествах в селениях и от голода набрасываются на все, что попадется. Мой повар, пока стряпал обед, не мог ни на мгновенье покинуть открытую кухню сзади дома из-за их воровских наклонностей. Некоторые из них всегда вертелись вокруг, выжидая удобного случая, и стоило только оставить кухню без охраны, как отважные мародеры забирались туда и поднимали клювами крышки кастрюль, чтобы полакомиться содержимым. Деревенские мальчишки, притаившись в засаде, стреляют в них из лука, и грифы стали гак бояться этого оружия, что их нередко можно отогнать, подвесив лук к стропилам кухни. С наступлением сухого сезона полчища урубу следуют за рыболовами к озерам, где пожирают отбросы рыбного промысла. К февралю грифы возвращаются в селение, но в это время они не так прожорливы, как перед летними своими вылетами.

Насекомые Вила-Новы в значительной степени те же, что в Сантарене и на Тапажосе. Впрочем, в каждом отряде имеется здесь по нескольку видов, не встречающихся нигде в других местах по Амазонке, не считая еще нескольких форм, которые правильно рассматривать как местные разновидности (или расы) видов, встречающихся в Пара, на северном берегу Амазонки или еще где-либо в тропической части Америки. Перепончатокрылые были особенно многочисленны, как то всегда бывает в местностях с песчаной почвой. Собранные мной сведения об их привычках удобнее будет изложить в рассказе о тех же или сходных видах, встречающихся в упомянутыx выше областях. На широких лесных аллеях встречалось несколько видов Morpho. Один из них представлял собой форму, близко родственную Morpho hecuba, о котором я говорил, чтo он встречается в Обидусе. Форма Вила-Новы в достаточной мере отличается от hecuba, чтобы считать ее особым видом, и описана под названием М. ctsseis. Форма эта, очевидно всего лишь местная разновидность М. hecuba, а область распространения вида в целом ограничена барьером широкой Амазонки. Зрелище этих колоссальных бабочек, носящихся парами и тройками на громадной высоте в неподвижном воздухе тропического утра, совершенно великолепно. Крыльями они взмахивают лишь через долгие промежутки времени: я видел, как они пролетали весьма значительное расстояние без единого взмаха. Мышцы их крыльев и грудь, к которой эти мышцы прикреплены, очень слабы по сравнению с большой площадью и весом крыльев; но большой размах крыльев, без сомнения, помогает насекомым сохранять направление полета в воздухе. Morpho относятся к самым заметным из насекомых, населяющих леса тропической части Амазонки; широкие прогалины лесов Вила-Новы, по-видимому, особенно для них подходящие, потому что я заметил здесь шесть видов. Самые крупные экземпляры Morpho cisseis имеют 7,5 дюйма в размахе. Другой, более мелкий вид, поймать который мне не удалось, был бледного серебристо-голубого цвета; когда бабочка взмахивала крыльями на большой высоте, блестящая поверхность ее крыльев сверкала в солнечных лучах, как зеркало.

Покончим, однако, с нашим путешествием. Мы покинули Вила-Нову 4 декабря. 5-го под легким ветерком судно перешло на противоположный берег и прошло вход в Парана-Мирим-ду-Арку, т.е. «маленькой реки дуги»: так называется короткий рукав главного русла, имеющий дугообразную форму и вновь соединяющийся с Амазонкой несколько ниже Вила-Новы. 6-го, миновав большой остров в середине реки, мы добрались до места, где полоса отвесных глинистых обрывов, называемая Баррейрус-ди-Карарауку, слегка отклоняется от направления главного русла реки, как и в Обидусе. Немного ниже этих обрывов находилось несколько домов поселенцев; Пена оставался здесь десять дней, чтобы поторговать, и я хорошо воспользовался этой задержкой, значительно пополнив свои коллекции.

В первом доме справляли какой-то праздник. Из-за мелководья мы бросили якорь на некотором расстоянии от берега. Рано утром к нам подошли три лодки, груженные соленой рыбой, ламантиновым жиром, домашней птицей и бананами — продуктами, которые владельцы хотели обменять на различные предметы, необходимые для фесты (праздника).

Вскоре я вышел на берег. Главой дома был высокий, хорошо сложенный цивилизованный тапуйо Марселину; на мой взгляд, вместе с женой, худощавой и крепкой деятельной старой индианкой, обязанности хозяев дома они выполняли великолепно. Общество состояло из 50-60 индейцев и мамелуку; некоторые из них знали португальский язык, но в разговорах между собой они пользовались только языком тупи. Праздник был в честь зачатия божьей матери, и, когда люди на берегу узнали, что у Пены на борту есть изображение святой, более красивое, чем у них, они поехали в лодках, чтобы одолжить его; Марселину взял на себя попечение о статуэтке — он тщательно обернул ее красиво отороченным белым полотенцем. Когда изображение было доставлено на берег, устроили шествие от причала к дому, дали салют из пары дрянных ружей, и затем святую аккуратно уложили в семейный ораториу. Вечером, после того как спели литанию и гимн, все собрались на ужин вокруг большой циновки, разостланной на ровной площадке вроде террасы перед домом. Ужин состоял из большой вареной пираруку, которую специально убили острогой утром, тушеной и жареной черепахи, груд маниоковой крупы и бананов. Старая госпожа с двумя молодыми девушками выказывали величайшую расторопность, прислуживая гостям; Марселину важно стоял рядом, наблюдая за нуждами гостей и отдавая необходимые распоряжения жене. Покончив с едой, приступили к обильной выпивке, а вскоре вслед за тем перешли к танцам, на которые пригласили нас с Пеной. Напитком служил главным образом спирт, который здешний народ сам перегоняет из маниоковых лепешек. Танцы были все одного и того же рода, а именно различные варианты ландума — эротического танца, сходного с фанданго, который был некогда заимствован у португальцев. Танцевали под аккомпанемент двух гитар с проволочными струнами, на которых по очереди играли молодые люди. Все проходило довольно спокойно, принимая во внимание, сколько было выпито крепкого спиртного, и бал длился до зари следующего утра.