Натуралист на Амазонке - Генри Бейтс

Мы оставались у Серра-дус-Парентинс всю ночь. На следующий день рано утром над вершинами деревьев навис легкий туман, а лес огласился воплями обезьян ваиапу-саи. Я вышел на берег с ружьем, и, хотя передо мной промелькнула стая обезьян, раздобыть экземпляр мне не удалось. Они были небольшого роста и покрыты длинной шерстью однородного серого цвета. По-моему, это был Calillthrix aonacophtlus. Порода, которой сложен возвышенный хребет Парентинса, — тот же крупный сцементированный окислами железа конгломерат, о котором я не раз говорил, что онвстречается близ Пара и в других местах. Вокруг было рассеяно множество отдельных глыб. Лес был чрезвычайно пестрый, с дерева на дерево протянулись спутанные кольца деревянистых вьющихся растений. По камням и стволам деревьев расстилались ремни кактусов. Многочисленные разнообразные мелкие папоротники красивой формы, лишайники и грибы из рода Boletus превращали местность в настоящий музей тайнобрачных растений. Я нашел здесь два прелестных вида жуков-усачей и одного крупного кузнечика (Pterochroza), широкие передние крылья которого походили на лист растения: когда они были сложены, насекомое оказывалось совершенно замаскированным; задние его крылья были украшены яркими глазками.

Негр покинул нас и направился вверх по узкому протоку Парана-мирим-дуз-Рамус («маленькая река ветвей», т. е. имеющая много ответвлений) к своему дому, до которого было 130 миль. Мы продолжали наше путешествие и вечером добрались до Вила-Новы, разбросанной деревни, насчитывавшей около 70 домов, многие из коих вряд ли заслуживали этого названия, так как были всего-навсего сбитыми из земли хижинами, — крытыми пальмовым листом. Здесь пробыли четыре дня. Селение построено на скалистом берегу, сложенном таким же крупнозернистым конгломератом, как тот, о котором уже столь часто упоминалось. В некоторых местах на конгломерате покоился слой глины табатинга. Почва в окрестности песчаная, и лес, большая часть которого, по-видимому, выросла заново, перерезается широкими аллеями; на юге и на востоке аллеи заканчиваются на берегах прудов и озер, которые тянутся цепью в глубине местности. Как только мы стали на якорь, я вместе с Луку отправился исследовать окрестность. Мы прошли с милю по мергелистому берегу, который был покрыт густым ковром цветущих кустарников, оживлявшихся множеством разнообразных восхитительных маленьких бабочек, а затем вошли по сухому руслу в лес. На расстоянии фурлонга русло перешло в широкое спокойное озеро, — берега которого, одетые травой самого мягкого зеленого оттенка, с небольшим наклоном поднимались от края воды к лесу, плотной стеной окружавшему озеро. Оно изобиловало водяной птицей: белоснежные цапли, полосатые серые цапли и аисты различных видов стояли рядами вокруг воды. Небольшие стаи ара суетились на самых высоких ветвях деревьев. Длинноногие пиозоки (Perrajacana) шагали по водяным растениям на поверхности пруда, а в кустах на берегу множество канареек (Sycaltsbrasiliensis) зеленовато-желтого цвета распевали свои короткие и не слишком мелодичные песни. Не пройдя и нескольких шагов, мы неожиданно наткнулись на пару жабуру-молеке (Mycteriaamericana), крупных птиц четырех с половиной футов в высоту из семейства аистов: птицы эти взлетели и спугнули остальных, и потому из шумных стай, пролетевших у нас над головой, мне досталась только одна птица. Проходя к дальнему концу озера, я заметил, что на поверхности воды покоится много крупных круглых листьев с подвернутыми кверху краями; это были листья водяной лилии виктории. Листья только что начали распускаться (3 декабря), некоторые еще оставались под водой, самые же крупные из тех, что достигли поверхности, имели почти 3 фута в поперечнике. Мы обнаружили на берегу монтарию, а в ней гребок, и я позволил себе позаимствовать ее у неизвестного владельца; Луку повел лодку среди великолепных растений, я принялся искать цветы, но ничего не нашел. Впоследствии я узнал, что растение это. встречается почти во всех озерах окрестности. Туземцы называют его фурну-ду-пиозока, т.е. печью Perra jacana, — листья формой походят на печи, в которых пекут маниоковую крупу. Мы видели много орлов разных видов и более мелких дневных хищных птиц; одна из них, черная каракара-и (Milvagonudtcollis), сидела на верхушке высокого голого пня, испуская, как обычно, лицемерные жалобные крики. Индейцы считают появление-этого орла дурным предзнаменованием: он нередко сидит на верхушках деревьев по соседству с их хижинами, и тогда они говорят, что это — предупреждение о предстоящей смерти кого-нибудь из домочадцев. Иные говорят, что его жалобный крик предназначен для привлечения беззащитных птиц. Маленькая отважная мухоловка бен-ти-ви (Saurophagussulphuratus) собирается группами по четыре — по пять и смело нападает на орла, прогоняя его с ветки, на которой он способен сидеть часами. Я застрелил трех хищников разных видов; они, а также аист магуари, два прекрасных золотисто-зеленых жакамара (Galbulachalcocephala) и полдюжины листьев водяной лилии составили тяжелую ношу, которую мы потащили обратно к челну.

Через несколько лет после этого посещения, а именно в 1854-1855 гг., я провел восемь месяцев в Вила-Нове. Округ, главным городом которого она служит, очень обширен: он тянется миль на 40 по берегам реки, но не насчитывает и 4 тыс. жителей. Больше половины населения чистокровные индейцы, живущие в полуцивилизованном состоянии на берегах многочисленных протоков и озер. Главными продуктами здесь являются каучук, копайский бальзам (который собирается на берегах Мадейры и рек, впадающих в проток Канома) и соленая рыба, заготовляемая в сухой сезон. Продукты эти отправляют в Пара для обмена на европейские товары. Немногочисленные семьи индейцев и метисов, которые живут в городе, своими личными качествами и общественным положением много уступают тем, среди которых я жил близ Пара и Камета. Живут они в убогих, ветхих земляных лачугах; женщины разводят на небольших клочках земли маниок; мужчины проводят большую часть времени на рыбной ловле, излишек рыбы продают и с достойной лучшего применения регулярностью напиваются кашасой, приобретаемой на выручку. Во время этого второго посещения Вила-Новы я собрал в ее окрестностях обширную коллекцию произведений природы. Будет, пожалуй, достаточно нескольких замечаний о некоторых, более интересных из них. Леса совершенно отличны по общему своему характеру не только от лесов Пара, но и вообще от лесов влажных районов, где бы то ни было на Амазонке. Здесь наблюдалась такая же скудость крупнолистных банановых и марантовых растений, как и в Обидусе. Низменные лесные пространства игапо, перемежающиеся повсюду с более возвышенными районами, не производят роскошной растительности, как в области дельты Амазонки. Они затопляются на три-четыре месяца в году, и, когда вода отступает, почва, которой очень тонкий покров аллювиального отложения сообщает некоторое плодородие, остается обнаженной или же покрытой слоем сухих листьев до следующего паводка. Участки эти выглядят тогда бесплодными: стволы и нижние ветви деревьев покрываются густым сохнущим илом, их обезображивают округлые комки пресноводных губок, которым длинные роговые иглы и сероватая окраска придают сходство с ежами. Густые заросли жесткой, причиняющей порезы травы, называемой тиририка, — чуть ли не единственная свежая растительность в сухой сезон. Быть может, густая тень, долгий промежуток времени, в течение которого земля пребывает под водой, и чрезвычайно быстрое высыхание с уходом воды — все это следует отнести к причинам, приводящим к бесплодию здешних игапо. Местность более возвышенная и сухая имеет повсюду песчаную почву, и обочины широких троп, прорезанных во вновь выросших лесах, окаймляет высокая грубая трава. Места эти кишат карапату — отвратительными клещами, относящимися к роду Ixodes; они забираются на концы листьев травы и прицепляются к платью проходящих мимо людей. Клещи причиняют много неприятностей. У меня ежедневно уходил целый час на то, чтобы снять их с моего тела после дневной прогулки. Здесь есть два вида клещей; оба сильно уплощенной формы, имеют четыре пары ног, толстый короткий хоботок и роговой наружный покров. Они имеют обыкновение прицепляться к коже, погружая в нее свой хоботок, а затем сосать кровь, пока их плоские тела не раздуются в шар. Впрочем, весь процесс этот происходит очень медленно, и, чтобы насосаться до отказа, они тратят несколько дней. Клещи не причиняют ни боли, ни зуда, но, если снимать их недостаточно осторожно, можно вызвать серьезное воспаление, так как хоботок легко отламывается и остается в ранке. Чтобы заставить клеща отстать, обычно прибегают к табачному соку. Они не прицепляются крепко к коже ногами, хотя каждая нога их снабжена парой острых и тонких клешней, соединенных с концом конечности гибким стебельком. Взбираясь на верхушки тонких былинок травы или к кончикам листьев, они удерживаются при помощи одних только передних ног, а остальные три пары вытянуты, готовые уцепиться за любое животное, какое только пройдет мимо. Более мелкий из двух видов — желтоватого цвета; клещи этого вида встречаются, пожалуй, чаще и иногда нападают целыми полчищами. Насосавшись, клещ достигает размера крупной дробинки; другой вид, который, к счастью, действует в одиночку, раздувается до размера горошины.