Моя сумасшедшая - Андрей Климов

Юлия быстро шагнула к Майе, которая как будто стала еще меньше ростом, и обняла за плечи. Никто из троих не обратил на нее внимания. Все произошло в считанные секунды. Дмитрий побледнел, торопливо клюнул сестру в щеку, рассеянно кивнул и зашагал рядом с офицером с тремя кубиками в краповых петлицах. В шаге позади — еще двое.

Майя смотрела им вслед, непроизвольно шевеля губами. Юлия вспомнила дачный кабинет мужа, подслушанный разговор, и ее захлестнуло беспомощное отчаяние. Она снова поискала взглядом, но Балия на кладбище уже не было.

Вокруг мгновенно опустело. Иван Шуст уводил вдоль аллеи притихшую, трясущуюся Фросю. К нему присоединился молодой парень в серой косоворотке. У могилы Булавина, опираясь обеими руками на трость, стоял в одиночестве маленький горбун Иосиф Гаркуша в своем черном пиджаке, похожем на сюртук. В петлице неумело подогнанного к изломанной фигуре пиджака топорщилась мятая гвоздика.

Из оцепенения ее вывел тревожный голос Никиты Орлова:

— Что тут происходит? Все какие-то взбудораженные… Где Митька? Он же обещал дождаться! Мы с Тамарой отлучились к могиле Хорунжего, потом я ее проводил к воротам — спешила на службу, а тут…

— Вы можете помолчать минуту, Никита! И в самом деле, где же Майя? — испугалась Юлия. — Вы не видели ее только что?

— Нет.

— Тогда вот что: ступайте к выходу, догоните Майю и везите как можно скорее домой.

— А разве они с братом…

— Потом, потом, — она умоляюще взглянула на растерянного Орлова. — Я все объясню. Делайте, как я сказала!

— А вы? Вы заглянете к нам, Юлия Дмитриевна? Олеся нездорова и просила передать, если увижу, что хотела бы повидаться. Мы ведь скоро…

— Да, — кивнула Юлия. — Я знаю. Обязательно. Только немного позже…

Она проследила взглядом за торопливо шагающим Никитой, а когда повернулась, прямо перед ней стоял Гаркуша.

— Ох, простите ради бога, — Юлия невольно отшатнулась.

Гаркуша поднял длинное желтое лицо. До Юлии донесся неожиданно глубокий голос:

— А ведь мы с ним когда-то учились вместе… Даже жили в одной комнате… недолго, правда, всего одну голодную зиму…

— О ком вы говорите? — ей стало не по себе под его слезящимся, пристальным и одновременно умоляющим взглядом.

— Об Александре Игнатьевиче. — Гаркуша уронил несуразно большую голову, потыкал тростью в землю и снова уставился на Юлию. Черты высушенного недугом пергаментного лица горбуна вдруг показались ей удивительно тонкими. — Был еще третий, вы его знаете. Петя Хорунжий. Оба носились со мной, как с экспонатом из кунсткамеры. Не дали пропасть. Петр даже невесту мне нашел — он на такие штучки был спец. Лег в больницу с аппендицитом, увидел молоденькую сестричку, ну и наплел ей что было и чего не было. Иосиф Гаркуша, человек-легенда… Красавица, между прочим, вроде вас, Юлия Дмитриевна… Саша Булавин тут же влюбился по уши, но Наташа… — горбун издал каркающий смешок, — Наташа сама выбрала калеку. Мы с ней счастливо прожили целых пять лет, пока ваш нынешний супруг…

— Прошу вас, я не хочу ничего знать об этом!

— После того, что случилось, Саша с Петром буквально вынули меня из петли…

Она промолчала.

— Не позавидуешь вам, Юлия Дмитриевна, — вдруг произнес горбун, протягивая руку, похожую на высохшую ветку без коры. — Прощайте!

Юлия не смогла заставить себя ответить на рукопожатие. Кивнула, отвернулась и быстро пошла по безлюдной аллее. У кладбищенской конторы рядом с кучей ярко-оранжевого песка курили, собравшись в кружок, подвыпившие кладбищенские рабочие.

За воротами к ней бросился невесть откуда взявшийся Никита Орлов.

— Юлия Дмитриевна, Майя поехала домой и просила привезти вас к ней! Прямо сейчас.

— Я… я не смогу, — растерялась она. — Мне нужно срочно повидать… одного человека… и передать ему…

— Прошу вас… — Никита подхватил ее под руку. — Вы должны понять ее состояние. Если что-то неотложное — располагайте мной. Съезжу и передам. Согласны?

Под его напором Юлия заколебалась. Слишком больших сил стоили ей последние сутки.

Олеся встретила обоих на пороге квартиры Светличных и сразу же потащила Юлию в кухню. Там она отняла у нее погасшую папиросу и проговорила:

— Что ты мечешься? Присядь и передохни.

— Где Майя? — Юлия наконец остановилась. — Руки хочу вымыть. Я будто прокаженная.

— В комнате брата. Перебирает бумаги и книги. В любую минуту могут явиться с обыском.

— Сегодня не явятся. Дмитрию им предъявить нечего. И взяли его только потому, что жил под одной крышей с Юлиановым.

— Тебе что-нибудь известно?

— Нет. Вчера я ушла от Вячеслава Карловича…

Олеся взглянула исподлобья, но промолчала. В кухню шумно вторгся Никита:

— Я готов, Юлия Дмитриевна…

Вслед за ним она вышла в прихожую. Дважды повторила адрес и имя, потом добавила:

— Если он все еще в мастерской, передайте, что я скоро приеду. Пусть без меня ничего не предпринимает. Если заперто, никого нет — значит, все в порядке. Спасибо вам, Никита…

— Одна нога здесь, другая там! — он молодцевато расправил плечи. Улыбка оказалась совсем детская. Пожалуй, и не догадывается, во что она его втягивает.

Юлия закрыла за Никитой, вымыла руки и постучалась в комнату Мити. «Не заперто, входите!» — Светличная сидела на полу среди разбросанных вещей, сосредоточенно запихивая в плетеную кошелку какие-то бумаги.

— А, это ты… Где там Никита запропастился? — не поднимая глаз, спросила Майя. — Нужно немедленно весь этот хлам убрать из дома. А сжечь негде. Тут никакой крамолы, но мало ли что…

— Я послала его в мастерскую к Казимиру Валеру.

— Зачем? — Майя пристально взглянула на Юлию.

Юлия отвернулась.

— Хочешь, заберу все это и отвезу на дачу Дины Павловны? Там живут мать, отец, а теперь и я. Печка в исправности.

— Как твои?

— Папе лучше, а мама в панике. Из-за того, что… я рассталась с мужем.

— Вот как?.. Помоги мне подняться, Юля, что-то ноги не держат… Спасибо. А теперь ступай к Олесе. Я сама здесь приберу…

Она не задала ни одного вопроса.

Семью Светличных Юлия знала давно. Брат и сестра были детьми православного священника из глухого села на Черниговщине; Майя уехала учиться в столицу, через полгода и Дмитрия вытащила к себе. Вышла замуж за человека намного старше, партийного деятеля, детей у них не было, много работала, в конце двадцатых овдовела. Отца Юлии с ее покойным мужем связывала не только дружба: оба работали в секретариате Центральной Рады. Именно он познакомил Майю Светличную с Павлом Юлиановым.

— …Митю все равно не отпустят. — Олеся бросила в кастрюлю последнюю очищенную картофелину и взялась за консервную банку, липкую от смазки.

— Дай сюда, поранишься! — Юлия отобрала у нее консервный нож. — Нужно обернуть газетой… Странно все-таки человек устроен — как ни худо, есть все равно приходится. У меня даже голова кружится.

— Никита все мечтает меня откормить… — Олеся кивнула на консервную банку и придвинулась к столу. На ее похудевшем и обострившемся лице мелькнуло странное выражение. — Значит, ты все-таки бросила Балия? И тебе не страшно?

— Уже нет.

— И что теперь?

— Не знаю, Леся. Хорошо, если бы он обо мне забыл. Совсем. Но этого не будет, я уверена.

Олеся быстро взглянула на нее.

— Нужно надеяться. Что касается Мити… У Хорунжего в архиве сохранился небольшой рассказ. Несколько страниц. Представь: прошло лет тридцать, и в некий кооперативный писательский дом, — Олеся усмехнулась, — где обитает уже совсем другое поколение «творческих личностей», являются люди в форме. Ночь. Поднимаются на четвертый, стучат в дверь. Открывает насмерть перепуганный гражданин. Вы, говорят, такой-то? Тот, с облегчением: ни в коем разе, товарищи, ошибочка. Фамилии схожи, но разница в две буквы. Те носом в ордер, называют адрес — и тут неувязка: другой номер квартиры. Отправили одного этажом выше — проверить. «Нет там никого! — слышит гражданин. — Дверь ломать будем?» — «А хрен с ней, с дверью, — отвечает старший. — Берем этого. Разницы-то никакой, а план выполнять надо». Местами смешно…

Юлия не улыбнулась.

— Моя мать, — продолжала Олеся, — вчера нас с Никитой огорошила: она намерена ехать с нами. За Урал. И возвращаться сюда не собирается. Так буквально и заявила.

— Вот как? — Юлия отодвинула криво вспоротую банку с армейской тушенкой и стала вытирать испачканные смазкой пальцы. — А ее работа? И что будет с вашей квартирой?

— Именно в работе все дело. Она у нас идейная, вечно бурлит пролетарским задором, а тут сникла. Что-то ее испугало. Так перетрусила, что не обратила никакого внимания на известие о моей беременности. Но Никита ее жалеет.

— Он у тебя славный…