Охрана - Александр Торопцев

Касьминов «таких» в армии не знал! И более того – он запрещал себе знать «таких», вычислять «таких» и просто думать об этом. Ему было хорошо. И всем, кто служил с ним, было хорошо, комфортно. Приятно служить с людьми не взрывоопасными, нормальными.

– Хоть и неверующим я был всю свою сознательную жизнь, но вот уже три года молю Бога да добрым словом вспоминаю того человека. Без него мне бы директрису никак не уломать. Нет, в постель я бы ее одной левой уложил, если бы страдал по этому делу. Но получить от нее спортзал – да ты что! Это сейчас она со мной на «вы», как говорится. Тут, правда, и зятья свою роль сыграли. А три года назад, ха! Она даже не здоровалась со мной, представляешь! Еще бы! Такой склад для арабских шмоток и прочих товаров у нее отнял. Однажды, уже дочка у меня была на четвертом месяце, заявились ко мне в спортзал добры молодцы, речь повели, напугать хотели. Нашли кого пугать. Я с ними здесь же беседу вел, сауны еще не было. На ящиках сидели. Сначала вроде как по-людски говорили. Площадь им нужна была. Я вам, ребята, говорю, ничем помочь не могу. Ну и по простоте души своей о жизни нашей толкую, о свалке то есть, и о заброшенных пацанах. Один из них, трое их было, мне в открытую: «Ты нам, дядя, зубы не заговаривай. Нам нужно это помещение, и оно будет наше. Ты тут человек чужой. Не лезь в бутылку». И так дальше. Меня это слегка позабавило. Разговор вроде бы подошел к финишу. Но, видит бог, я этого не хотел, я им просто сказал, как в том фильме: «Ребятки, спортзал я вам не дам. Если хотите иной раз размяться, приходите. Я специально назначу для вас время, все поняли?» Самый здоровый из них, дутый шар в дубленке, с ящика поднялся и навалился на меня. А я его предупреждаю: «Парень, у тебя же пальто хорошее. Небось, двадцать моих пенсий стоит, не жалко?» Он остановился, о чем-то подумал, снял дубленку, сбросил ее на колени второму бугаю, ну а дальше ты сам можешь догадаться, что было. Через секунду он туда же, на колени к своему корешу, и прилетел. Не поверил, однако, что со мной лучше миром дело решать, опять рванулся, а с ним и второй, дурак, даже дубленку не снял. Ну что они мне, сам подумай. Вспомни, как я вас разбрасывал, как котят, на спор. Дурачье непутевое. У меня дед с Поддубным боролся. Проигрывал, конечно, но Великий Иван деда моего уважал. У нас фотографии имеются с его подписями. У старшего брата, как и положено. Да я и сам бы мог. Но, если честно, очень мне хотелось генералом стать. Не так уж и много в России было сибирских генералов, я имею в виду боевых, настоящих. Что ты на меня так смотришь? Да, хотелось. Я и раньше этого не скрывал, хотя и не афишировал. Из-за этого я и от спортроты отказался. Короче говоря, уложил я этих качков несчастных рядком, носом в пол, грязный еще между прочим. У одного придурка ТТ изъял и провел с ними политзанятие ровно на сорок пять минут, как и положено. Сказал им обо всем и сразу. Между прочим, о зяте ничего не сказал. Так что ты думаешь, они на следующий день ко мне с извинениями. А до этого, утром, директриса мне тир открыла, помнишь, раньше в школах, в подвалах, тиры устраивались. И сама – первая – поздоровалась со мной. Чудеса, думаю, да и только.

– И после этого у тебя с ними ничего? – Касьминову понравился рассказ бывшего однокурсника.

– Нормальные отношения.

– А «ТТ»?

– Я им пушку отдал. Зачем она мне? Что ты на меня смотришь? Стучать на них – не мое дело. Ты думаешь, я на луне живу? Нет. Этих пушек сейчас на руках наших соотечественников знаешь сколько? Знаешь-знаешь.

– Ты действительно отдал этим подонкам пистолет?

– Однако я их подонками не называл. Это, понимаешь, наши с тобой соотечественники. От безделья они все свихнулись, да куплей-продажей занялись, да другими делишками. От безделья они район да всю державу в свалку превратили. Хочешь, называй меня преступником, потому что я вернул им оружие. Зато поладили мы с ними. Корешами не стали, это уж слишком, но поладили. Между прочим, я сейчас бьюсь с властями, уговариваю их разрешить мне школу стрельбы открыть здесь, в тире.

– Да ты что? Зачем?

– Затем, чтобы наших пацанов не шлепали разные белые колготы, как на правительственной охоте. Чтобы каждый пацан призывного возраста мог стрелять хотя бы по третьему разряду. Между прочим, эти же кореша обеими руками «за»! И ты не думай, что, научившись стрелять, они будут шлепать нас с тобой и наших детей. Все будет как надо. Они хоть и отморозки, но наши, понимаешь? Они не безнадежны. Их можно отогреть. Дай им только дело. Мы с ними в тот же день второй раз беседовали здесь же. Нормальные парни. У одного старший брат в Афгане в первый год погиб, у другого – в Чечне. Эх, да я бы с такими пацанами горы бы свернул. Конечно, сначала их нужно отогреть да делом занять достойным…

Парная программа подходила к концу. Касьминов посвежел, хотя по родному дому да по жене ругучей тосковать не перестал. Рассказ Семенова показался ему фантастичным. Тем более фантастичным, что бывший старшина курсантской роты не слыл болтуном.

Когда они одевались, бывший подполковник вдруг изменил себе и сказал с грустью:

– Похорохориться мне захотелось перед тобой. Ты уж извини, что заговорил тебя. На самом деле, не так-то все у меня и хорошо. С местной братвой вроде бы все, как надо. Зять здесь не последний человек. И еще есть люди. В обиду меня не дадут. Но будет ли на этой свалке все, как надо – вот вопрос. Они же, нашито, как кавказцы и степняки, только силу уважают. Поняли, что меня так просто не возьмешь, увидели, как я шмаляю из двух рук, как бандюга какой-то, приехали ко мне домой с французским коньяком, с вискачем, стали уговаривать идти к одному боссу телохранителем. По трудовой, однако. Да-да! Тысячу баксов оклад плюс премиальные ежемесячные, квартальные, годовые. Все, короче говоря, как надо, как мой отец в спецсемлесхозе получал, только больше, конечно. Я бы согласился, что тут такого. Но, пойми, у меня же дети! Рота пацанов от десяти до двадцати. Как я их брошу, подумай! Ты завтра их увидишь, они же на меня, как на бога, прости Господи, смотрят. Отказался, короче. С другой стороны, я же не бог. Пацаны у меня мужиками становятся, а на улице их поджидают разные люди. Им и телохранители нужны и другое пушечное мясо. Жаль, понимаешь, они сильнее меня. У них перспектива, деньги, жизнь. Пацанам жить хочется по-человечески. Вот беда-то в чем.

Касьминов почувствовал в его голосе такую тоску, что ему вдруг стало жаль этого человека, в принципе, совсем ему чужого.

Около спортзала покорно стоял джип. Семенов пожал руку Виктору, допризывнику, которого он сделал перворазрядником по гиревому спорту и устроил в ПТУ охранником, сел в машину рядом с водителем зятя – тоже молодым парнем, но уже после армейского возраста, и опять они в дороге молчали.

Спать легли в три с четвертью. Проснулись в восемь. Через сорок минут под окнами уже стоял джип. В девять ноль-ноль в спортзале ПТУ Семенов начал тренировку, а Касьминов отправился на том же джипе в военный городок. Была приятная суббота. Лето. Навстречу, из Москвы, тянулись усталые машины.

Светлана встретила его, сокрушенно качая головой:

– Я вся изнервничалась! К кому ты поехал?!

– Я же тебе говорил, к сослуживцу. Как себя чувствует Николай?

– Вечером проснулся, обиделся. Ночью стонал, как ребенок. Пока спит. Я-то, дуреха, потом вспомнила. Это же бывший подполковник Семенов. О нем такое говорят. Он собрал в своем спортзале весь сброд. Ну и дружка ты себе завел.

– Да он нормальный человек. Не слушай никого. Человек важным делом занят, ребят тренирует.

– Мафиози он местный, – шепотом сказала Светлана. – Приехал черти откуда, квартиру в центре города купил, спортзал занял. Прямо гитлерюгенд какой-то организовал там. Мальчишки все по стойке смирно, рапортуют ему. Наш Иван походил к нему полгода и бросил.

– Ну и зря! – не сдержался Володя. – Он за три года несколько перворазрядников сделал, одного КМС и одного мастера спорта, пацаны его боготворят. Что ты такое говоришь?!

– Не знаю, что он тебе такого наговорил, но тому же Куханову не дали тренировать ребятишек, закрыли районную ДЮСШ. А этот в районе без году неделя, а такую деятельность развел. Темный он человек.

– Да он самый счастливый человек. Знаешь, как он о своих воспитанниках заботится!

– Как и любой мафиози о своих мафиозиках. Иди, руки мой, завтракать пора. Изволновалась я из-за вас, Касьминовых.

Проснулся Николай, покряхтел, вставая, одеваясь; грузно прошел с палочкой в ванную комнату.

– Володь, я с тобой в Москву поеду, надо мне. Там же машина, – сказал, кряхтя, садясь на стул.

Светлана половник в руки:

– А по башке не хочешь?! Стонал всю ночь, ходишь еле-еле, куда тебе в Москву?

– Надо с ребятами поговорить.

– Сегодня суббота, какие ребята?!

– Слесаря по субботам обычно работают.

– Не пущу. И не зли меня.

– Николай, рано тебе выезжать. Недельки две полежать надо. Я в контору заеду и со слесарями поговорю, не волнуйся.