Охрана - Александр Торопцев

– Ты это серьезно?

– А как ты думаешь?! Меня же тогда все обошли. Сижу, ядрена вошь, в своей конуре, встречаю делегации чуть ли не со всей страны, показываю, учу. Я майор, а они подполковники. Они кандидаты и доктора наук, а я майор. Целый год эта бодяга длилась, а может быть и больше, точно уж и не помню. И тут я затосковал. Горы надоели. По Европе соскучился, как медведь в зоопарке по лесной берлоге. Срываться стал.

– Поддавать, в смысле?

– Ну уж нет, дорогой! У нас в роду алкашей не было, нет и не будет. На крик я стал срываться частенько, понимаешь. Тормоза перестали срабатывать, однако. А тут еще эта история с коньяком, слышал? Вагин тебе рассказывал?

Вагин в Москве бывал нередко. Он быстро пошел в гору, пожалуй, быстрее многих. Подполковника получил раньше всех. Согласился принять должность, хоть и престижную, но почти бесперспективную и хлопотную. Раз в месяц он отправлялся в командировки с инспекционными поездками по дивизионам, затем писал отчеты… Работа не пыльная. На виду. Вокруг и рядом, и выше служат такие же любители всю жизнь инспектировать и писать отчеты. Их так много, что прорваться сквозь плотный заслон даже на полковничью должность здесь было очень сложно. Поначалу Вагин не придавал этому большого значения. Прорвусь, думал он, в меру активный и в меру же деловой. А не прорвусь, так пойду на боевую работу. Это оттуда сюда не прорвешься, а туда отсюда всегда можно, причем с повышением. Как поздно он понял свою ошибку! Уже через два-три года штабной суеты Вагину боевой ракетный дивизион мог присниться только в кошмарном сне. И такие сны иной раз тревожили его. Он просыпался и говорил себе твердое «нет!». Лучше инспектировать, чем быть инспектируемым. Авось подвернется случай. Психология паразита быстро прогрессировала в душе в принципе неплохого человека и офицера. А это опасное состояние. Психология паразитирующего инспектора или инспектирующего паразита – серьезная болезнь духа.

Через год после той проверки дивизиона Семенова подполковника Вагина вызвали в штаб и прямо сказали: «Похоже, мы перегнули с Семеновым. Командир он достойный. Поезжай к нему. Посмотри, что да как». Он сказал: «Есть!» – а на выходе из кабинета услышал: «Коньячку бадейку привези от него. Лет пять назад он нас угощал – чудо-коньяк!»

Вагин вышел из кабинета командующего армией с грустным лицом. Бадейка коньяка – знак хороший для майора Семенова! Если бы его хотели утопить, такого заказа он бы не получил. Это точно. Вагин знал больше. В одном полку на западной границе Московской области должны были менять командира. Командующий армией искал в дивизионах хорошего боевого офицера, хотел сделать образцово-показательный полк. Несколько раз за последние два месяца он упоминал фамилию Семенова, на котором, казалось, уже поставили крест. Вагин, надо признаться, и сам искал подходы к этой должности. Аккуратно, стараясь не засветиться раньше времени. Доверился он лишь своему непосредственному начальнику. Тот отнесся к его проблеме с пониманием. Но честно сказал: «Куда тебе полком командовать. Тем более такую ответственность брать на себя. Ты здесь хорош. Ладно-ладно, не обижайся за прямоту. Что-нибудь придумаем». Надежды на него было мало. Он уже несколько лет честно пытался помочь Вагину. Но в штабе молодежи было море да со связями, с опорой. Они рвались вверх, им постоянно светил зеленый огонек. Они поднимались по служебной лестнице спокойно, как будто даже нехотя. А на их места тут же приходили новые молодые да со связями. Поздновато понял Вагин, какую стратегическую ошибку он допустил, позарившись на эту должность. Инспектирующий паразит. Уходить же из армии подполковнику Вагину не хотелось. Это нелогично, так он считал, отправляясь на Кавказ за семеновским коньяком.

Задача перед ним стояла сложная. Так он при встрече сказал полковнику Касьминову, естественно, умолчав о должности командира полка и о своих проблемах: «Мы же с ним пять лет учились вместе. Гонял он нас – это одно. Но подлым он не был, сам знаешь. Топить я его не собирался. Встретил он меня, как старого друга. Стол богатый. Внимательная жена. Посидели. Она, извините, говорит, я спать пойду, а вы тут чаевничайте, сколько хотите».

– Я в тот вечер, – теперь Касьминов слушал семеновскую версию той же истории и невольно сопоставлял ее с рассказом Вагина, – впервые в жизни расслабился, однако. Коньяк тут не при чем. Пили мало. Но, понимаешь, так мне захотелось с гор спуститься да по нашим лесам побродить… Не пойму, что на меня нашло. Помоги, говорю ему, вырваться отсюда. Не топи меня. Удивляюсь сам себе. Чего меня топить?! Лучший дивизион. Техника на самом высоком уровне. Чистота везде. А он, важный такой, говорит: «Своих людей выручать надо. Не горюй. Все будет как надо!» И даже не засмеялся, передразнив меня. А на следующий день началось. Он такой мне шмон устроил, что даже я, бывший старшина, удивился. И, представь, однако, ходит по дивизиону, носом водит туда-сюда и жалостливо так приговаривает: «Топить тебя не буду, троечку тебе поставлю. И все будет как надо!»

Вагин говорил об этом так: «Я таких зачуханных дивизионов ни разу не видел. Прямо-таки бомжой несет изо всех щелей. Техника, правда, была у него более-менее».

– Три дня он меня тройками обкладывал. И вдруг за пару часов до отъезда говорит: «Генерал просил меня коньячку здесь хорошего раздобыть бадеечку. Не поможешь?» – «Что же раньше-то не сказал?» – я его спрашиваю. «На нет и суда нет!» – он вяло так мне в ответ. «Почему же нет, сделаем, раз он тебя просил!» Коньяк я ему достал отменный. Две канистры. Сами попробовали, ты понимаешь, прекрасный был коньяк. И вдруг как ушат дерьма на голову!

Вагин сокрушался по этому поводу: «Вернулся я в Москву, а через три дня командующий такой разгон мне устроил, врагу не пожелаешь. Он угощал семеновским коньяком своих гостей на дне рожденья. Можешь себе представить, какие там люди были, если в их число даже мой шеф не попал. И почти у всех, кто пил коньяк, расстроились желудки, разболелась голова. Я его, говорит, сгною на Кавказе. Он у меня Мцыри станет наоборот. Он горным козлом, а не комполка службу закончит. Ну что я мог поделать, сам подумай!»

– Эту историю с коньяком на дне рождения мне один человек рассказал. – Семенов от водки даже не покраснел, но злость в нем водка встревожила. – Я его в госпитале встретил. У жены что-то сердце стало пошаливать после визита Вагина. Она, видно, тоже устала от гор. Я к ней в госпиталь часто ездил. По вечерам, конечно. Там-то я и встретил знакомого, фамилию не буду называть, не люблю я этого. Поговорили мы с ним хорошо. До трех часов ночи тот же коньяк пили и ничего. Да не мог мне, понимаешь, Зураб налить бурды, не мог. В чем дело, не пойму. Хоть убей не пойму. Похоже, кто-то пургену всыпал в канистру. Но кто? И зачем? И как? Я же канистру опечатал, понимаешь. При Вагине! Дурдом, да и только.

После разговора в госпитале со своим бывшим командиром роты, который дослужился до генерал-майора и уволился года два назад в запас, Семенов возвращался в часть на своем УАЗике грустный. Что-то не заладилось у него со службой. А может быть, не со службой, а с людьми, с офицерами. Не понимали они его. И он их не понимал. Солдафоном его назвать было никак нельзя. Требовательный командир – да. За солдатика горой, солдаты его любили. Что говорить! Он до сорока пяти лет с ними в футбол играл, да в волейбол. И заставлял офицеров заниматься физической культурой и спортом. Хозяином был. С местными властями общий язык находил. Но почему, почему не заладились у него отношения с офицерами. Почему он был среди них чужаком?! Особенно не любили его те, для кого дивизион являлся всего лишь ступенькой в карьере. Таких людей он распознавал после первой же беседы. Даже не заглядывая в анкетные данные.

УАЗик бежал по горным серпантинам не шибко. Майор Семенов молчал. Но вдруг спросил водителя, родом тоже из Сибири: «Скажи, Саша, ты капитана Иванькова к Зурабу возил в тот день, когда мы провожали подполковника из Москвы?» – «Так точно, товарищ майор! Но вы же знаете Зураба, он только с Вами дело имеет. Капитану Иванькову он так и сказал». – «А где же он канистру коньяка взял?» – «А мы в винсовхоз съездили…» – «Все ясно!» – «Товарищ майор, я тут не при чем. Я ему сразу сказал, что там ему пойло нальют, хоть и по дешевке! Он попробовал, ништяк, сказал и…» Майор Семенов вздохнул злобно и за пару километров от дивизиона сурово приказал: «К реке подрули!» – «Вода холодная, товарищ майор!» – Водитель Саша знал о привычках командира, но тот лишь буркнул: «Не сахарный. Не растаю. Полотенце не забыл?» – «Никак нет. В вашем чемоданчике, два чистых. Как всегда».

Десять минут плескался Семенов в воде у самого берега. Затем насухо вытерся, оделся, причесался, сел в машину, сказал: «Не люблю пить. Что мы за люди такие?! Будто без этого нельзя, однако», – и замолчал.