Американский плохиш (ЛП) - Эдди Кливленд

Всё внутри меня переворачивается, когда я вижу, как слёзы скатываются по его щекам прежде, как он прячет лицо в объятиях своей матери. Лорен выкрикивает моё имя, её тело содрогается от рыданий, но я слишком занят тем, чтобы вломиться в машину мужчины, чем знать, что они рядом со мной. Я отпускаю руку Сандерса, и он выключает компьютер.

— Так что, это не те действия, которые все ожидали от высоко-награждённого ветерана, — продолжает Купер, — но это не выглядит как небольшая вспышка дорожного гнева в пробке. В конце концов, вы застряли из-за дорожных работ, разве не так? — Он поднимает глаза на меня, побуждая меня подтолкнуть беседу, и помочь ему обыграть её.

— Нет, — мой голос ровный и пустой.

— Нет? Разве вы не были в зоне дорожных работ? — он звучит, будто его предали.

— Нет, это не была дорожная вспышка ярости. Я даже не был за рулем. Я думаю… — мой голос хрипит, и я делаю глубокий вдох. Я не стану плакать на национальном телевидении.

Я даю себе секунду, но не могу вытолкнуть лицо Криса, когда он побежал за мной, пытаясь мне помочь… Что я сделал с ним? С Лорен? Со своей семьей? Я борюсь со слезами, которые скапливаются в уголках глаз.

— То, что случилось в тот день, не было вспышкой дорожной ярости, Купер, — моё признание наконец-то срывается с губ. — У меня, с тех пор, как я вернулся домой, случаются выпадения из реальности с фантомными провалами в зону боевых действий. Каждую ночь во сне, я возвращаюсь туда и сражаюсь. А иногда, когда что-то выводит меня из себя, я возвращаюсь туда и днём. Я, ну, думаю, что люди смотрят на меня, и видят то, что я снова научился ходить, и они говорят: «О, ему уже лучше. Он исцелился». Но я не исцелился. Потому что у меня внутри есть шрамы, которые никто не видит, и они разрывают меня. Теперь, только потому, что я могу ходить, мне не лучше. Не тогда, когда мой мозг все ещё пребывает на войне. — Я делаю глубокий вдох, и смотрю прямо в камеру. — Мне нужна помощь. Я собираюсь получить профессиональную помощь.

Глава 39

Мак

2014

За плечами целый день рыбалки, и теперь мы сидим перед вечерним костром. Когда я впервые обратил внимание на проект «Одиссея», для раненых военных, я не полностью поверил в их программу. Она просто казалась желаемым представлением того, что вы с другими ветеранами, на неделю выбираетесь на природу с палаткой, и как-то вам становится лучше.

К счастью, когда я сел с координатором программы, Джеем, он сразу посвятил меня в то, как всё это работает. Это только первый мой день, но я уже чувствую ту знакомую мне связь, которая есть между братьями в армии. Появляется мгновенное понимание и уважение к каждому, кто служил своей стране. И эта связь чувствуется глубже, когда ты знаешь, что находишься с такими же, кто как и ты боролся за это.

Я пялюсь на огонь — мы все это делаем — когда Тим Байнс заканчивает своё выступление.

— Поэтому я здесь, — звучат последние слова.

— Отлично. Добро пожаловать в группу, Тим. — Его глаза пробегаются по нашим лицам. — Мак Форрестер? Ты не против поделиться с нами, зачем ты подписался на эту программу и что ты надеешься здесь получить?

Думаю, я готов. Чувствую, будто учитель в классе вызвал меня, потому что подошла моя очередь читать. Я вскидываю голову вверх и пытаюсь сфокусировать взгляд после огня, чтобы посмотреть на Джея.

— Эм, да. Конечно, — я прочищаю горло и неловко осматриваюсь. Хотя никто из остальных на меня не смотрит. Они загипнотизированы, как и я был пару секунд назад. Слушают, но под гипнозом огня.

Я немного расслабляюсь, понимая, что сейчас нет камеры, направленной на меня. Это не так, как тогда, когда президент награждал меня медалью за отвагу. Чёрт, это даже не так, как сидеть с Купером Сандерсом, что было в прошлом месяце. Это мои ребята. Мы ещё не знаем друг друга, но нашего общего опыта достаточно, чтобы связать нас.

— Когда я после Афганистана попал домой, у меня не было времени, чтобы многое обдумать. Меня настолько накачали болеутоляющими и медикаментами, что у меня был самый лучший сон за все годы. Но как только они прекратили давать препараты, у меня появилось время на раздумья. Я думал о людях, которых я потерял. Как я подвёл их и их семьи. Меня пожирали вина и злость. Честно, были дни, когда я хотел сдаться. Были дни, когда я спрашивал Бога, почему он не дал мне погибнуть там вместе с ними, — горло хрипит, и мне приходится проглотить ком. Я никогда не говорил об этих тёмных днях. Когда жизнь казалась более худшим выбором, чем смерть.

Я делаю глубокий вдох и заставляю себя продолжить. Никто не говорил, что это будет легко. Но ничего не даётся просто так.

— Однажды я разговаривал с пастором, который потерял руку вовремя второй замены личного состава, и он сказал мне, что у Бога на меня были планы, и не мне в этом сомневаться. Я прекратил испытывать к себе жалость, и сделал всё, чтобы исцелиться. Чтобы начать ходить. Чтобы заставить всех поверить, что я стал тем парнем, которым всегда был.

Я запускаю руку в бороду, и обвожу взглядом мужчин, которые сидят вокруг костра. Кто-то из них кивает, кто-то потерялся в своих собственных мыслях, но их взгляды всё ещё сосредоточены на красных языках пламени.

— И что случилось? — Джей перебивает мои мысли и подталкивает к продолжению.

— Думаю, я проделал чертовски хорошую работу, — смеюсь я. — Знаете, тогда весьма долгое время я сам себя дурачил, — моя улыбка гаснет, и я понижаю голос, — но начались фантомные воспоминания. — Я смотрю вниз на свои руки. — Первое выбило из меня дерьмо. Оно было насыщенным, — я смаргиваю слёзы и смотрю на Джея. Мне нужно смотреть в знакомое лицо, чтобы ощущать эту реальность.

— Ты знаешь, что это было оно? — подталкивает он меня.

— Нет. Ну, я знал, что в этом не было ничего хорошего. Я видел достаточно фильмов, чтобы знать это. Знаете что здесь самое смешное? Если бы кто-то другой сказал мне, что проходил через такую хрень, я бы сразу вычислил это. Я бы указал на них, и сказал «Эй, это ПТСР. (Прим. перев. — Посттравматическое стрессовое расстройство). Тебе стоит поговорить с кем-то. Это абсолютно нормально после всего, через что ты прошёл». Но я не смог признаться в этом дерьме самому себе. Я просто не смог.

— Почему? — стиль Джея задавать вопросы делает Купера Сандерса просто аматором. Я обдумываю это. Почему я не смог увидеть это у себя?

— Не смог, потому что не знал. Провалы… они становились хуже. А потом они стали ночными кошмарами. Я знал, что происходит у меня в голове, но я не хотел признавать этого. Честно говоря, мне до сих пор неловко, — я потираю руки, и снова смотрю на огонь.