Сияющая - Мара Резерфорд

– Я уже говорила, что мой доступ очень ограничен, – покачала она головой. – Но в его прошлом есть что-то, что им движет, что-то настолько ужасное, что стало частью того, кто он есть.

– Думаешь, у него есть хоть какой-то шанс измениться? – спросила я.

– Ты имеешь в виду стать хорошим? – вмешался Эвран.

– Может, не столько хорошим, – быстро сказала я. – Но человечным?

Я так боялась высказать свой страх вслух – что, если когда-то Дариус был таким же, как я, то я могу стать такой, как он. Если Дариус не в состоянии измениться, что это значит для меня?

– О, он определенно все еще человек, – сказала Джин. – Да, я не могу прочитать его мысли, и в нем есть какая-то пустота, на которую я наталкиваюсь каждый раз, когда пытаюсь его изучить. Но я проникала в сознания существ, которые не являются людьми – животных, сотканных гончих – я даже пыталась достучаться до лусири. Это совсем другое.

Это было хоть каким-то утешением. Возможно, у нас был шанс убедить Дариуса не завершать гобелен, обратившись к оставшейся в нем человечности. Но с другой стороны, если он действительно оставался человеком, это означало, что ему просто было все равно, скольким людям он причинил вред.

Когда мы свернули на каменный мост, перед нами вытянулись наши тени, заходящее солнце согревало нам спины.

– Это мое любимое время суток, – тихо сказал Эвран.

– Сумерки? – спросила я.

– Ага. В это время кажется, что тень и свет дразнят друг друга. Ну, как бы играют, понимаешь?

Я помахала рукой, и моя тень нам ответила.

– Я бы сказала, что тени побеждают.

– На данный момент, возможно. Но потом наступает утро, и свет прогоняет тени. Это как догонялки.

– Тогда почему ты больше любишь закат, чем рассвет?

Он усмехнулся, глядя на меня.

– Что я могу сказать, просто мне больше нравится, когда побеждают тени.

– Мне в сумерки всегда было немного грустно. – вздохнула я. – Это было время возвращаться домой, пока меня кто-нибудь не увидел. – Словно в доказательство этих слов сияние моей кожи стало ярче в угасающем свете.

Джин рассмеялась, и я вопросительно на нее посмотрела.

– Извини, я просто кое-что вспомнила. Мама рассказывала, что, когда она была маленькой, ее мать дала ей отвратительную маску, которую она надевала всякий раз, когда выходила из дома по вечерам. У маски был крючковатый нос с волосатой бородавкой на конце.

– Зачем? – улыбнулся Эвран.

– Чтобы защититься от Белль Сабин. Она убивала только самых красивых девушек, чтобы забрать их красоту. – Ее улыбка погасла. – Хотела бы я, чтобы у нас было что-то для защиты от Дариуса.

Я протянула руку, чтобы приободрить ее, но она от меня отмахнулась.

– Со мной все в порядке. Я просто хочу побыть одна.

– Пусть идет. – Эвран взял меня за руку и задержал, чтобы Джин могла пройти вперед.

Мы с ним подошли к краю моста. Эвран нашел камешек и бросил его в воду.

– Мне бы хотелось…

– Что? – спросила я, заглядывая ему в глаза.

– Мне бы хотелось, чтобы мы были самыми обычными парнем и девушкой, гуляющими по мосту. Хотя бы на одну ночь.

– Сегодня так и есть.

Он обнял меня за талию, и я почувствовала, как от его прикосновения вспыхнул уголек желания. В душе Эврана был уголок, который всегда был мне недоступен, и теперь я знала, что это был тот Эвран, который чувствовал связь с гобеленом, который верил, что в его магии есть зло. Если бы удалось убедить его довериться мне, я знала, что вместе мы бы смогли найти способ с этим справиться.

Под нами на воде, как пролитая краска, рябили цвета заката.

– Я знаю, что все это время ты искал способ уничтожить гобелен, – начала я. – Но я не понимаю, что произошло между нами, когда замерцал мой свет, и твой взгляд изменился. Это же было не из-за гобелена, да? Это было из-за меня.

Мгновение он меня изучал, его лицо было так близко, что я могла разглядеть легкое созвездие веснушек на носу. Однажды я нарисовала его на земле и попросила Эврана угадать, что это такое. Он ответил, что рисунок похож на созвездие Лисички, и пообещал показать его как-нибудь ночью, как будто правда верил, что у нас будет такая возможность.

– Когда мы коснулись друг друга, я кое-что увидел. Видение или сон, не знаю, что это было. И я понял, что если останусь, то причиню тебе боль.

Я отстранилась.

– Что значит «видение»?

– Не могу объяснить, правда. Как будто ты была свечой, а я тебя задул.

– Это нелепо. – Я с нежностью коснулась его щеки. – Ты бы никогда не причинил мне боль.

– Знаю. Но…

Мы стояли так близко, что мне оставалось только приподняться на носочки, чтобы его поцеловать. С моих ресниц скатилась слеза, когда я закрыла глаза и притянула Эврана ближе и прижалась к нему, чтобы напомнить, что я больше не девочка, а девушка, которую уже нельзя оттолкнуть или просто бросить. Он не дал мне шанса показать, как сильно я его люблю, целиком и полностью, люблю даже то, чего сам в себе боится. Эвран должен был знать, что я никогда его не предам, что бы ни говорил мне Дариус.

Опустившись на пятки, я посмотрела на него. Он все еще стоял с опущенными веками, густые ресницы бросали тень на лицо. Эвран медленно открыл глаза, зеленые, как леса. Возможно, я его еще не убедила, но я видела его таким, какой он есть, и любила его за это.

– Знаешь, было приятно побыть обычными парнем и девушкой на мосту, – сказал он, улыбаясь. – Мы должны делать это почаще.

– Договорились. – Я собиралась снова его поцеловать, но голос Джин так громко ворвался в мои мысли, что я поняла – если бы она произносила это вслух, то она бы кричала.

Глава двадцать третья

Мы с Эвраном помчались через мост к Джин. Тело девушки, точнее то, что от него осталось, лежало лицом вниз, как будто она от чего-то уползала. Дыра, или пустота, или ничто, оставленное лусири, было к ней так близко, что одну ее ногу затянуло внутрь. Не раздумывая, я подбежала к ней и схватила за иссохшие руки, чтобы оттащить ее полое тело, пока оно не исчезло.

– Значит, лусири здесь были. – Эвран вгляделся в лес на другой стороне поля.

– Почему никто из горожан этого не заметил? – спросила я.

Джин покачала головой.

– Многие так боятся Дариуса, что не выходили из дома с момента его приезда.

– Давайте просто будем благодарны, что нашли ее, – сказал Эвран.

Я содрогнулась при мысли о дырах, которые еще могут быть где-то там и которые мы не найдем, пока не станет слишком поздно. Я еще раз взглянула на девушку, на то, как свободно платье облегало ее сморщенное тело, будто маленькая девочка надела наряд своей матери.

Мне