Трудно быть солнцем - Антон Леонтьев

– А письмо, есть ли письмо? – спросила я, стараясь не глядеть на мертвое тело. Арсений Поликарпович показал на изящный секретер орехового дерева, где покойная хранила бумаги. Поверх всех прочих документов лежал распечатанный конверт со смертоносным посланием. Я с любопытством уставилась на новое стихотворное предупреждение о грядущей смерти.

Ты орхидея, символ растленной красоты!Ты есть орхидея, Серафима!Ты орхидея, дикая, жестокая, красивая…Цветешь в саду Эдемском на холме.Но красота твоя, распутная, спесивая,Увянет в тот момент,Когда стилет Садовника убьет тебя,И сгинешь ты во тьме…Завтра ты умрешь.

– Новый стихотворный перл нашего таинственного друга, который предпочитает именовать себя Садовником, – сказал Арсений Поликарпович. – Ну, что скажете, Елена Карловна?

Я в задумчивости перечитала послание еще раз. Как и все предыдущие, это письмо было написано явно измененным почерком на дешевой бумаге, которую можно приобрести в любой писчебумажной лавке любого города. Конверт тоже ничем не выделялся.

– Почему Серафима Никитична, которая явно знала о происходящих в городе смертях, не придала значения этому посланию и не известила полицию? – сказала я наконец. – Она была женщиной, лишенной моральных принципов, но в наличии здравого смысла и инстинкта самосохранения ей отказать было нельзя. Так почему?

– Вы бьете в самую точку! – рассмеялся Арсений Поликарпович. – Конечно же, я подумал в первую очередь именно об этом. Ведь мадам Грач определенно должна была обратиться в полицию, когда с вечерней почтой ей принесли это письмецо. Однако она не сделала этого! Но у нас есть свидетельница, одна из работниц этого заведения. Елена Карловна, давайте выслушаем девушку в холле, предоставив специалистам место преступления для тщательного сбора улик!

Я согласно кивнула и бросила последний взгляд на распластавшееся тело Серафимы Никитичны. Она, мертвая, на самом деле была все еще красива, но как прав был неизвестный автор – красота ее, как красота ядовитого цветка в джунглях, хищная и растленная.

Серафима Никитична отчасти сама виновата в том, что стала жертвой Садовника. Не будь она так скандально известна, вряд ли бы этот тип, склонный к театральности, остановил бы свой выбор именно на ней. Крашеные рыжие кудри пламенели на фоне белого белья. Ну что же, прощайте, Серафима Никитична, пришел конец и вашему прибыльному бизнесу…

Мы вышли в холл, уселись в глубокие удобные кресла. Арсений Поликарпович достал небольшую записную книжку, куда он заносил все мысли касательно серии преступлений. Перед нами возникла испуганная молодая особа, чей возраст едва ли был более двадцати лет.

Дрожа и переминаясь с ноги на ногу, она переводила взгляд с моего лица на лицо Уссольцева. Я знала бедняжку. Дочь мельника, она попала в паутину к мадам Грач около года назад. Я посетила тогда Серафиму Никитичну и просила образумить девушку, которая в погоне за легкими деньгами решила наняться к ней в дом терпимости. Однако мадам Грач ответила, что каждый волен поступать, как того желает, а потом, явно издеваясь, добавила, что и я сама могу подработать у нее, возможно, это обеспечит финансово мой музей. Я тогда гордо удалилась под ее гортанный смех. И вот Серафима Никитична мертва, удушена Садовником-рифмоплетом…

– Итак, Маргарита, прошу вас, садитесь, – сказал несколько сурово Арсений Поликарпович девушке, которая была облачена в стандартное для заведения мадам Грач одеяние – корсет и яркие панталоны из шелка.

Девушка дрожала, и я прекрасно видела, что перед нами никакая не распутница, а обычная молодая дурочка, которая, польстившись на рассказы о хорошей жизни, угодила в ловушку, расставленную хитроумной Серафимой Никитичной.

– Деточка, ничего не бойтесь, – ласково сказала я, стараясь успокоить бедняжку. – Мы с Арсением Поликарповичем зададим вам всего несколько вопросов, не более того, вы ответите нам честно, и все… Ваши мучения закончились, мадам Грач мертва, вы можете отправляться домой!

Я ожидала реакцию радости по поводу избавления от кабалы, и Маргарита действительно заплакала, размазывая по лицу толстый слой белил и румян. Я подошла к девушке, попыталась ее успокоить. Она сбросила с плеча мою руку и сказала недовольным тоном:

– Что вы в этом понимаете, госпожа директор музея! Вы всю жизнь провели с засушенными головастиками и чучелами хорьков!

– Милочка, – сказала я, несколько опешив, – все позади, Серафима Никитична мертва, я уверена, что после ее смерти заведение будет закрыто, вы снова обретете свободу, разве это не чудесно?

Маргарита, услышав мои слова, разразилась рыданиями.

– Это все именно так, именно так, – прокричала она. – А как я буду зарабатывать деньги, у кого теперь? Придется перебираться в Ярославль! Искать новый бордель! Боже мой, ну и сволочь этот убийца! Все девушки проклинают этого сатану! Он же лишил нас такого хорошего места и такой доброй хозяйки!

Я была глубоко огорчена словами юной особы. Надо же, вместо того чтобы радоваться, обретя возможность начать новую, полную морального превосходства жизнь, она печалится из-за потери хлебного места. Нет, я отказываюсь понимать новое поколение. В наши времена все было совсем по-другому. И если России предсказывают великие потрясения и даже грядущую революцию, то я думаю – страна этого заслужила, коли молодые девушки страстно хотят быть шлюхами и горюют из-за смерти содержательницы борделя!

– Итак, Маргарита, – произнес Арсений Поликарпович, – насколько мне известно, именно вы вчера вечером принесли Серафиме Никитичне почту. Это соответствует действительности?

Тон следователя был любезный, но в то же время он не позволял девушке отклоняться от темы расспросов. Маргарита кивнула, а затем добавила:

– Да, господин следователь, это так. Я всегда приносила Серафиме почту.

– Во сколько часов это было? – спросила я.

Девушка, поразмыслив, ответила:

– Примерно в восемь. Да, как раз после визита городского главы…

Она запнулась, покраснела и взглянула на меня исподлобья. Я сделала вид, что ничего не услышала. Что же, визиты многих солидных и облеченных властью мужчин нашего городка в заведение Серафимы Никитичны ни для кого не являлись секретом. Почти все дамы Староникольска проклинали мадам Грач. И я была более чем уверена – по поводу ее кончины кое-кто закатит настоящий праздник. Серафиму Никитичну никто не любил. Возможно, только работающие у нее девицы.

– Было ли среди почты это письмо? – Зажав двумя пальцами конверт, Арсений Поликарпович продемонстрировал его Маргарите.

Та, вглядевшись, сказала:

– Ну конечно, оно было там. Я принесла Серафиме пять или шесть писем. В основном счета. Она вскрыла их при мне, мы немного поговорили… Она прочитала и это странное послание.

– И какова была ее реакция? – В глазах Арсения Поликарповича зажегся огонек. – Она что-нибудь сказала, как она отреагировала на это?

Девица ответила:

– О да, она сказала, что это чья-то глупая шутка. Она перечитала письмо, заметила, что стишки написаны явно потомственным алкоголиком.

– И все? – протянула я. – Серафима Никитична не была обеспокоена этим письмом? Ведь она знала о том, что две другие жертвы тоже получили подобное письмо. Почему она не обратилась в полицию?

Маргарита пояснила:

– Серафима решила, что это шутка и месть одного из ее бывших любовников. Она даже сказала мне, что ее никто не сможет убить. И знаете, почему? Пойдемте, я покажу вам!

Мы вернулись в будуар к мадам Грач. Тело уже исчезло с кровати и находилось теперь на полу, ожидая транспортировки в анатомический театр для процедуры вскрытия. Что же, бедная Серафима Никитична, такова ее участь – завершить свой жизненный путь в возрасте неполных сорока лет на столе прозектора.

Девушка подошла к секретеру, выдвинула один из маленьких ящичков и указала на крошечный, инкрустированный перламутром пистолетик.

– Она сказала, что если кто-то попытается ее убить, то она живо расправится с ним.

– Однако, как видите, оружие ее не спасло, – сказал в задумчивости Арсений Поликарпович. – Но почему? Это может означать только одно – человек, который убил ее, был хорошо знаком Серафиме Никитичне. Иначе бы она подняла шум, позвала на помощь, применила оружие. Но, как видите, она и не пыталась этого сделать.

– Мы установили, каким образом убийца проник сюда, – сказал один из полицейских, почтительно обращаясь к Арсению Поликарповичу. – Через черный вход. Лестница ведет прямо сюда, в опочивальню к мадам Грач. Он, по всей видимости, позвонил, она сама подошла к двери и открыла ему. Девушки никого не видели… особые клиенты, которые хотят сохранить инкогнито, проникали в бордель именно через будуар мадам Грач.

– Это подтверждает мою версию о том, что человек, который лишил ее жизни, был хорошо ей знаком. Более того, Серафима Никитична явно не ожидала от него подобного действия, как убийство. Был ли у мадам Грач… скажем так, постоянный друг?