Пионеры Вселенной - Герман Нагаев

Последняя идея казалась ему осуществимой. Он стал считать ее задачей ближайшего будущего.

Особенно волновал Костю вопрос: нельзя ли применить центробежную силу для поднятия в небесное пространство? Он даже придумал прибор (камеру) с двумя шаровыми эластичными маятниками вверху, которые, описывая дуги, должны были поднимать прибор.

Обрадованный Костя до полуночи бродил по сонной Москве, размышляя, анализируя. И хотя он понял, что этот прибор подняться не сможет, мысль о полетах в небо продолжала его волновать.

Параллельно с изучением точных наук Костя успевал читать и художественную литературу. Его увлекали Писарев и Добролюбов. Он зачитывался ромапом Тургенева «Отцы и дети». Ему нравился образ Базарова – человека смелого, ищущего, не признающего авторитетов. Костя даже старался на него походить. Он не обращал внимания на свою внешность – зарос, отощал. Знакомые из Вятки, случайно встретив его на улице, не сразу узнали и написали отцу тревожное письмо.

Эдуард Игнатьевич срочно затребовал сына домой.

Костя вернулся в Вятку исхудавшим, бледным, зато возмужавшим, уверенным в себе. Три года, проведенные в Москве за книгами, позволяли ему начать самостоятельную жизнь.

Отец за эти годы сильно сдал и готовился уходить в отставку. Костя стал давать уроки ученикам гимназии и реального по математике и физике. О нем заговорили, как о хорошем репетиторе. Желающих было много. Костя скопил немного денег, снял помещение под мастерскую и стал строить самоходную лодку.

Теперь его неудержимая фантазия стала опираться на реальные расчеты. Лодка с центробежным насосом была построена и спущена на воду. Циолковский даже переехал Вятку, но конструкция насоса оказалась неудачной… А тут подошла осень – работу по изобретательству пришлось отложить. Костя опять стал заниматься самообразованием: изучал математику и астрономию.

Эдуард Игнатьевич вышел в отставку, и летом 1878 года семья перебралась в Рязань. Костю в Рязани никто не знал. Уроки найти было трудно. Как раз в это время Косте попалась в руки программа испытаний на звание учителя народных училищ. Он стал готовиться. Успешно выдержал экзамены и получил звание учителя. Вскоре он был направлен в Боровск.

Жизнь в Боровске не сулила ни радостей, ни надежд. Но должность уездного учителя была почетной и давала хотя и небольшой, но твердый заработок. Циолковский почувствовал себя уверенней. Думалось, что в свободное время он сможет заниматься изобретательством, наукой.

Молодой учитель снял комнату в доме священника Евграфа Николаевича Соколова. Его дочь Варенька – милая, скромная девушка – была хозяйкой в доме. Молодые люди полюбили друг друга. Преданная, заботливая Варенька стала женой и другом Циолковского.

Вскоре произошло его знакомство со Стрешневым. В этом человеке, гонимом властями, он увидел ум и добрую душу. О таком друге мечталось ему давно.

Глава четвертая

1

Размышляя о человеческих судьбах, Циолковский сопоставлял земную жизнь с жизнью Вселенной и находил большое несоответствие.

Там, в необъятном звездном мире, размышлял он, – все подчинено извечному закону тяготения. Вселенная живет своей жизнью. Планеты движутся вокруг «солнц», спутники – вокруг планет. Правда, и в звездном мире происходит немало катастроф – иногда разрушаются и гибнут огромные планеты, целые галактики. Но все же там нет и подобия того хаоса, который царит на земле. Ибо там действуют законы Вселенной. На земле же – законы, созданные самими людьми. Эти законы несовершенны. Они утверждают благоденствие – для богатых, и рабство – для бедных…

Циолковский не хотел подчиняться этим «рабским» законам: он жаждал свободы и независимости.

Вступив в должность учителя уездного училища, он скоро начал тяготиться своим положением. Ничтожный заработок, еле позволявший сводить концы с концами, зависимость, ограничение свободного времени и почти никаких условий для научной работы и изобретательства.

«Пожалуй, мое положение «свободного человека» здесь, в Боровске, хуже, чем у ссыльного Стрешнева, – размышлял он. – Стрешнев – политический ссыльный. Он не имеет права уехать из Боровска. Он здесь как в тюрьме. Я, кажется, свободен!.. Но эта свобода весьма призрачна. Она похожа на мираж. Стрешнев отбудет срок ссылки и опять вернется в Петербург, к науке, к свету, а я принужден буду всю жизнь тянуть лямку уездного учителя. Я незримой цепью прикован к училищу. Я принужден вращаться вокруг училища, как малый астероид вокруг планеты. Да нет, какой же я астероид? Я пока похож лишь на туманность… даже клочок туманности… Мне нужно сгуститься, обрести форму, окрепнуть, превратиться хотя бы в маленький планероид и выйти на широкую орбиту. Да, да, именно на орбиту. Я должен сформировать в себе личность, как хотя бы малую величину.

Но я буду бороться. Я должен сам вырабатывать и накапливать энергию, которая сообщит мне поступательное движение. Я буду искать, творить! Только исследования, опыты, научные статьи помогут мне двигаться вперед…»

Циолковский вспомнил о первой статье, которая пропала в журнале, вспомнил о статье «Теория газов», посланной в физико-химическое общество. До сих пор на нее не было ответа. Он задумался.

«Удачи сами собой не приходят. Нет, не приходят… Но отчаиваться нельзя. Ведь не все же метеориты сгорают в атмосфере – некоторые из них достигают Земли. Если вторая моя статья «Теория газов» не попадет в руки настоящего ученого, то, может быть, третья достигнет цели? Надо дерзать!»

Циолковский, никому не говоря ни слова, отнес на почту новую статью. Адрес был тот же: «Русскому Императорскому физико-химическому обществу».

Статья называлась «Механика подобно изменяемого организма». В этой статье, помимо чисто биологических проблем, он пытался поднять и некоторые вопросы механики и аэродинамики.

«Ведь меня же ребенок поймет, не только ученый, – размышлял Циолковский. – Плывут две подобные рыбы: маленькая и большая. И маленькая неизменно становится добычей большой, потому что скорость ее меньше. Отсюда вывод: «Абсолютная скорость движения животного в жидкой среде тем больше, чем больше его размеры». Кажется просто, но, вероятно, никто об этом еще не написал… Никто!..»

Еще задолго до свадьбы Стрешнев отнес в училище привезенные Лизой документы из гимназии. На этот раз директор, старик Усольцев, просмотрев документы, поднялся и, улыбаясь в усы, протянул холодную, пухлую руку.

– Поздравляю вас, господин Стрешнев, с назначением на должность учителя. Я был в Калуге у большого начальства, к вам отнеслись благосклонно.

– Благодарю, господин директор, – смиренно поклонился Стрешнев.

– Вот вам программа классных занятий. Извольте познакомиться, и с осени – к делу.

Стрешнев еще раз поблагодарил и откланялся…

Обрадованный, что судьба к нему отнеслась милостиво, Стрешнев решил поблагодарить присяжного поверенного Верховского, вырвавшего его из цепких лап «правосудия» и, вернувшись домой, принялся за письмо в Петербург.

Он рассказал все: как велось следствие по его делу, как объявили постановление Особого совещания, как везли в Боровск. Написал первые впечатления от города, от неожиданного расположения исправника, об устройстве на службу и, наконец, о счастливых днях с Лизой…

Рассказывая о своей судьбе, Стрешнев не забыл упомянуть о своем новом друге – Циолковском и попросил, если возможно, прислать книжки или журналы, где бы освещались вопросы воздухоплавания.

Письмо было написано так задушевно, что Лиза, читая его, даже прослезилась.

– Передай, Сережа, сердечный привет Алисе Сергеевне. Если б не она – тебе бы не избежать Сибири…

После успенья, в традиционный день начала классных занятий Циолковский обещал зайти за Стрешневым, чтоб вместе отправиться в училище.

Еще с вечера Лиза вычистила мужу гимназический вицмундир и попросила поставить будильник на семь часов, чтобы было достаточно времени для сборов. Боясь проспать – легли пораньше.

Ночь была тихая, беззвездная… Стрешнев проснулся, открыл глаза и, увидев, что еще темно, снова задремал. Ему уже начал сниться какой-то сон, как вдруг за окном послышался дикий, пронзительный стоголосый вопль. Стрешнев и Лиза вскочили испуганные, непонимающе глядя друг на друга.

– Что? Что такое? – Стрешнев бросился к окну и увидел улицу, запруженную чем-то белым, колыхающимся, ревущим. Он протер глаза и понял – гонят гусей. Они кричали, хлопали крыльями, пытались взлететь. Над ними свистели и щелкали бичи погонщиков. Стрешнев подошел к перепуганной Лизе.

– Гонят гусей – всю улицу запрудили.

– Боже мой! А я думала – вторая Помпея… Куда же их гонят?

– Не знаю…

Вошла кухарка Корнеевна – пожилая, тихая женщина.

– Не пугайтесь, барыня, это гуси галдят… Чтоб им околеть вместе с хозяевами.