Гайдебуровский старик - Елена Сазанович

Мы с Диной с недоумением смотрели на него, ползающего по полу. Наконец он поднял на нас взгляд. И мы вздрогнули. Он потерял свои глаза. У него были чужие глаза. Болотные, пьяные. С поволокой, в неприятном смысле этого слова. Черт побери, но ведь и глаза потерять невозможно. Если это конечно не…

– Это он! – вскрикнула Дина, перебив мои мысли на полумысли. – Это антиквар! Я узнала его! Эти глаза! Их не узнать невозможно!

– Это невозможно! – возразил неуверенно я. Во рту у меня пересохло. И я плохо соображал. – Может, это хотя бы внук антиквара? Глаза иногда передаются по наследству…Только вот я не пойму, а где его другие глаза?

– Он их потерял, – усмехнулась Дина.

Роман так же сидел на коленях и беспомощно шарил по полу. Он, казалось, не обращал на нас никакого внимания. Наконец, он на миг застыл. И медленно поднялся с колен. Похоже, он взял себя в руки. Так же медленно стряхнул пыль с брюк. И тяжело поднял голову. И я вновь встретился с ним взглядом. Холодным безжизненным взглядом. Вновь эти голубые льдинки в глазах. Как у повзрослевшего мальчика Кая. Эти ледяные глаза мне нравились куда больше, чем его недавний пьяный болотный взгляд с поволокой. А может я к ним просто привык.

– Быстро же вы меняете глаза, – удивленно сказал я.

– Это всего лишь линзы, – пояснила Дина. – Все очень просто. Изменить внешность гораздо проще, чем все думают. Стоит только нацепить бороду, брови, усы – и перед вами предстанет ни кто иной, как антиквар! Столетний старик!

Дина подбежала к комоду и вытащила из ящика мой недавний камуфляж. И силой посадила Романа на стул. Вскоре на Романе был седой парик, седые усы и брови, и, как положено старцу, седая борода. Перед нами действительно сидела копия антиквара, или моя копия. Или чья-то еще. В общем, я порядком запутался. Только глаза. Они были другими. Холодными, замерзшими глазами Снежного короля, который когда-то был Каем. Но глаза так просто подменить. Я и понятия не имел, что глаза легче всего исправить. То, что выдает человека, как бы он не переодевался, заменить оказалось проще простого. Спасибо ученым! А какой-то простак когда-то заявил, что глаза – это зеркало души. Зеркало души оказалось разбить легче всего. Зеркало не склеишь. И душу не склеишь и не подменишь ни на какую другую. Но ученые медики постарались. Правда с душой у них пока не выходит. Но, думаю, это дело времени. В котором все возможно. Особенно когда это время в руках часовщиков– шарлатанов.

Роман, как ни странно, не сопротивлялся. Он сидел неподвижно, отстраненно. И смотрел куда-то вдаль. Чужими глазами. Которые были зеркалом чужой души. В душу Романа мы заглянуть не могли. Если она у него была вообще.

– Да, но где его морщины? – я даже приблизился к Роману и бесцеремонно стал вглядываться в его лицо. Оно оставалось по-прежнему молодым, выхоленным, ровным – ни единой ухабины и щербинки. Словно по его лицу прошлась закаточная машина. И разгладила неровный асфальт. Я обреченно вздохнул.

– Ерунда, – махнула рукой Дина. – Люди верят не в то, что видят, а в то, что знают. Они знали наизусть столетнего седого старика. Кто будет обращать внимания на морщины?

Вообще мы говорили о Романе, как о неодушевленном предмете. Мы даже поначалу не требовали от него объяснений. Мы пытались объяснить все сами. Он же казался всего лишь частью антикварной лавки. Старинным предметом. Еще не внесенным в каталог ценных вещей. Я не мог поверить, что он может быть живым. Тем самым стариком антикваром, с которым я познакомился несколько месяцев назад. И которого убил. Как может ожить тот, кого я убил? Это просто невероятно. Я все запутывался и запутывался в своих мыслях, как в лабиринте. Из которого нет выхода. Вернее, он есть, но найти его очень трудно. Но возможно. Поскольку если существует начало, всегда существует конец, даже если он приводит к началу. Если есть вход, всегда есть выход, даже если он тот же вход.

– И все же я не понимаю, Дина, – я прошелся взад-вперед по комнате, сложив руки за спину. – Если он и старик одно и то же лицо, что получается? Лицо-то молодое! Как он может быть стариком? Столько лет! Его же знает вся округа! Он даже заслужил уважение у соседей, ты только вспомни Косулек! А Сенечка! Он же готов ему кланяться в пояс! А мэрия даже собирается ему медаль вручить как старожилу района! А префектура на доску почета повесить! Я слышал, что даже на городской свалке ему собираются памятник поставить, как самому гениальному старьевщику! Который и шариковую ручку сумеет прировнять к перу Пушкина. А ты только на него посмотри!

Ни один мускул, ни одна жилка, ни одна косточка не дрогнули на лице Романа. Самыми живыми на нем вдруг оказались чужие холодные неживые глаза.

Дина приблизилась к Роману. И безжалостно сняла с него грим старика. Парик, усы, борода разлетелись в разные стороны. Лицо Романа было неподвижным, но по-прежнему молодым. Ни одной морщинки.

– Да уж, – Дина задумалась. И ее лоб покрылся маленькими морщинками. Она провела ладошкой по лицу Романа, даже легонько потянула за щеку, словно хотела убедиться, что это не маска. Это была не маска. Но Дина не сдавалась.

– Ну и что? Может, он косметические маски каждый день делает, салон красоты посещает и сауну. А волосы красит. Сейчас, знаешь, сколько всего ученые пооткрывали! И рецептов молодости навалом. Вдруг он тоже какой-то рецепт изобрел! Ты только на него посмотри! Он тебе, что хочешь изобретет, лишь бы ему выгодно было! Лишь бы на него все работало. И не с людьми он общался всю жизнь, а с вещами. Это тоже многое значит. Общение старит, это точно! Люди за всю жизнь столько крови выпивают. Из-за них и ночами не спишь, и куришь из-за них, и пьешь! И плачешь, и переживаешь! И ненавидишь! И если любишь, то это тоже великое страдание, разве не так! Любовь сердце изнашивает еще больше чем ненависть! А он… Ни родных, ни друзей. И не любил никого и никогда. Пожалуй, и не ненавидел! Плевать он хотел на людей! И на их события! И на их новости! И на весь земной шар плевал! Пусть лопнет себе, сколько хочет! Он только посмеется, и ладошки от удовольствия потрет. А вещи не предадут и не обманут. И любовь к ним тихая, ровная, замогильная, неземная какая-то. А если неземные чувства – какие тут страдания! Страдания приносит то, где живешь. А он на земле, похоже, и не жил. Создал свой антикварный мирок. Свою родину вещей. Свою историю антиков и мертвецов. Свой склеп. Или мавзолей. В мавзолее не состаришься, уж мне-то поверь. И мертвые не стареют.

И Дина со злостью, на всякий случай, словно сама не верила своим словам, еще раз дернула Романа за щеку. Но гораздо сильнее и больнее. И все же, это была не маска. Хотя Роман даже не вскрикнул.

Мне казалось, мы находимся в какой-то научной лаборатории. Куда доставили какого-то пещерного человека. Нет, нет, Роман на пещерного не тянул. Его фирменный вид говорил только о высочайшей цивилизации. Ну, в таком случае дикаря. И это не то. Дикари слишком наивны. Умный вид Романа говорил только о том, что человеческое общество, где он искусно научился лгать, ему далеко не чуждо. Скорее, он походил на инопланетянина. Где существуют и магазины фирменной одежды, и пятизвездочные отели, и крутые автомобили, и компьютеры, и даже ракеты. Конечно, и однопланетники, с которыми нужно приспосабливаться жить. А Дина напоминала старшего научного сотрудника, который пытался объяснить строение человека другой планеты. Не вдаваясь в подробности самой планеты. Ей не хватало только указки. И она вновь ткнула в Романа тем, что есть всегда под рукой. Своим указательным пальцем.

– Нет, ты только посмотри на него!

Дина, если и была похожа на старшего научного сотрудника, то довольно на плохого. По сути, она должна была заявить: «Уважаемые коллеги, вы только посмотрите на это подобие человека!» Но Дина не знала, что мы играем в эту игру. Иначе бы она наверняка постаралась стать похожей на хорошего ученого.

– Да уж, – протянул я. – В какие-то сто лет выглядеть на все тридцать пять…

– Если ты в тридцать пять выглядишь на все сто, почему не может быть наоборот? Это закон физики. Или химии, я точно не знаю. Если возможно одно, возможно и другое. Короче, ничего невозможного нет.

– Лучше бы какие-то вещи в мире оставались невозможными. Мир бы точно был лучше. И зачем превращать норму в отклонение. Чтобы нормальное стало раритетом? А мы все ненормальными? Я точно не хочу быть ненормальным! Хотя, похоже, мне до этого не так уж далеко. Давай, Дина, забудем про меня. Порассуждай в другом направлении. Если исходить из того, что это нереально, чтобы столетний старик выглядел таким молодым. Тогда…

– Тогда, – повторила за мной Дина. И наши взгляды столкнулись, как на заасфальтированной гладкой дороге. И вовремя притормозили. И аварии не произошло. Мы тот час поняли друг друга.

И раздался телефонный звонок. Как сирена при столкновении на дороге, он оглушил нашу комнату. И я схватил трубку, словно хотел услышать ответ.