Гайдебуровский старик - Елена Сазанович

– Именно анализы! Из этого следует, уважаемый (я не выдержал и передразнил его), что анализы крови Карманова, известные вам благодаря небезызвестной девицы Таисии, будут сопоставлены с анализами старика-антиквара. Которые будут незамедлительно доставлены. И мы сможем безошибочно определить, кто есть я на самом деле. Так сказать установить мою личность. Факты не оспоришь. Особенно если они изложены на медицинском бланке. И заверены сургучной печатью.

– И окроплены кровью, – Роман явно решил меня запугать, впившись в меня прозрачными, как льдинки, глазами. Интересно, летом его глаза тоже ледяные или все же тают, как тает все летом. Или он мне не верил? Думал, что я блефую? Нет, не похоже. Похоже, что он сам испугался. Но почему? Он искренне не верил, что я вдруг могу оказаться Кармановым, молодым, сильным парнем. В это уже с трудом верил и я. Тогда чего он боялся? Чувство страха не в его стиле. В его стиле ледяные глаза и замерзшие чувства. Которые не тают даже летом. Хотя летом тает все. Но, возможно, в его организме встроенный холодильник? Я бы не удивился. Сегодня возможно все.

А потом он и вовсе меня удивил. Вдруг он стал пятиться к двери, так же не отводя от меня ледяного взгляда. И казалось, что льдинки вдруг выпадут из глаз и разобьются вдребезги. Я вообще не видел, чтобы люди так натурально пятились. Скорее, это было придумано образное выражение для людей, делающих пару шагов назад. А пятиться вообще невозможно. Люди назад не ходят. Они ходят только вперед. Даже если впереди их ничего не ждет хорошего. И все хорошее позади.

А Роман именно пятился. Причем так умело, так безошибочно, что даже не врезался ни в стул на пути, ни в раскладушку, на которой спал Сенечка. Вот тот бы наверняка оценил его передвижения, сравнив с умелым задним ходом машины.

И в этот миг раздался свист чайника, который я поставил вновь на плиту. Поскольку Роман вдруг оказался чаелюбом. Роман пятился под свист. Пронзительный свист. Словно зрители с удовольствием освистали неудавшуюся игру артиста.

У выхода Роман притормозил и так же, не поворачиваясь к двери, нащупал ручку, открыл двери и без единого слова, юркнул на улицу.

Я так ничего и не понял. И даже приоткрыл рот от удивления. И даже забыл посмотреть по привычке за окно, и не успел заметить, в какую сторону ушел Роман.

Когда я опомнился от удивления и бросился к окну. Романа уже и след простыл. Зато к антикварной лавке бежала Дина. В своих руках она несла земной шар. А мне казалось, она несет всю нашу землю, а не ее модель. Целый мир, а не его копию. Где возвышаются лесистые горы в голубой дымке. Где спокойно текут реки и рассудительно втекают в моря. Где страны уживаются друг с другом. И так похожи. Где города зажигают по вечерам огни, чтобы утром их отключить. И все начать сначала. Где есть даже яблочный сад, в который я непременно приглашу Дину. Хотя мы уже не дети. И угощу бабушкиным яблочным вареньем. Хотя бабушки давно нет. И обязательно ей скажу, что мне бы так хотелось вернуться в детство. Не потому что там все так просто. Просто с детства всегда можно начать все сначала. Но я не в силах включать по утрам и выключать по вечерам свет. И свое время я не в силах зажечь снова. Похоже, погасло оно навсегда.

И главное – на этом маленьком земном шаре. Вернее, на его модели. Нет войн, нет разрухи, нет голода, нет предательства, зла, или просто измены. И нет кладбищ и больниц. И нет убийств. И даже моего убийства нет. Хотя это не значит, что их нет вообще. Просто их здесь не видно. Они не отмечены. И когда смотришь на глобус, кажется, все так и есть. Все так мирно. И все так гармонично. Так логично. Так счастливо.

В руках Дины наш земной шар выглядел так значительно, так торжественно, что казалось от того, как она пронесет этот глобус, зависят судьбы нашей земли. Она так крепко обхватила мяч руками, словно боялась, что он упадет или его выхватит какой-нибудь местный воришка. К тому же для маленькой хрупкой Дины он был достаточно тяжел. И она даже один раз поскользнулась на ледяной дорожке. И у меня перехватило дыхание. Казалось, еще чуть-чуть и наша земля рухнет и взорвется на месте. Но все обошлось. Дина ловко проехала с ним на ногах по льду, как в детстве. Я невольно улыбнулся. И, спохватившись, бросился к двери. И широко распахнул двери для Дины.

– Дина, ты так неосторожна! – как заботливый дедушка, пожурил я ее.

– Да, чуть не грохнулась, – Дина часто дышала. Еще щеки раскраснелись на морозе. Я поставил глобус на стол. Взял руки девушки в свои. И стал на них дышать.

– Уж больно скользко. И упасть было бы, наверное, больно.

– Я не о том, Дина, – я помог ей раздеться и усадил в кресло. – Конечно, об этом тоже. На дороге, особенно на ледяной дороге, нужно быть крайне осмотрительной. Но ты, ко всему прочему, неосторожно появляешься в моем доме. Среди бела дня. И Сенечка в любой момент мог тебя увидеть. И следователь тебя подозревает. Кстати, он вот-вот может вернуться!

– Может, но не так скоро! – Дина с жадностью сделала большой глоток свежезаваренного чая, – мы с ним разминулись. И я даже знаю, куда он так побежал. Ему, кстати, так не идет кросс. Он такой важный. И для разбежки не подходит, вы не находите?

– И куда, он такой важный, вдруг побежал сломя голову? Да, кстати, и откуда у тебя глобус?

– В этом-то все и дело. Представляешь, он был у Викентьевны!

Я присвистнул от удивления.

– Вот-вот, и у меня была такая же реакция. Я свистнула на всю квартиру. Даже боялась, что соседи услышат!

– Но я не понимаю, с какой стати! У Викентьевны… Это же улика! Серьезная улика против меня! Погоди, погоди… Может этот вовсе не наш земной шар? А жалкая подделка, фальшивка, копия…

– Землю не подделаешь, – вздохнула многозначительно Дина.

– Землю, может, и нет. Но глобус.

Я бросился к столу и стал со всех сторон осматривать мяч. Земля, как земля. Реки, горы, города и страны. Я попробовал его на вес. Тяжелый. Ну и что? Цвет… все тот же зелено– коричневый. Оставалось разве на вкус определить. Но это было излишне. Вкус имеет земля, но не ее калька.

– Знаешь, Дина, если это подделка, то очень качественная, – со знанием дела сказал я, словно разбирался в оригиналах и фальшивках.

– А если нет…

– Тогда непонятно… очень непонятно. С какой стати Роман отнес его Викентьевне. Главный следователь угро. Это уже подсудное дело – скрывание улик. Неужели… Дина, неужели он хотел меня защитить? Ну конечно! Как я сразу не догадался! Он блефовал! Как следователь, безусловно, он хотел узнать правду! Но судить! Судить одинокого старика! К тому же уважаемого на весь район человека! Почетного жителя этого квартала! К тому же долгожителя! Он раздумывал, Дина! Предоставлять ли факты прокуратуре. Убийственные для меня факты. Пойми, я ведь могу не пережить суд. А сколько мне и без того осталось! Стоит ли пачкать руки в крови. Крови столетнего старца, который всю жизнь занимался хранением старых вещей. Нет, черт побери, ценного антиквариата! Нет, господи! Хранением истории! Истории для потомков. Знаешь, умри я на суде или в тюрьме, он себе бы этого не простил, он же чистоплюй! Посмотри на него! И как бы мы к нему не относились! Но он благородных кровей! Он понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Убийство плохо. Но в моем возрасте… он прав, в этом возрасте суд уже должен состояться не на земле. Где угодно, но только не здесь, – и я постучал по мячу, изображающему земной шар. Раздался глухой звук.

И едва я стукнул последний раз – в комнату ворвался Роман. Мой тайный покровитель. Тайный спаситель. Тайный благодетель. В эту минуту мне хотелось его расцеловать. И я бросился ему навстречу, распахнув объятия. И даже успел подумать, что мы могли бы стать добрыми друзьями. Ну конечно, я предложу ему дружбу. Ну и что, что я убийца, а он нет. Ну и что, что он эстет и чистоплюй, а я нет. Ну и что, что он благородных кровей, а я далеко нет. Люди разные дружат. И как лучшему другу я попытаюсь ему все объяснить, и он непременно поймет. Может, мы даже выпьем на брудершафт. Я сам куплю дорогой, выдержанный коньяк… Только это я и успел подумать.

Роман тоже бросился мне навстречу. И я почувствовал на своей шее холодные руки.

– Глобус, – прошептал он перекошенным ртом. – Глобус.

Я стал задыхаться. На объятия друзей это не было похоже. Я успел подумать, что с добрыми друзьями так не поступают. Им больно. Руки давили, давили на вены моей шеи. И мне ничего не оставалось, как собраться силами, вцепиться еще сильнее, чем он, в его плечи и оттолкнуть назад. Он лишь слегка откинул голову, его пальцы ослабли, и в этот миг я со всей силы съездил ему по физиономии.

Реакция его была неожиданной. Он не дал мне сдачи. Он встряхнул головой. И стал озираться по сторонам, часто моргая глазами. Наконец, опустился на колени и стал шарить руками по полу. Интересно, что он мог потерять, если я всего лишь его ударил по лицу. Я не верил, что можно потерять какую-то часть лица. Нос, например. Или рот. Ну, разве зубы. Не хватало, чтобы я выбил ему зуб. А если он золотой? Роману бы подошел золотой зуб.