Территория нелюбви (СИ) - Перова Алиса

«Доброе утро, Гейша!» — перечитываю уже в сто первый раз и разглядываю свои короткие бесцветные ногти.

Да уж, гейша из меня так себе… Впрочем, это ведь не отменяет моего доброго утра.

Я фотографирую ягодный рулет на красивой тарелке, захватив в кадр и чашку с чаем, и отправляю фото в Австралию, сопроводив нехитрым комментарием: «Моё доброе утро!» А будь у меня красивый маникюр, я взяла бы чашку в руку, и фотография казалась бы живее. У моей Алекс уже давно чешутся руки добавить мне лоска… Так может, пора мне самой об этом задуматься?

Папин голос я слышу издали. Кажется, он чем-то недоволен… или кем-то. А уже через несколько секунд появляется в поле зрения — в строгом костюме, со строгим лицом и с прижатым к уху телефоном. «Значит, отработай!» — рычит он какому-то олуху и, спрятав мобильник в карман, обводит кухню тяжёлым немигающим взглядом.

— Люся, где мой кофе? — рявкает на той же рычащей ноте.

Во как!

Я втягиваю носом воздух… Пахнет грозой. И сейчас передо мной вовсе не тот озорной симпатяга со смеющимися глазами и обаятельной улыбкой, что вчера подмигивал всем продавщицам и шутил, как подорванный. Сегодня это жёсткий и властный господин Рябинин. У-ух! Кто не спрятался — ходите под себя!

Люся, мгновенно растеряв расслабленное благодушие, ломанулась к кофемашине, а взгляд хозяина дома остановился на мне. Секунда, другая… и я отмечаю в карих глазах потепление. Мне же хватило мгновения, чтобы сощуриться и изобразить защитную ухмылку.

— С добрым утром, пап! — салютую ему чашкой. — Как спалось?

Ответом мне служит звон разбитой посуды и Люсин сокрушённый «Ах!» Похоже, мой новый статус огорошил домработницу, а любимая папочкина чашка и вовсе не пережила эту новость. Кофейные брызги ржавыми кляксами украсили белый пол и самую малость не долетели до идеально отутюженных брюк сурового господина Рябинина.

— С добрым, — недобро и тихо пробасил он.

— Посуда бьётся к счастью! — широко улыбаясь, я отвлекаю его от испуганной женщины.

Чего она так переполошилась? Я вдруг припомнила, как однажды бабка Валя пиночила меня за разбитую кружку… Может, мой добрый папочка Люсю тоже поколачивает за криворукость?

— Павел Ильич, простите, ради бога! — взмолилась она, шустро орудуя тряпкой по полу.

— Ерунда, — папа машет рукой на беспорядок. — Раз уж моя дочь говорит, что это к счастью, можешь расколотить ещё парочку.

И хрен поймёшь его — шутит или злится. Но продолжает говорить ровным тоном:

— Кстати, Людмила, полагаю, тебе следует знать, что Айя — моя дочь.

— Дочь… — вторит женщина робким приглушённым эхом и улыбается, застыв в нелепой позе.

Господин Рябинин кивает и смотрит на свои наручные часы гораздо дольше, чем требуется для того, чтобы выяснить, который час.

— Возможно… — бормочет себе под нос, — скоро у нас будут гости.

— Гости? — удивлённо переспрашивает Люся, а я подозреваю, что гостей этот дом принимает нечасто.

— Да, — хмуро кивает мой озадаченный папа, — но чаю им можешь не предлагать.

И я понимаю, что гостям в этом доме не рады.

— Оставь нас, Людмила, — командует папа, — мы сами здесь справимся.

Люсю мгновенно сдуло, и мы действительно справились… Папа — со своим настроением, а я — с новой порцией кофе для него.

18.3

Мой вчерашний обаятельный папа, наконец-то, вытеснил злого волка и теперь с энтузиазмом рассказывает, как в ближайшие дни мой новый дом оснастят системой видеонаблюдения, завезут декоративный камень для украшения фасада, займутся террасой… Всё это, бесспорно, круто! Ведь чтобы справиться собственными силами и средствами, мне потребовалось бы немало времени. А тут вдруг раз — и всё на блюде. И никаких усилий. Тогда почему же я не ощущаю радости?

Мне нравилось справляться самой и держать всё под контролем. И даже когда я понимала, что мне помогают, легко притворялась, что ничего не замечаю и продолжала чувствовать себя главной. Ведь я вкладывала в стройку все заработанные средства, закупала материалы, сама расплачивалась с рабочими… Каждый день я ощущала свою причастность к очень важному делу — я строила свой дом! И хочу продолжать!

Всё это я и обрушила на моего благодетеля, не особенно деликатничая. Ну, а что?! Назвался отцом — справляйся с лицом. У меня, может, тоже все планы кверху сракой. Я отфутболила уже выдержанного временем героя, выбрала себе нового… по запаху, а оказалось, что полтора года я принюхивалась к родному отцу. Это ж какая могла быть психологическая травма! Но Вадик всегда говорил, что я с приветом… Наверное, поэтому меня новый расклад не травмировал.

Папа Паша выслушал меня спокойно и внимательно, а потом начал мягко и хитро стелить:

— Послушай, дочь, я уже говорил тебе, что ты очень сильная и самостоятельная, и я нисколько не сомневаюсь в том, что у тебя всё получится. Но так уж вышло, что теперь у тебя есть я, и этого не изменить. Мне казалось, что ты рада… Или мне действительно показалось?

Я злюсь и молчу. Что за дурацкие вопросы? Это какой-то шантаж!

— А теперь скажи мне, Айка, что же я буду за мужчина и отец, если позволю своей маленькой хрупкой девочке надрываться на двух работах и увязнуть на несколько лет в строительстве и кредитах? Ты почти восемнадцать лет справлялась без меня, так позволь мне сейчас хотя бы немного быть для тебя полезным. К тому же мне очень приятно тебе помогать.

И почему я не замечала раньше, какой у него плутовской взгляд? Но всё же… со своей стороны он прав. Но как договориться с собой, где найти золотую середину? Чтобы и он — мужчина и отец, и я тоже — молодец!

— Малыш, я понимаю, что ты отвыкла от заботы и опеки… — Даже и не привыкала! Теперь-то уж чего? — Но ты ещё ребёнок, и тебе необходимо высыпаться, хорошо питаться и больше отдыхать.

— М-м, понятно — спать, жрать и балду пинать.

— Тебе необходимо учиться, — продолжает мой заботливый папа, не реагируя на грубость и вызывая во мне очередной протест. — Сколько раз ты появлялась в своём колледже?

Я отлично помню, кому обязана поступлением, и что если бы не его связи, меня уже давно вышвырнули бы из этого дурацкого колледжа. Но медицина — это вообще не моё! Зато массажист, обременённый дипломом, — это уже другой уровень и другие деньги. И как меня только угораздило вляпаться в такую немилую профессию? Это всё Бабаня! Вытянула из меня обещание, что я доберусь до диплома. Хорошо, что мы с ней обсудили только конечный пункт.

Об этом я тоже честно рассказала папе. А заодно и о том, что терпеть не могу учиться и готова постигать лишь те знания, что могут пригодиться в моей риелторской деятельности.

— Ты уверена, что хочешь заниматься именно этим?

— Да ты меня в деле не видел! Дай мне человека с деньгами, и я продам ему любой сарай! Даже без крыши.

— Хорошо, — смеётся он. — О вузе мы ещё поговорим, но английский язык тебе не мешало бы выучить. Ты же любишь путешествовать?

— Дай-ка подумаю… Однажды я путешествовала из Киева в Воронцовск… Ну и по области иногда приходилось. В целом мне понравилось, и даже английский нигде не пригодился. И, кстати, я его знаю.

— Ну да, слышал я твой английский! Это, скорее, какой-то шпионский — ни свои, ни чужие не поймут.

Моё счастье уже не кажется мне безоблачным. Я подбираю слова, чтобы не очень обидно пояснить папе, где я видела этот сраный язык, но, к моему облегчению, звонок домофона намекает на непрошенных гостей. И — о, чудо! — папе становится не до меня.

Как неожиданно и внезапно он появился в моей жизни!.. И как легко и быстро внёс в неё столько изменений… Вот только как же их теперь вынести?

***

Гость оказался совсем не страшным. Скорее, смешным. Маленький, очкастый толстячок, похожий на розового пупса, представился Одиссеем — Аха-ха! — галантно поцеловал мне руку и откатился вслед за хозяином дома в его кабинет. А Люся тут же шепнула мне на ушко, что Одиссей — очень грамотный и уважаемый адвокат.