Пустыня - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это трюизм, интереснее другое: если капиталу дает энергию прибыль, то что заставляет шевелиться предприятие, живущее по законам социализма, будь то газета, завод, колхоз или аптека? Из политэкономии социализма, которую мы изучали, понять было трудно. Нет, прибыль работает, и работает хорошо, тому пример «Поиск», но наш «Поиск» — луч света в царстве плана. Энтузиазм? Энтузиазм — чувство непостоянное. Сегодня есть, завтра нет, послезавтра опять нет. Сознательность? А в чем её измерять, как достичь? Принуждение? Над рабочим нужен надсмотрщик, над надсмотрщиком — другой, над другим — третий. Накладно. План? Ну да, план. Но как-то это всё в тумане…
— Разделение участников по результатам очевидно. Фишер, Карпов и я — первая группа. Спасский, Мекинг, Портиш и Хюбнер — вторая группа. Горт, Тимман, Любоевич, — третья. Но за девять туров… За девять туров всё может измениться, — и я прокомментировал свою крайнюю партию, с Ларсеном. Бент Ларсен на этом турнире играет быстро, даже слишком быстро. Полчаса на партию и даже меньше. Но получается не очень. Вот и против меня он пошёл в атаку, которая в блице, возможно, и удалась бы, но времени у меня было предостаточно. Поразмыслив, я нашел опровержение и в свою очередь провел комбинацию, давшую в итоге коня за пешку. И Ларсен сдался. На его часах было двадцать минут затраченного времени. После этой партии Бент Ларсен занимает непривычное для него четырнадцатое место. А шесть лет назад он возглавлял сборную Мира на матче против СССР. Фишер в сборной Мира был вторым номером.
Почему он так спешит? Физически он вполне благополучен, насколько можно быть благополучным в сорок один год. Возможно, слегка повышен сахар крови. И давление — слегка.
Или он просто бережет силы для межзонального турнира?
Но мысли о Ларсене я оставил при себе. Только шахматы, только идеи, планы и их реализация, вот о чем я поведал Вальтеру, а с ним и читателям.
Слово-то какое — поведал! Эпическое!
Потом я попросил Спасского сказать пару слов Вальтеру, а сам попал на прицел бибисишника. Ничего, комсомол не боится вступить в схватку с идеологическим противником. Твердо, уверенно, с достоинством. Впрочем, вопросы были обыкновенные, без подковырок. Всегда бы так!
А всё-таки печально без наших. Словно сирота, рад всякому вниманию, а уж за доброе слово готов в огонь и воду.
В песок.
Посыльный передал, что господин Бадави просит зайти к нему. Как, опять? Никогда более не поеду на турнир в место, где нет хорошей больницы. Многопрофильной. С каретами «скорой помощи».
Но переживал я напрасно. Никто не заболел, не сломал ногу, не утонул, не умер. Господин Бадави поинтересовался, отдавал ли я свой костюм, тот, что пострадал при взрыве, в чистку и ремонт.
Я не отдавал — сначала, после ранения, было не до этого, потом началась буря, и вообще. Не отдавал — ответил я.
Тогда, пожалуйста, отдайте, попросил господин Бадави.
Это зачем?
А узнаете. Сюрприз.
Ладно, сказал я, подумав, что и в самом деле возьмут костюм в музей боевой славы ливийской революции.
А кто автор этого костюма?
Я ответил.
Господин Бадави попросил записать данные.
Я записал. Действительно, костюм оригинальный, пусть знают, что может собственных карденов земля советская родить.
И отправился на урок арабского. Корреспонденты корреспондентами, а учеба по расписанию.
Русский язык велик и могуч, но и остальные языки не под веником нашли. Тоже и велики, и могучи. Потому чем больше языков знаешь, тем больше величия и могущества. Это как в шахматах: дебютные познания помогают получить хорошую позицию. Не факт, что выиграешь автоматически, но преимущество будет. Так и знание языков. Не успех, но преимущество. И уж если выпала возможность — нужно ее использовать вовсю.
Я и использовал.
Вернулся к ланчу. И очень удачно. Или неудачно, как посмотреть. Кардинал Ришелье, генеральный секретарь ФИДЕ Радж Кяхир, выступил с заявлением, суть которого сводилась к тому, что негоже купаться в деньжищах, когда шахматисты развивающихся стран остро нуждаются в финансовой поддержке. И потому ФИДЕ ждет от гроссмейстеров, что они переведут на её счет двадцать процентов призовых, выполнив тем самым моральные обязательства перед развивающимися странами. И ФИДЕ это не забудет. Как не забудет и тех, кто откажется.
Хорошо сказал. И крыть нечем. Ну, так он думал. Кто-де решится, да еще в присутствии журналистов, сказать, что он не поддерживает развивающиеся страны? И ведь тем, кто откажется, будет ставить палки в колеса. Не рекомендовать организатором приглашать таких шахматистов на турниры под эгидой ФИДЕ, например. А таких турниров большинство.
— Господин Кяхир! — сказал громко Спасский, десятый чемпион мира по шахматам. — Если я вас правильно понял, мы должны передать вам часть призовых?
— Не совсем так. Вы должны подписать доверенность на получение нами двадцати процентов от призовых. А получим мы сами, — уточнил господин генеральный секретарь.
— То есть, проще говоря, мы должны передать пятую часть вам?
— Не мне лично, а ФИДЕ. А так всё верно. Пятую часть. Передать.
— То есть мы даем деньги ФИДЕ, правильно?
— Правильно.
— Но ведь это невыгодно! Если отдаем мы, это очень невыгодно! Вот если бы ФИДЕ давало деньги нам, это было бы выгодно. Тогда бы я сразу согласился. А если даём мы — нет, не выгодно. Я подумаю, конечно, но это явно не выгодно. Предложи вы, чтобы двадцать процентов ФИДЕ нашло для нас, тогда да, а так… — и Спасский сел. Поймал мой взгляд и подмигнул. Ну, еще бы. Он гонорар за матч с Фишером оставил себе, не побоялся пойти наперекор нашим советским чиновникам, а уж какой-то Кяхир…
Слово взял Фишер, одиннадцатый чемпион и абсолютный чемпион мира — титул, хоть ФИДЕ и не признанный, но весомый.
— Кто вы, собственно, такой,
