Мерфи - Сэмюел Беккет

– Хочу сказать это каждому, – сказал коронер, – если я осмеливаюсь сказать это без вреда, то это была персона, богатая на отличительные признаки как умственные, так и физические. Но…

– Вы забываете о нравственных, – с сарказмом сказал Убифсих, – и о духовных или, как говорят некоторые мои собратья, функциональных…

– Но если…

– Замечательных по своей существенности тем, – сказал Убифсих, – что они позволяют избежать не очень желательной аутопсии.

– Но если они сохранились, – продолжал коронер, – даже лишь очень частично, при взрыве, то это вопрос, решить который могут лишь те, кто имеет счастье входить в избранный круг близких. Вот почему вы здесь.

За этими неловкими словами последовала тишина, настолько глубокая, что можно было услышать слабое урчание холодильника. Глаза всех – всего семнадцать – бродили и шарили среди остальных.

О сколь разнообразны и множественны способы отведения взгляда в сторону и обмена взглядами! Бим и Тыкалпенни одновременно подняли головы, их взгляды, нежные и страстные, встретились; эти взгляды словно говорили: мы живы, у меня есть ты, а тебя есть я! Убифсих, и так весьма сутулый, повесил голову на грудь и превратился в фигуру, состоящую только из ног, черепа и торчащих в стороны бакенбард. В значительной степени его репутация глубокомысленного человека зиждилась на его умении напустить на себя вид погруженности в мысли, в то время как на самом-то деле в голове у него было совершенно пусто. А вот коронер голову не поворачивал – просто расфокусировал свой взгляд и перестал что-либо видеть вокруг себя. Ниери и Вайли спокойно перенесли свое внимание на стеклянную стену, на видневшуюся в верхней части зеленую листву, опирающуюся на голубизну неба. Всеобщее нежелание смотреть на то, что лежало на мраморной плите, сделалось совершенно явственным. Куперу, которого мог расстроить даже вид птички с поломанным крылом, оказалось достаточно и одного быстрого взгляда, который он метнул из своего единственного глаза. Кунихэн, которая осмеливалась то и дело поглядывать на Мерфи, была приятно удивлена тем, что она проявляет такую железную стойкость духа перед лицом смерти, но одновременно недовольна и огорчена тем, что в ней не осталось и следа от ее прежних чувств к Мерфи, и тем, что у лежащего на мраморной плите ничего не осталось от прежнего Мерфи; раздосадована она была и тем, что не могла воскликнуть перед всеми, показывая пальцем на неподвижную Мерфиеву оболочку: «А вон там лежит Мерфи, близкой подругой которого была я!» Силия, по всей видимости, оставалась единственной из всех, способной не отрываясь смотреть на то, из-за чего они пришли. Ее пристальный взгляд продолжал терпеливо и печально двигаться по останкам и долгое время спустя после того, как все остальные уже давно отвели взгляды в стороны, а Кунихэн оставила попытки утвердить свое положение женщины, которая знала Мерфи значительно раньше «вот этой, другой».

Коронер, вздрогнув, вернулся от своих гольфовых мечтаний к реальности и тут же спросил:

– Ну как, вам удалось увидеть то, что хотелось?

– А можно ли перевернуть его? – вопросом на вопрос ответила Силия, произнося тем самым свои первые слова за последние двое суток и высказывая свою первую просьбу за время, которое не смогла бы охватить ее память.

– Конечно, конечно, можно, пожалуйста, – засуетился коронер, – хотя, насколько я понимаю, в таком положении он выглядит значительно лучше…

Убифсих призвал на помощь Бима и Тыкалпенни.

Когда тело перевернули, Силия, пробежавшись по нему взглядом, уверенно вперила взор в ту обугленную ягодицу, которая была от нее подальше, и немедля обнаружила то, что искала. Протянув руку, она легчайшим касанием положила палец на то место, где располагалось родимое пятно, и объявила:

– Вот здесь, в этом месте, у него была родинка.

Коронер и Убифсих обрадованно склонились над указанным местом.

– Никаких сомнений тут и быть не может, – заявил Убифсих, – обширная капиллярная ангиома,[231] правда, на исключительно необычном месте.

– Судя по всему, это родимое пятно было цвета отличного портвейна, – удивился коронер, чуть ли не тыкаясь в него носом. – Даже и сквозь обгорелость это заметно!

И вот тут-то Кунихэн разразилась слезами…

– Не было у него такого родимого пятна, я точно знаю! – всхлипывала она. – Не было, не было у него такой ужасной родинки! Мне лучше знать! И не Мерфи это вообще, это не мой Мерфи, это кто-то другой, этот вообще на него никак не похоже! Это совсем не он, это…

– Ну, успокойся, успокойся, – стал успокаивать ее Ниери. – Все, ну все, все, успокойся.

– Однако… в определенном смысле, это даже красиво, – мечтательно произнес коронер, – в этом, несомненно, что-то есть: родимое пятно, знак, полученный при рождении, с приходом в этот мир, и смертный знак, так сказать, остающийся и при уходе из него… некое, понимаете ли, обрамление всего жизненного цикла, вам не кажется? Круг описан, завершен, все возвращается к исходной точке… Ангус, как воспринимается такая мысль, понятно, что я хочу сказать?

– Ну все, все, все уже хорошо, – продолжал успокаивать Ниери все еще всхлипывающую Кунихэн. – У каждого мужчины найдется пятно, на теле иль на душе. Все запятнаны.

– Итак, судя по всему, мы… то есть вы уже знаете, кем был покойник. Могу ли я поинтересоваться, кто же он? – спросил коронер.

– Господин Мерфи, уроженец Дублина, – твердым голосом уведомил коронера Ниери.

– Ах Дублин, старый добрый Дублин, старенький Дублинчик, – пел коронер. – Там когда-то живала одна моя родственница, в Кумбе жила, по женской линии родственница, больше никаких родственников в Ирландии никогда и не было… преставилась, тихонько перешла в мир иной, можно сказать, скоропостижно, месяца два не дотянула до отведенного ей Богом и людьми срока, а было то во времена, знаете ли, Георга ІІ[232]… Да, так вернемся к нашей теме. Фамилия известна, а имя, имя каково? Ближайшие родственники?

– Ближайших родственников нет, – ответил за всех Ниери. – Есть дядя, живет в Голландии.

– А кто же тогда вы все? – удивился коронер. – И неожиданно грубо-писклявым голосом добавил: – На кой черт вы тогда сюда пришли?

– Мы здесь по праву его ближайших друзей, – пояснила Кунихэн, переставшая плакать. – Мы его лучшие друзья.

– Послушайте, – возмутился Вайли, раздраженный тугодумием коронера, – сколько раз вам нужно пояснять одно и тоже?

– Понятно, понятно, извините… но вот что мне хотелось бы все-таки знать… как к нему обращались? Что, только Мерфи и все? Или почтительно «господин Мерфи»?

– Прошу вас, – и Убифсих прибавил к словам жест, приглашающий Бима и Тыкалпенни к действию.

Те снова укрыли тело простыней и вынесли его прочь. В коридоре алюминиевый поднос – он же носилки – был возвращен в холодильник.

На освободившейся мраморной плите в вязи и сочетаниях мраморных прожилок и пятен Ниери высмотрел Клонманшуа, замок О'Меланглинов, лужайку, белый домик под соломенной крышей, нечто красноватое, формы не поддающейся описанию, широкую водную гладь с солнечными бликами, Коннот…[233]

– А кто эта молодая дама, – обратился коронер к Ниери, – которая проявила столь, некоторым образом, доскональную осведомленность обо всех, так сказать, телесных особенностях усопшего? Я имею в виду ту, которая так уверенно, без долгих поисков, обнаружила искомое на, в некотором роде, обычно скрываемом…

– Это госпожа Силия Келли, – прервал коронера Ниери.

– В таком случае позвольте мне поинтересоваться, – продолжил коронер как ни в чем не бывало, – как обратилась госпожа Келли к покойному: на «ты» или на «вы»? Она шептала слишком тихо, и я не расслышал…

– Черт бы вас побрал с вашими идиотскими вопросами! – вскричал Ниери. – Он не был крещен, понятно? И соответственно не имел никакого другого имени, кроме Мерфи! Понятно? Что вам, разрази вас гром, еще хочется знать?

– А как же госпожа Мерфи? – вклинился со своим вопросом Убифсих. – Или просто, по случайному недоразумению, письмо было адресовано «госпоже» Мерфи, в то время как имелся в виду «господин» Мерфи, голландский дядя?

– Никакой госпожи Мерфи не было и нет, – сердился Ниери. – Мерфи никогда не был женат!

– Можно предположить, что недоразумение возникло в результате того, что… – начал высказывать свое предположение коронер, однако его снова прервал Ниери.

– Госпожа Келли должна была стать женой Мерфи и стала бы ею, если бы Мерфи пожил бы еще немного.

– Ну, если судить по некоторым обстоятельствам, догадаться об этом совсем не трудно, – с понимающим видом проговорил коронер.

Кунихэн обмякла и упала бы на пол, если бы ее не подхватили подоспевшие на помощь Купер и Вайли.