Эффект бабочки в СССР - Евгений Адгурович Капба
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Адью? - переспросил я. - Тогда у меня к вам личная просьба: согласуйте мне что-то вроде отпуска за свой счет, дней на десять? Хотел прокатиться по Средней Азии. Ну, Ташкент, Фрунзе, Алма-Ата, Душанбе...
"Штрилиц знал, что последнее слово запоминается лучше всего..." Поэтому я закончил на Душанбе - и не прогадал.
- Пф-ф-ф-ф! Странный ты всё - таки типус Белозор! Я тебе про Москву - ты мне про Душанбе, - он даже ладоням по столешнице от разочарования хлопнул.
Листы папиросной бумаги взлетели в воздух и завальсировали по кабинету, и человек с очень солидными погонами принялся бегать по помещению, пытаясь собрать интервью воедино.
- Ты еще здесь? Всего хорошего, можешь собираться, пресс-атташе посольства оформит все документы... - ворчливо проговорил он, когда, наконец, поймал все бумажки.
- И вам - всего хорошего! - я со скрипом отодвинул стул, встал и вышел, сдержавшись чтобы не ляснуть дверью. - Любимый мой, родной...
***
Я поверить не мог, что покидаю Афганистан. Эти три месяца слились для меня в один жаркий, длинный, душный полдень, до краев забитый невероятными встречами, горными дорогами, запахом бензина, плова, спирта, пороха, человеческй крови и пота. Это не было похоже ни на один из фильмов или передач, что я смотрел тогда, в будущем. И ни на одно место из тех, где я побывал здесь, в прошлом.
И теперь, стоя на бетонных плитах Кабульского аэропорта, я отчетливо ощущал - сюда мне еще предстоит вернуться. Мне - или Белозору?
Этот вопрос вызвал в душе неприятный холодок самим своим появлением. От дурных мыслей меня отвлек топот солдатских ботинок и нерешительное сопение за спиной. Обернувшись, я увидел смуглого голубоглазого десантника - совсем молодого, скорее всего даже - из солдат первогодков. Крепкий, широкоплечий, невысокий, с вихрастыми волосами... Его лицо было мне знакомо, но вспомнить, как его зовут, я не мог. До тех самых пор, пока он не заговорил:
- Вы - Белозор? Товарищ Белозор, вы что - улетаете? А как теперь...
- Что - теперь?
- Теперь страшновато будет, - шмыгнул носом он.
- А до этого не было?
- Ну, мои пацаны говорили, что вы можете, ну... Ну, по руке, это самое...
- А звать тебе как, это самое?
- Максим Гвоздев!
- Ох! - в голове моей будто взорвалась бомба.
Я писал про него - через сорок лет! Он был наш, дубровицкий! Но помнил-то я Максима Сергеевича уже взрослым, состоявшимся мужиком, пожившим и успешным. Начальник фанерного цеха на ПДО - это не шутки! Женат, дети, внуки, джип-триалом занимается... Будет заниматься. Потому что - водитель, фанат мощных машин и всего, что с ними свяязано. Был ранен во время перегона колонны на Кандагар, едва выжил. То есть - еще не был, это осенью, кажется, произойдет. Надо посоветовать ему обратить внимание на бронирование кабины "Урала", что ли...
- Давай сюда руку, Максим Сергеевич, - сказал я, и, присмотревшись к его покрытой несмываемыми пятнышками машинного масла ладони, улыбнулся. - Веди себя хорошо, не пей водку, чаще пиши письма маме, не добавляй зла... И повесь на дверцы кабины бронежилеты - с обеих сторон. Они вроде как раз вот-вот в Витебскую дивизию поступать начнут. Хорошо? Понял меня?
- А... - десантник-водитель хлопал голубыми глазами - Ага! Понял... Понял!
- Трое внуков у тебя будет, классные такие хлопчики, на тебя похожие, голубоглазые.
- Ого! - он расплылся в счастливой улыбке, и почему-то кинулся обниматься. - Удачного полета, Белозор! Давай, ты им там покажи, в Союзе! Накрути хвосты! Чтоб знали! Давай!
Я похлопал его по спине, отвечая на объятья. Честно говоря, это было жутко неловко, но всё-таки - приятно. Всё время, пока шел к аппарели самолета до Термеза, я не мог сдержать дурацкую ухмылку. Настроение зашкаливало - определенно, встречу с Гвоздевым я решил считать добрым знаком!
А потом огромная металлическая хреновина, управляемая человеческой волей, разогналась на взлетной полосе, и, вопреки здравому смыслу, оторвалась от грешной земли, втянула в себя шасси и взмыла в небеса.
Полетели крутить хвосты!
Глава 21 в которой фигурируют корейцы и соловьи
Аэропорт Алма-Аты впечатлял! Его фасад в восточном стиле подошел бы скорее медресе или мечети, или - дворцу какого-нибудь султана. Вообще, весь этот удивительный город был полон контрастов: причудливое смешение сталинского ампира, конструктивизма, национальной архитектуры, мрачных серых панелек и глиняно-камышитовых бараков придавали ему ни с чем не сравнимый шарм.
Я прибыл в столицу Казахской ССР двадцать пятого августа, после недельной передышки в Термезе, где меня принял в свои объятия обходительный Валеев и едва ли не за ручку ходил со мной по учебкам и ездил по погранзаставам. Я действительно хорошо ел, спал и плодотворно работал. Хотя интервью с Масудом явно подвисло в верхних эшелонах партийной иерархии, материалы о бравых погранцах в стиле «служат наши земляки» ставили с удивительной регулярностью: рубрика в Комсомолке стала еженедельной, и занимала порой целую полосу!
Полоса - это не колоночка, не столбик. Это полноценная газетная страница. Можете себе представить: какой-то хрен с Полесья заимел себе такую площадку для публикации? И я не мог. Где "Комсомольская правда" - самая популярная газета в Союзе, и где Гера Белозор – тот который придумал штаны и «пишет про всякое говно»? Рядышком. оказывается. Головокружительный успех.
Про гонорары я просто не думал. Наверняка цена за строчку там была не чета нашей, дубровицко-"маяковской". Мог ли я считаться соглашателем и оппортунистом? О, да! Попробуй я написать про едва не утопшего в фонтане идеолуха, или про простые и незатейливые нравы на дальних блокпостах, или про ту же Шаесту - меня бы тут же одёрнули со всей пролетарской прямотой. Прикладом по затылку, например. Но - наплевать! Прогнулся под систему? Зависимая пресса? Ну и черт с ним.
Про наших парней, про их быт там, в горах и песках Афгана, про их каждодневный и подвиг узнала страна - это было главное! Справедливая там война или нет - пацаны там были наши. Наши - и точка! Значит, лично я, журналист Гера Белозор на своем
