Книга о художниках - Карел Мандер

В 1576 году вышла в свет еще одна книга на латинском языке под заглавием «Sicilia et Magna Graecia» — история городов и народов Греции, с греческими медалями и их описанием, а также и другие книги, в которых он выказал большое усердие, стараясь воскресить в памяти блестящее прошлое славной империи. Все эти необыкновенной красоты книги отпечатаны великолепным шрифтом и в томах большого размера.

Что касается его произведений, относящихся к нашему искусству, то есть исполненных кистью, то я могу сказать об этом очень немного сверх того, что мне хорошо известно: что он исполнял всякого рода заказы и что в Антверпене во время празднеств по случаю собрания капитула ордена Золотого руна[271] он написал несколько картин для ганзейцев и еще много других произведений.

В своих работах он отличался смелостью и энергией исполнения. В первый раз он был женат на сестре второй жены Питера Кука ван Алста и имел от нее несколько детей, которым, как истый римлянин, давал и римские имена: Марцелла, Юлия и тому подобные. Во время этого супружества он совершил путешествие в Рим, без ведома жены, которая думала, что он находится в Кёльне. Когда он жил в Брюгге, то с большим наслаждением слушал проповеди одного францисканского монаха по имени брат Корнелиус, и проповеди эти, как говорят, записал и отпечатал. Он по памяти написал масляными красками на маленькой дощечке портрет этого монаха, с лицом почти прямо смотревшим на зрителя, очень схожий и представлявший его в таком именно гневном состоянии, в каком он бывал, когда сердился на выпускавшиеся против него эпиграммы и пасквили. Портрет этот в смысле искусства был исполнен очень хорошо, я сам его видел и держал в руках[272].

Под конец он женился во второй раз на женщине, пользовавшейся не совсем доброй славой, что очень огорчило его детей и родственников и самому ему принесло немало беспокойства, вреда и срама, как это часто случается с умными и просвещенными людьми, воображающими, что непостоянство женщин они могут преодолеть разумными рассуждениями, а их закоренелые, дурные привычки исправить или изменить воспитанием. Он был человек тонкого ума, почтенный и любезный и пользовался большим уважением как среди знатных особ, так и ученых людей. Однажды он преподнес в дар одну из своих книг о медалях в красивом переплете Антонису Мору, который сказал ему, что желает расплатиться с ним за этот подарок не иначе как своим искусством и потом заставлял его раза два приходить к нему по утрам, чтобы позировать для писания его портрета; но оба раза, не приступая к делу, Мор отпускал его после хорошего завтрака домой. Наконец, в третье посещение он, не более как в час или вообще в самое короткое время, сделал его портрет, который был удивительно хорошо написан и очень похож, потому что в его уме уже раньше успели запечатлеться истинные черты лица Голца. Этот портрет и теперь еще сохраняется у вдовы Голца или ее родственников в Брюгге[273]; с него был сделан гравированный портрет, отпечатанный в одной из его книг.

Как книги Голца прославлялись в различных похвальных латинских стихах, так и в честь него самого один английский посланник написал следующую эпиграмму:

«Эпиграмма англичанина Дэниела Роджерса на изображение Губерта Голца, сделанное Антонисом Мором.

Ты видишь Голциуса, в искусстве живописи равного Апеллесу и

в скульптуре равного тебе, Лисипп. В знании империи греческой,

равно как и латинской, подобного Павсанию и Варрону»[274].

Губерт Голц умер в Брюгге в 1583 году или около этого времени.

Губерт Голциус, или Голц (1526, Венло — 1583, Брюгге), — нидерландский гуманист, историк, археолог, нумизмат, живописец, гравер и издатель, один из зачинателей научной нумизматики в Европе. После обучения в мастерской Л. Ломбарда в Льеже переехал в Антверпен, где вступил в местную гильдию св. Луки. Около 1550 г. он женился на Елизавете Верхюльст Бессемер — родной сестре Марии, известной художницы-миниатюристки, супруги Питера Кука ван Алста и будущей тещи Питера Брейгеля Старшего. Голциус поддерживал тесные отношения с кружком антверпенских гуманистов, куда входили Ортелиус, Плантен, Корнхерт и другие и к которому, возможно, принадлежал Брейгель. В конце 1550-х гг. Голциус посетил Германию, Францию, Италию и Швейцарию. Позднее обосновался в Брюгге, где написал и издал в собственной типографии ряд трудов по нумизматике и истории Древнего Рима и Древней Греции, проиллюстрировав их собственными гравюрами: «Vivae omnium imperatorum imagines» (Антверпен, 1557), «С. Julius Caesar» (Брюгге, 1563), «Fastos magistratum et triumphorum romanorum» (Брюгге, 1566), «Caesar Augustus» (Брюгге, 1574), «Sicilia et Magna Graecia» (Брюгге, 1576), «Thesaums rei antiquariae» (Антверпен, 1579). Биография, составленная К. ван Мандером, содержит ценные сведения о жизни и деятельности Губерта Голциуса.

Жизнеописание живописцев Питера Влерика из Куртре и Карела из Ипра (Pieter Vlerick van Cortrijck en Carel van Iper)

Мы видим иногда людей, занимающихся нашим искусством, которые с ранней юности, побуждаемые природными дарованиями, склонностью и разумом, старались сойти с пути, проторенного их земляками и современниками, на другой? лучший; но он оставался для них строго запретным, и они из-за ежедневного ничтожного, едва достаточного для поддержания жизни заработка вынуждены бывали продолжать писать дурные произведения, часто заслуживавшие названия не картин, а крашеных полотен, к которым, однако, в маленьких городках привыкли, где обыкновенно они и сбывались странствующими по ярмаркам коробейниками. Но особенно достойно сожаления то, что приходится наблюдать случаи, когда некоторые благородные умы, своим трудом, прилежанием и упражнениями далеко опередившие других и достигшие высшего совершенства в искусстве, в то время как перед ними бывает уже открыт путь почестей и богатства, не стараются с должной обдуманностью и осторожностью присматриваться, в каком из цветущих и богатых торговых городов они могли бы добиться своим украшающим города искусством больших почестей и выгод, как то делали античные живописцы, о которых было сказано выше, что они очень обдуманно искали больших и самых цветущих городов и никто из них не избирал исключительно одной какой-либо местности, а был одинаково близок всем местностям, как и все местности были одинаково равны и близки для него. Мы должны поэтому считать очень легкомысленными тех, которые слишком ослеплены жалкой и бесполезной привязанностью к месту своего рождения, лестью давних своих приятелей из простонародья или, подобной липкому клею, любовью к родителям и родственникам, которая под конец все-таки оказывается бесплодной, ибо такие люди скоро и легко завязывают знакомства и нежданно-негаданно вступают в брак с бедными и, будучи потом обременены тяготами семейной жизни, не могут, с трудом прокармливая и самих-το себя, оказывать помощь своим родителям и родственникам, и, таким образом, не имея возможности двинуться с места, они остаются сидеть, опустив голову, под тяжким ярмом зловонной и грязной бедности. Очень дорого платят они за свою врожденную вялость, нерадивость, беспечность или глупость в этом отношении и за ленивое и сонливое сидение дома — им случалось и путешествовать по отдаленным странам, и жить в чужеземных городах, поскольку они у себя дома (ведь всякого природа почти всегда влечет к своей стране и своему народу, а многие даже думают, что проводить свою жизнь обособленными чужеземцами среди чуждого народа и не полезно), среди народа одного с ними языка и племени, предварительно хорошенько не познакомились с соседними городами и весями и не избрали из них тот город, который показался бы им более пригодным и лучшим для жизни, родной. В этом они похожи на птиц, которые, как известно, любят жить там, где они вывелись.

У итальянцев на этот случай есть остроумная пословица: «Tristo é l’augello, che nasse in cattivo valle», что означает: «Жалка та птичка, которая вывелась в печальной долине», потому что привычка становится у нее второй натурой и заставляет ее всегда оставаться там, где было милое ей материнское гнездо, как бы холодно, сурово и бесплодно ни было это место. Но есть и такие глупые птицы, которые всегда и всюду, как несчастные путешественники или бедные странники, безрассудно летят за морозной зимой и ей сопутствуют, поступая при этом не так осторожно, как журавли, ласточки и другие любящие тепло птицы, которые находят более наслаждения в дышащем сладостным запахом цветов западном ветре, чем в несущем снег северном.

Пьемонтцы рассказывают, что на пустынных горных хребтах страшных Альп, там, где круглый год все покрыто снегом, живут люди, которые всегда, когда им случается для закупки жизненных припасов сходить вниз, в город, на базары, спешат как можно скорее уйти оттуда домой и быть опять среди издавна привычной им нужды и бедности, где от постоянного питья снеговой воды у них вырастают большие зобы. Я думаю, что этих бедных людей можно сравнить с упомянутыми зимними птицами, а также с теми людьми, которые, обладая выдающимися дарованиями в нашем искусстве, остаются жить в захолустных местах их рождения, где они не только не могут быть вознаграждены и оценены, а даже и самое искусство их почти совсем неизвестно.