Книга о художниках - Карел Мандер

Я еще видел работы Карела «Страшный суд», нарисованный пером на ломбардской бумаге и потом промытый. Вдова Карела подарила его одному живописцу, помогавшему ей по уходу за больным мужем. Я думаю, что этот рисунок представлял собой проект вышеупомянутой картины «Страшный суд». Он был очень хорош по композиции и по множеству красивых, полных жизни фигур и немного напоминал Тинторетто. Христос сидел на облаках, а внизу под ним были изображены звери четырех евангелистов. Карел много также делал рисунков для живописцев по стеклу. В Генте, в церкви Св. Иоанна, есть прекрасный витраж с изображением Рождества Христова, сделанный по его рисунку; это было действительно замечательное произведение.

Он путешествовал по Италии и другим странам и как художник пользовался всюду во Фландрии большим почетом и славой, так как своим отменным исполнением сильно отличался от остальных местных живописцев и намного превосходил их; но все-таки он с трудом мог противостоять знаменитым мастерам Брабанта и Голландии.

Он был человек вспыльчивый и к тому же угрюмый. В конце жизни ему случилось поехать в Куртре, где художники встретили его очень радушно и устроили для него большой пир. Во время пира, когда уже хорошо поели и выпили, между присутствовавшими начались веселые разговоры и шутки относительно их жен и числа детей; между прочим, спросили и Карела о его детях. Но так как распространился слух, что у него очень красивая жена, а детей нет, то кто-то из пировавших сказал: «Ты недостоин жить, если при такой жене у тебя нет детей». Эти слова, как выяснилось потом, угрюмый художник так близко принял к сердцу, что, сидя за столом, никак не мог успокоиться и забыть их, хотя его всячески старались развеселить. После обеда пошли гулять за город по берегу реки Лейе, протекавшей через Куртре, тут Карел сказал: «Я желал бы лежать на дне этой реки». Но так как время было летнее и стояла жаркая погода, то все подумали, что ему захотелось выкупаться и освежиться в этой чистой воде. Вечером, придя опять в тот же трактир или то место, где все были раньше, они снова принялись пировать и пить; Карел же по-прежнему сидел задумчивый и печальный. Собеседники убеждали его развеселиться, и один из них начал пить за его здоровье, а когда выпил, спросил, какого он желает вина — белого или красного, так как они пили и то и другое. Вдруг Карел, державший под столом в руке нож, нагнулся вперед, нанес себе удар в грудь и, когда кровь свободно потекла на стол, сказал: «Смотрите, она красная». Увидев это, все страшно перепугались и схватили его за руки, а он, между прочим, все повторял сказанные ему перед тем слова, что он недостоин жить. Пировавшие очень были смущены и взволновались этим ужасным происшествием, кроме того, они опасались, как бы это дело не дошло до сведения суда и он не умер от раны, так как в этом случае его могли бы повесить на загородной площади, что было бы большим бесчестьем доя искусства. Поэтому они тайно, ночью, вывезли его из города на барке и по Лейе доставили в монастырь Грунинген, пользовавшийся правом убежища. Они перевязали рану и, как умели, старались утешить его; к тому же и рана была не очень глубока, ибо нож попал на ребро и соскользнул в сторону. По временам казалось, что он чувствует себя лучше и к нему возвращаются рассудок и память, ибо он начинал выражать сожаление о своем безумном поступке и говорил: «Что я наделал!», но потом на него опять находило отчаяние и бешенство; он требовал бумаги и рисовал всякого рода привидения и говорил, что он окаянный.

Ухаживавший за ним уроженец города Брюгге живописец Оливье Бард, а также другие прилагали все старания держать его как можно крепче, ибо он метался и ворочался на своей кровати с такою силою, что рана на груди опять раскрывалась, и с каждым разом положение становилось все хуже и хуже. Проведя в таком страшно беспокойном состоянии несколько дней и ночей, он умер. Это было в 1563 или 1564 году[282].

Некоторые утверждают, что он в Риме или ином каком месте Италии был повенчан с другой женщиной и всегда потом ходил задумчивым и унылым, мучаясь тем, что так коварно обманул и покинул свою первую жену. Одним словом, его печальная кончина достойна сожаления. Он был похоронен в названном монастыре.

Я говорил здесь об ученике прежде, чем об учителе, по простой случайности; но мне тем легче могут простить это потому, что ученик превзошел в искусстве своего учителя и к тому же он был моим учителем. Если же принята в расчет время их смерти, то, конечно, Карел должен быть упомянут много раньше.

Подробно изложенная К. ван Мандером биография его учителя Питера Влерика (1539, Куртре — 1581, Турне) по сей день остается основным источником сведений об этом нидерландском живописце и рисовальщике. Он учился в Ипре, Мехелене и Антверпене. Совершил путешествие через Францию в Италию, задержавшись в Венеции, Неаполе и Риме. По возвращении на родину Влерик работал в Куртре и Турне (с 1568 или 1569), писал картины на религиозные сюжеты, портреты, а также изображения архитектуры. Многочисленные произведения художника, названные К. ван Мандером, ныне неизвестны.

Неизвестно и наследие учителя Питера Влерика — Карела из Ипра (собственно: Карел Форт, ок. 1510, Ипр — 1562, Куртре), который, согласно К. ван Мандеру, писал не только алтарные и станковые картины, но и расписывал в технике фрески фасады домов и стены монастырей, а также создавал рисунки для витражей и скульптуры. Он побывал в Италии, затем работал в Ипре, где около 1554 г. его учеником был П. Влерик Умер Карел Форт в аббатстве Грунинген в Куртре.

Жизнеописание живописца Антониса ван Монфорта (Anthonis van Montfoort Ghesyt Blocklandt), по прозванию Блокландт

Если иной знаменитый и благородный род иногда, вследствие превратностей судьбы, приходит в упадок, то небо, кажется, еще долго сохраняет к нему такую милость и благоволение, что либо тот, либо другой из его сынов достигает высоких почестей. Так было и с Антонисом ван Монфортом, происходившим из рода баронов и бургграфов ван Монфорт, как это явствует из доставленной мне почтенными советниками города Монфорта его родословной, скрепленной городской печатью. Его отца звали господин Корнелис ван Монфорт, по прозванию ван Блокландт; это прозвание было присвоено ему отчасти потому, что предки его владели в этой стране ленным поместьем, а отчасти по деревне и ленной земле, лежавшей между Горкумом и Дордрехтом, носившей название Нижний Блокландт. Он долгое время был сборщиком податей у господина Гарена и барона Мориальмец, а потом бургомистром города Монфорта. Итак, наш Антонис унаследовал свое прозвание Блокландт от находившегося близ Монфорта имения Блокландт. Это имение племянник Антониса, господин ван Блокландт, умерший в 1572 году бездетным, передал по духовному завещанию младшему брату живописца, пенсионеру города Амстердама. Антонис родился в 1532 году в Монфорте, а изучать искусство живописи начал в Делфте у своего дяди Хендрика Ассюерусзона[283], живописца хотя и посредственного, но все же довольно хорошего портретиста. Здесь Блокландт пробыл несколько лет; а затем, к великой его радости, был отдан в учение к пользовавшемуся в то время громкой славой Франсу Флорису, где он в течение двух лет добился очень больших успехов.

В 1552 году он вернулся в Монфорт и здесь, девятнадцати лет от роду, женился на дочери одного почетного гражданина, бывшего одновременно бургомистром и церковным старостой; детей от этого брака у него не было.

Затем он переехал в Делфт, где, поселившись у длинной плотины, начал с еще большим рвением путем постоянных занятий и упражнений совершенствоваться в живописи. Он занимался композицией, писал красками, рисовал и делал очень хорошие наброски с натуры нагих людей, в особенности женщин, чтобы знать и верно изображать мускулы и другие подробности строения тела, мягкую округлость форм, присущую им окраску, распределение складок, бликов и теней и более свободно трактовать нагое тело и его движения. Благодаря такому большому прилежанию и такой необыкновенной наблюдательности он достиг замечательного мастерства и совершенства в изображении нагих фигур, одежд, голов и других частей тела и за свои на редкость рачительные работы стяжал себе громкую славу. Он много писал крупных произведений, ибо имел к большим картинам особенную склонность, которую во всякое время мог в достаточной степени удовлетворять заказами на большие алтарные образа со створками, картины на дереве и полотне и тому подобное. Портреты с натуры он писал редко и не домогался славы в этой отрасли живописи, чувствуя влечение к композиции, хотя он, как хороший мастер, отлично писал с живых людей. Доказательством этого могут служить несколько портретов его отца и матери, где оба были превосходно написаны; но особенно хороша была голова отца, борода которого написана как бы прозрачными красками. Этот портрет находится в доме племянника нашего живописца, господина Ассюеруса, на Вормустрате в Амстердаме.