Путь слез - Дэвид Бейкер

– А ты хитрец, – оскалился он. – Надеюсь, ты столь же умел в медицине, как и в торговле. Назови цену.

– Будучи облаченным духовным саном, – медленно начал Петер, – у меня нет намерений обогатиться за счет ваших весьма неприятных обстоятельств. Поэтому цена моя будет скромна. – Петер кивнул писарю, который скрючился в дальнем углу – самом дальнем, от греха подальше. – Милостивый господин, запишите мою смиренную просьбу на бумаге.

Писарь плотнее запахнулся в накидку, дрожащей рукой окунул в чернила перо и ожидал.

Петер поднял бровь и продолжал речь:

– Мне потребны: пять мер овса, пять мер проса, десять ржи, пятнадцать фунтов солонины, пятнадцать фунтов вяленой рыбы, двадцать фунтов колбасок – да самых пряных. Еще, пожалуй, пять корзин свежих яблок, несколько горстей черешни, половину туши копченой или засоленной оленины, несколько рубцов, пару голов капусты, корзину лука – и брюквы тоже, и немного сотового меда. Еще нам надобны… – Петер приложил костлявый палец к подбородку и задумался.

Вил улучил момент, дабы взглянуть на лорда, у которого глаза полезли на лоб, а лицо скорчилось самым неприглядным образом. Петер прокашлялся.

– Я попрошу двадцать три детские накидки, двадцать три толстых шерстяных одеяла для детей и три добротных охотничьих лука со стрелами – или французских арбалета.

Взмокший писарь вытаращился на дерзкого священника, а потом кинул робкий взгляд на ошарашенного хозяина.

– А пока вы принимаете решение, – добавил Петер, – позвольте мне заняться досаждающим зубом. Ах, кабы Доротея поторопилась, и я смог бы избавить вас от этой ненавистной боли. – Петер запихнул свои длинные пальцы лорду в рот и нажал на больной зуб.

Бернард откинул голову и заревел.

– Ты сам дьявол с севера! Ты черный зловонный… ты… однозубый сын демона! Вытащи свои пальцы у меня изо рта, проныра. Что за священник станет грабить добрых людей в час страданий! Самозванец! Никогда я не пойду на такие условия! Лучше уж сумасшедший итальяшка засунет мне стальную лапу в самую глотку, чем я дам себя так обворовать.

– Так-так, сын мой, – спокойно ответил Петер. – «Богатством своим человек выкупает жизнь свою, а бедный и угрозы не слышит».

– А? Ты еще смеешь загадывать загадки, когда мне нужна помощь?

Петер улыбнулся растерянному пациенту.

– «Язык мудрых – врачует».

– Вон отсюда! – выкрикнул Бернард, хватаясь за челюсть. – Mein Gott… Бог ты мой, какая боль!

– Отлично. Мы уходим. Я весьма уважаю человека, который так скоро принимает трудные решения. Но должен признаться, я часто размышляю, что сложнее всего для торгового человека вроде вас: воспользоваться преимуществом или защитить себя от того, чтобы преимуществом не воспользовался кто-либо другой? Мне, нищему паломнику, охрана такого изобилия, как у вас, кажется невыносимым бременем. Однако, что я могу знать об этом. Да благословит всех вас Господь.

Петер повернулся к двери и прошептал Вилу:

– С чистыми душой будь чистым, а с нечестивыми поступай хитро.

От громкого удара – Бернард со всей силы стукнул кулаком по столу, – писарь пугливо зажмурился.

– Подойди, глупый презренный обманщик. Иди, вылечи мне зуб, бессердечный.

В комнату вошла Доротея. Она принесла все необходимое и положила поднос на стол у постели Бернарда.

– Отец, с тобой все хорошо?

Бернард откинулся на подушку и простонал.

– Нет, мне совсем не хорошо. Этот… этот… тевтонец, что ты привела, – у него сердца нет и…

– Ах, папа, видишь, его голова седа от мудрости, а пальцы ловки и умелые в исцелении. Доверься ему, и завтра же утром ты возблагодаришь, что он пришел к нам.

Бернард проворчал что-то: он слишком устал, чтобы спорить, да и всегда легко поддавался на ласковые уговоры дочери.

– Эх! – процедил он сквозь зубы. – Давай приказ, я подпишу.

Пока писарь с ехидной усмешкой подносил бумагу Бернарду, Петер проверял, все ли травы на месте. Бернард утвердительно кивнул и передал пергамент Петеру. Умудренный житейской мудростью, Петер не пренебрег прочтением документа, ибо знал о лукавости торговцев. Он подошел к окну и внимательно пересмотрел все условия в ярком дневном свете. Затем он отложил бумагу и улыбнулся.

– Благодарю вас, щедрый и добрый господин. Да благословит и поспешествует вам Господь в роды и роды. Однако, что это… кажется…

– Довольно! Довольно. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я не могу уделить тебе всего, что ты попросил, но отдам тебе ровно половину, – закричал Бернард. – А теперь займись проклятым зубом!

Мужчина чуть не плакал, и Доротея бросила на Петера укоряющий взгляд. Старик немного подумал и погладил бороду.

– Половина не спасет моих детей. Но я не бессердечный, бесчувственный чурбан, поэтому вот как я поступлю, мой господин, за ваше предложение я избавлю вас от боли ровно на половину.

Перекошенное лицо Бернарда налилось кровью, и он яростно и недоверчиво воззрился на священника.

– Ты просишь слишком многого. Где твое милосердие?

– Ах это, – ответил Петер. – Мое милосердие направлено на благо моих агнцев, а могу я поинтересоваться, где ваше? Вам мое слово что боль покинет вас прежде, чем я покину сию комнату, не сомневайтесь. И я берусь сохранить ваш зуб на его законном месте. Вы насладитесь покоем и сохранностью зуба, но вдобавок приобретете благословение вечной награды. Ибо, верно, Матерь Божья видит Его агнцев, как они дрожат на холоде, и непременно награждает тех, кто помогает беззащитным.

Петер остановился и заметил, как Бернард нетерпеливо стучит пальцами по столешнице.

– Итак, вот я стою и предлагаю вам облегчение страданий земных и вечное блаженство, а меня клевещут, называют вором и демоном. – Он воздел свой длинный тонкий нос высоко к потолку, словно он, безвинная жертва, подвергся невиданному оскорблению. – Должен вам признаться, мой господин, что мне это непостижимо, и более всего я опасаюсь не за ваш зуб, а за вашу душу.

Обескураженный Бернард опасливо сжался на постели и беспомощно посмотрел на дочь, которая едва сдерживала смех. Картина выглядела такой смешной и забавной: ее отец, хитрый и изворотливый бюргер, кого за беспощадную смышленость и смекалку боялись равно крестьяне и горожане, забился в угол и беспомощно моргал на нищенствующего священника.

Резкий приступ боли сразил лорда, и он снова зажал рукой челюсть.

– Старик, – заныл он, – послушай меня. Всем кажется, что мы утопаем в изобилии, но урожай в этом году был не таким хорошим, как прежде. Ты слишком много запросил за один зуб. Я… я дам тебе половину, и еще половину половины. Прошу, не требуй большего.

Петер понял, что не стоит испытывать терпение мужчины. Даже Вил взглядом просил его смилостивиться над несчастным.

– Благослови вас Господь, сир. Я смирен вашей верностью Господу.

Выиграв бой, священник мысленно обратился за помощью к Создателю: «Господи, память моя подводит меня. Прости мне мое нахальство и руководи моим разумом и руками. Милостью Твоей восстанови мои знания, дабы Вил и твой презренный раб вышли из этого дома живыми!»

Петер тревожно улыбнулся и предусмотрительно промокнул капли пота, выступившие у него на лбу, и наугад протянул руку к травам. Он вынул корень пиона и медленно растер его с розовым маслом, затем промокнул полученной смесью кусок холста. Он аккуратно положил примочку на лоб покорному больному.

– Э-э-а… – он тревожно подыскивал слова, это снимет боль. С этой примочкой следует спать сегодня ночью. Дочь, проследи за этим.

Доротея кивнула.

Какое-то мгновенье Петер колебался, затем вдруг стал выполнять действия с растущей уверенностью. Он слегка улыбнулся тому, как ловко двигались его руки, словно управляемые разумом Иного. Он быстро смешал уксус, масло и серу в тестообразную пасту и проворно приклеил ее к больному зубу. Потом несколько минут он осторожно втирал пасту в десну, надеясь что что-то произойдет. К его облегчению Бернард пробормотал, что боль уменьшилась. Петер отставил пасту в сторону и снова обратился к Доротее:

– Нужно втирать эту смесь в десну через каждые два часа сегодня, днем и ночью, а также завтра и послезавтра.

Теперь Бернард умиротворенно лежал с влажной тряпицей на лбу и горькой пастой во рту. Ослабив боль, Петер перешел к первопричине ее. На мгновенье он задумался, потом улыбнулся: память прояснялась с каждым мигом, и теперь он точно помнил дальнейшие действия. Старый священник взял свечку и натер фитиль семенами синеголовника. Он зажег свечу и сел позади Бернарда с чашей воды наготове. Затем он бережно положил голову больного себе на колени, осторожно отвел верхнюю губу от воспаленного зуба и капнул расплавленным воском на край опухшей десны. Это должно было убить червей, что иногда подтачивали корни зубов.

Бернарду велели прополоскать рот теплой водой и сплюнуть в глиняную плошку, которую Вил держал в руках. Парень наморщил нос, когда Петер стал ковыряться в мутной блевотине в поисках невидимых червей.