Город Ильеус - Жоржи Амаду

Орасио был, как всегда, на веранде. Он сидел на скамье, положив ногу на перекладину перил, упершись подбородком в колено, и старался различить шум дневных работ вокруг. Здесь и произошел его разговор с Манекой, а неподалеку от веранды люди собирали плоды с отягченных деревьев плантаций. Какао тогда подымалось в цене всё выше и выше. Орасио казался необычно оживленным.

— Как цены-то растут, кум! Как растут, а?..

Манека Дантас рассказал о случившемся. Орасио слушал молча, глядя почти уже невидящими глазами перед собой, туда, где, как он знал, должны были находиться плантации, которые он много лет тому назад насадил. Вошла Фелисия, принесла водку для полковника Манеки и кофе для хозяина. Орасио медленно помешивал кофе, слушая рассказ друга. Голос Манеки Дантаса звучал монотонно, когда он рассказывал о процессе и передавал соображения Руи.

Потом наступила тишина. Оба старика молчали. «Какао — хороший плод…» — пел работник, сбивая с деревьев жёлтые плоды. Наконец Орасио заговорил, и голос его, дрожащий старческий голос, звучал всё громче и громче, полный гнева:

— Ты только подумай, кум Манека! Я уж стар, скоро мне помирать. Недалек уж мой день, я уж теперь протяну недолго. Всю жизнь я сражался за землю, ты-то хорошо знаешь, ты сражался рядом со мной. Ты и Браз, вы должны помнить, трудные были времена… Я уничтожил Бадаро, я всё это сам тут создал, все эти огромные плантации…

Он замолк на мгновенье и продолжал:

— А она-то что сделала?

«Почему он никогда не произносит имени доны Эстер?» — подумал Манека Дантас. Он знал, что Орасио ненавидел сейчас покойную жену даже больше, чем Сильвейринью.

— Какое она имеет право на эту землю? Скажи мне, кум, какое право? Твой сын говорит, что мой сын требует законно, имеет, мол, право. Но скажи мне, кум: в чём её-то права? Какие она деревья посадила, какие чащи вырубила, в каких врагов стреляла? В чём её права? Она только и сделала, что мне рога наставила, а помочь так ни в чём не помогла. Она не посылала людей сажать какао и выжигать лес. Она все только хныкала в углу да на жизнь жаловалась. Я сражался, рисковал жизнью, ты это так же хорошо помнишь, как и я, а она с другим валялась… А теперь говорят, что я должен разделить мои земли и отдать её часть. Какую часть, кум Манека Дантас? Покажи мне плантацию, которую она насадила, участок леса, который она вырубила! Покажи мне — и я отдам. Ты находишь, что все это справедливо, кум?

Манека Дантас находил, что все это несправедливо.

— Но всё дело в законе, кум. Закон есть закон, и мальчишка выиграет. Опись должна была быть произведена уже давно…

Орасио поднял тусклые глаза, стараясь разглядеть лицо Манеки Дантаса.

— Что касается закона, кум, то я его никогда не уважал… Ты сам знаешь. Или они думают, что я уже ни на что не годен? Вот что я тебе скажу, кум: пока я жив, никто мои земли не разделит. Ни судья, ни адвокат. Потому что я не позволю…

Манека Дантас пытался объяснить Орасио, что по закону он обязан произвести опись, но полковник ни о каких правах и законах и слышать не хотел. Для него права и законы, судьи и адвокаты были всегда чем-то подчиненным его воле, чем-то созданным только для того, чтобы служить ему.

— Да времена-то теперь другие, кум…

— Другие времена? Но я-то не изменился, кум Манека. Предоставь это дело мне…

Это было то же непоколебимое упорство, та же сила, что когда-то так покоряла Манеку Дантаса. Если Орасио сказал, значит, так и будет.

Наступило долгое молчание. Потом Орасио спросил:

— Где он достал денег, чтоб платить адвокату?

— Говорят, фирма Шварца ему помогает…

— Шварца?

— Да…

— Гринго, сволочь эдакая…

Снова наступила тишина. Орасио задумался, потом сказал:

— Кум, пришли мне своего сына, я хочу с ним побеседовать. Я его возьму себе в адвокаты…

— Он говорит, что это безнадежное дело…

— Пришли его мне, я всё ему растолкую… Мальчик не знает того, что мы с тобой знаем. Он думает, что раз мы старики… Пришли мне его, я его образумлю…

И тут он вспомнил Виржилио. Если бы Виржилио был жив, уж он-то нашел бы выход из положения. Вот это был настоящий адвокат, умел, когда надо, сделать подлог, умел обмануть противника и выиграть дело. Ловко он обошёл всех во время борьбы за земли Секейро Гранде… Но Виржилио умер в ту далёкую лунную ночь, был убит пулей на дороге. Орасио послал убийцу, ведь Виржилио наставил ему рога… Сын Манеки не годится для такого дела… Пишет стихи, бегает за публичными женщинами…

— Кто был настоящий адвокат, так это Виржилио, правда, кум?

— А доктор Руи? — вспомнил Манека Дантас и улыбнулся. — Как он умел говорить!.. Помнишь твою защиту?

И так они сидели вдвоём, вспоминая прошлые времена, до тех пор, пока не пришел надсмотрщик узнать, не будет ли каких распоряжений, и страшно испугался, когда полковник Орасио да Сильвейра приказал ему сейчас же седлать коня и скакать в Итабуну — за ружьями.

8

За все эти четыре года, когда громкие дела чередовались с громкими скандалами, среди всеобщего восторга по поводу подъёма цен на какао отчетливо раздались только два осуждающих голоса. Один из них принадлежал коммунистической партии. Жоаким и другие шоферы, разъезжающие на автобусах и грузовиках по многочисленным дорогам зоны какао, повсюду распространяли листовки коммунистической партии, в которых разъяснялось истинное значение подъема цен на какао. Многие их не читали, другие не особенно ими интересовались, но некоторых заставляли задуматься слова, пророчащие скорое понижение цен как неизбежный результат теперешнего их взлёта, предсказывающие события, которые приведут к тому, что «земли какао перейдут из рук национальных капиталистов в руки иностранных», — как говорилось в одной из листовок.

Другая листовка требовала немедленного увеличения заработной платы работникам фазенд, которые, несмотря на повышение цен, продолжали зарабатывать гроши. Эта кампания, начатая нелегально коммунистической партией путем распространения листовок, бюллетеней, бесед с работниками крупных фазенд, была поддержана одной из газет Ильеуса и стала, таким образом, открытой. Правительство штата хотело завоевать симпатии масс ввиду предстоящих выборов, и официальная партия завладела кампанией. Заработная плата работников фазенд была увеличена дважды. Тогда коммунисты начали большую кампанию за улучшение условий труда докеров и работников на складах какао. Эта кампания была направлена прямо против экспортеров. Распространялись листовки, написанные в резком тоне, где Карбанкс назывался «акулой международного финансового капитала», а Карлос Зуде — «рабом американского капитализма». О Шварце говорилось, что он агент нацистов, не только коммерсант, но и шпион, «истинный главарь местных интегралистов».

На стенах домов Ильеуса, Итабуны и Пиранжи появлялись по утрам крупные надписи, выведенные дёгтем. Они тянулись по стенам портовых и железнодорожных складов, появлялись на насыпях, на обрывах по обочинам шоссейных дорог:

Одновременно коммунистическая партия выпустила воззвание к мелким землевладельцам, призывая их защищать свои земли от посягательств экспортеров и крупных помещиков. Воззвание было очень хорошо составлено, но у мелких землевладельцев в то время голова шла кругом: никогда раньше у них не было столько денег. Коммунистическая партия старалась добиться того, чтобы владельцы мелких фазенд объединились в кооперативное общество для экспорта своего какао, но столкнулась с огромными трудностями. Эта мысль заинтересовала владельцев фазенд, но только с началом падения цен они поняли, что такое объединение могло бы и к спасти. А когда они попытались объединиться, было уже слишком поздно.

Кроме голоса коммунистической партии, один только голос поднялся против роста цен на какао — голос епископа. Епископ гневно протестовал против нашествия женщин легкого поведения, профессиональных игроков, cabaretiers, торговцев наркотиками, буквально наводнивших Ильеус, Итабуну и Итапиру, всю его епархию. В своих проповедях он называл повышение цен «дьявольским искусом», говорил, что «дьявол пытается завоевать души его паствы посредством золота».

Рассказывали в Ильеусе, что Карбанкс, узнав об этих фактах, принял срочные меры против обоих своих противников. Он добился того, что правительство штата прислало в Ильеус опытного инспектора политической полиции, особенно отличившегося в преследовании коммунистов, который поселился здесь с полдюжиной шпиков. Одновременно на собрании экспортеров Карбанкс произвёл сбор пожертвований, давший сорок конто, которые вручил епископу на строительство собора, пообещав ему, кроме того, от имени экспортеров широкое сотрудничество в деле основания семинарии в Ильеусе, «покуда какао идёт по хорошей цене».