Железная скорлупа - Игнатушин Алексей

– Хватит на сегодня, – сказал барон, вытирая пот. – Уф, давно так хорошо не было. Пусть Тарквин его подлатает, завтра – новое веселье.

Инконню бездумно оглядывал багровую полутьму подвала.

«Неужели так можно? Почему человек так жесток? Сайды бы так не пытали, а эти „люди“ наслаждаются и телесной, и душевной болью».

Зловещий оскал барона что-то смутно напомнил, Инконню вгляделся пристальней, отчего Педивер приподнял брови.

– Похоже, перестарались, – сказал огорченно. – Разум потерял.

Эжен и Хрыч равнодушно пожали плечами.

– Я знаю твою тайну, – неожиданно твердо произнес Инконню.

Приспешники взглянули на него удивленно.

– Фея озера мне сказала, но я не поверил, – сказал рыцарь с кривой ухмылкой.

– О чем это он, барон? – полюбопытствовал Эжен.

Педивер резко обернулся, и помощник присел от грозного рыка.

– Не твое дело! Забирайте девицу и выметайтесь!

– Но…

– Оставьте нас! – закричал барон люто.

Хелия слабо трепыхнулась в жестких объятиях, приспешники затопали сапогами по лестнице, затем стукнула дверь.

Инконню сплюнул на пол вязкий сгусток – полегчало. Барон обернулся, в груди рыцаря похолодело от пронзительного взгляда и хищного оскала.

– Значит, фея сказала? – прошипел Педивер.

– Сказала, – хмыкнул рыцарь, кривя презрительно разбитые губы. – Понятно, откуда такая жестокость, все сходится.

От стен отразился хлесткий звук пощечины. Инконню вскрикнул. Барон сказал злобно:

– И что будешь делать с этим знанием? Думаешь, подручные поверят?

Инконню уловил напряжность в голосе, слабо усмехнулся:

– Тогда тебе не о чем беспокоиться.

Барон ударил его в живот, ужалив позвоночный столб болью. Инконню задергался, холодным звоном цепей разбавляя рвотные корчи.

– Не думаю, – сказал барон холодно. – Едва заикнешься, вырву язык, зажарю и скормлю фрейлине. Что притих, скажи что-нибудь, смельчак?

– Ты – животное.

– Зато какое! – усмехнулся барон.

Глаза Педивера заблестели, а его растопыренная ладонь вдруг стала изменяться: на пальцах выросли когти, кожу скрыла густая шерсть. Рыцарь испуганно следил за метаморфозой: швы одежды трещали – мощному волосатому телу стало тесновато в дорогих тряпках. Лицо вытянулось и мгновенно заросло шерстью, свет углей окрасил острые клыки кровью. Рыцарь задрожал от пронзительного взгляда, где разум ужасным образом смешался с животной яростью.

Педивер щелкнул пастью, прорычал:

– Ну, как?

Глава десятая

Инконню вжался в стену, перед ним стояло чудовище в человеческой одежде.

– Оборотень! – выдохнул рыцарь.

Чудовище злобно рыкнуло, липким языком облизало раны на щеке рыцаря. Инконню исступленно забился головой о стену:

– Нет, нет!

Оборотень отступил, в полузверином взоре мелькнуло удивление.

– Ты! – прорычал он. – Ты не знал!

Инконню нашел силы ехидно улыбнуться:

– Фея не успела поведать, я развел тебя, как мужлана.

Оборотень грозно зарычал, отчего сердце рыцаря замерло. Возле уха страшно заскрипел камень, раздираемый когтями. Тело чудища съежилось, побелело – исчезла шерсть, и после болезненных корчей перед взором рыцаря предстало потное лицо Педивера. Инконню улыбнулся с чувством превосходства:

– Даже в цепях я тебя одурачил.

Педивер трясся от бешенства. Он схватил с пыточного стола бутылку, прилепил губы к горлышку. Опустевший сосуд разбил об стену и с мрачной улыбкой подошел к рыцарю.

– Что ж, шутник, придется и мне ответить, – сказал ледяным тоном. – Будь уверен, отвечу достойно.

– Откуда у тебя достоинство, нелюдь? – усмехнулся рыцарь.

– Нелюдь?! – прошипел барон. – Нелюдь?! Я жизнь положил на уничтожение Призраков ночи и дьявольских отродий! А когда меня укусил оборотень… – Педивер скривился, во взгляде отразилась горечь. – Те, кто раньше требовал защищать их, стали за мной охотиться, как за бешеной собакой, благодеяния вмиг забылись!

В душе Инконню боролись противоречивые чувства. Барон шагал по подвалу, возбужденно размахивая руками, тень порхала по стене гигантской черной бабочкой.

– Меня травили несколько недель, до сих пор снятся пронзительные звуки рогов, лай собак, ненавистные кличи. Если бы они с такой яростью и храбростью охотились на исчадий ада, – усмехнулся барон грустно, – то моя помощь никогда бы не понадобилась. Трусы, подонки! Удивительная психология у людей, не так ли?

Инконню молча кивнул.

– Не знаю, как я выжил. Долго рассказывать, сэр Инконню. Судьба свела меня с богатой баронессой, а проклятье оборотня странным образом помогло, наделив животной притягательностью. Ныне я – владетельный барон, многие зовут меня справедливым, – усмехнулся он в усы.

– А супруга знает? – спросил рыцарь.

– Нет, но догадывается. Непросто скрыть отлучки в полнолуние. Сдерживать животную ярость приходится пытками людей, несчастный рыцарь. Это лучше, чем метаться по деревням и терзать вилланов. А когда за это платят, как сейчас, удовольствие неописуемое.

– Ты трус, – сказал Инконню убежденно. – Храбрец бы принял смерть, но не стал чудовищем. Твои оправдания жалки и смешны.

От пылающего взгляда барона рыцаря пробрала дрожь.

– Трус?! Щенок, как ты смеешь рассуждать о том, о чем не имеешь представления? Укусить тебя, что ли, чтоб ты осознал ужас грядущего бытия? Ладно, не напрягайся. Времени нет, заказчики желают как можно быстрее получить доказательства твоей смерти.

– Ты еще и наемник? – скривился рыцарь.

– Дурак, – сказал барон холодно.

Дрожащий Инконню молча проводил барона взглядом. Хлопнула дверь. Рыцарь обвис в цепях, темнота по углам подвала сгустилась, смотрела на кровоточащую жертву хищно, плотоядно.

Тарквин не пожалел драгоценных снадобий, и к утру рыцарь чувствовал себя сносно, осталась лишь слабая усталость мышц. Тем противнее было вновь увидеть троицу вчерашних мучителей. Хелию вновь привязали к скамье и хлестали по щекам, когда отворачивалась.

Инконню хрипел, плевался в истязателей. Сполохи боли мутили сознание, он плыл в густой патоке бездумья. В лицо плескали холодной водой, раны натирали солью, от дикого жжения он бился в цепях, расшибая затылок о стену.

Эжен деловито прижигал ему живот раскаленными прутьями, тело рыцаря покрылось черными полосами, в подвале сильно пахло горелой плотью.

– Полосатый, как тигр, – засмеялся Эжен.

Барон залпом осушил кружку вина.

– Жарковато здесь, Хрыч, – посетовал он.

– Ему или нам? – полюбопытствовал палач, скаля гнилые зубы.

Все снова засмеялись. Инконню уловил в его голосе истерические нотки, будто подонки старались выплеснуть через рот гнилую сущность.

– Так, к обедне опоздали, – пропыхтел Педивер. – Ничего, на вечерней молитве замолим грехи. – Он повернулся к измученному рыцарю: – Зря сверкаешь глазами, Бог простит, не сомневайся. Обидно, да? Ладно, пусть отдохнет.

Мучители устремились к холодным закускам, жрали, как свиньи, заляпали пыточный стол вином, словно потеками крови.

– Давно мы не обращали внимания на гостью, – сказал барон, облизывая пальцы. – Леди, любите ли вы родное королевство?

Хелия кивнула. Педивер передернул плечами, скривил губы в гадкой ухмылке:

– И пойдете на все ради его спасения?

Фрейлина снова кивнула.

– Леди Хелия, не играйте с подонками в их игры, – прохрипел Инконню.

Барон поморщился, дернул плечом:

– Эжен.

Приспешник послушно встал, и Инконню согнулся от удара под ложечку. Эжен нашарил грязную тряпку, вбил ему в рот.

Хелия вскрикнула, барон равнодушно встретил ее умоляющий взгляд:

– Впредь будет паинькой.

Эжен сел рядом с Хрычом, мощно зачавкала мясом.

– Этот рыцарь – ваша надежда? – спросил Педивер, повернувшись к фрейлине.

Она с вызовом кивнула. Барон тонко улыбнулся, в глазах затлели опасные огоньки.

– Без него королевство погибнет?