Невеста рока. Книга первая - Деннис Робинс

— Превосходно. Вы можете… вновь ухаживать за мной. Приезжайте в Брайтлинси, когда вам угодно.

Гарри схватил ее руку и покрыл страстными поцелуями.

— Так, значит, я не теряю вашей благосклонности? — хрипло спросил он.

Она медленно отвела руку.

— А вы становитесь дерзким и самоуверенным… вы хотите слишком многого от меня.

— Тогда позвольте мне удалиться… и примите мои самые почтительные извинения, если я вас оскорбил.

— Спокойной ночи, сэр, — промолвила она.

Теперь она снова стала холодной и недоступной, как в момент его появления. Он же пребывал в состоянии глубокой растерянности и удивления. Отталкивала ли она его… или просто поддразнивала? Была ли ее холодность притворством? Может, страсть в ее груди воспламенялась с таким же неистовством, как в его? Ибо, несомненно, она не оставалась равнодушной. Он мог бы поклясться, что ее восхитительное тело только что изнемогало от страсти в его пламенных объятиях. И все же… она отстранилась от его губ, как от поцелуя змеи. Это было загадочно и интригующе. Никогда прежде Гарри Роддни не был сбит с толку до такой степени.

Уже светало, когда он вышел из огромного дома де Шартелье и побрел по морозной улице. Он был опьянен не вином, а любовью и обманутыми надеждами и испытывал муки желания, какие так давно не посещали его. Эта женщина ворвалась в его жизнь подобно метеору — стремительному, сверкающему и очаровывающему и все же пока пролетавшему на далеком расстоянии. Он, словно одержимый, беспрестанно повторял про себя ее имя, когда медленно шел по безлюдным в эту пору окрестностям Пиккадилли, направляясь к своему небольшому дому в Найтсбридж[46], где он жил, когда не находился со своим названым дядей в Чизике.

— Елена. Елена. Елена! — не переставая, твердил он.

Он почувствовал маниакальное желание вернуться, и вот он вновь перед огромным, погрузившимся в сон домом де Шартелье, наблюдает за огнями, мелькающими в окнах внизу, которые гаснут одно за другим. Он мысленно представил себе, как она поднимается по широкой мраморной лестнице с канделябром в руке, свет от которого отражается в ее огромных черных глазах и освещает ее гордое бледное лицо. Он ведь целовал ароматную ложбинку на ее груди! Но Боже мой, как бы он мечтал бесконечно целовать эти пухлые розовые губы. Для этого стоило родиться! Ибо мужчина, который станет возлюбленным Елены де Шартелье, станет властелином всего мира.

Гарри дотронулся кончиками пальцев до пылающих век. «Безусловно, я начинаю сходить с ума», — подумал он. И это он, рассудительный, деловой человек? Дядя Джеймс не узнал бы его, потому что сейчас Гарри был растеряннее неоперившегося, неопытного влюбленного юнца.

Он повернулся и снова зашагал к своему дому. Ночной сторож, возвращавшийся с работы, остановился и поприветствовал его, но Гарри даже не заметил и не услышал этого дружелюбного парня. Он вошел в свой пустой дом, полный сознания, что его спокойная, размеренная жизнь закончилась. Начиная с этой ночи и впредь Гарри не будет испытывать покоя ни душой, ни телом, ни в мыслях, а будет помышлять лишь об одном — о любви к Елене и о том, как стать любимым ею. Ради достижения этой цели он был готов подвергнуть себя любой опасности. Он должен обладать ею во что бы то ни стало!

Влитый Люсьеном де Шартелье в Елену сладостный яд по капле проникал в вены Гарри. Яд отмщения. Он нес с собою самую коварную и опасную сладость. Сила его несла Гарри, словно неудержимый поток, он стал причиной второго важного поворота в жизни баронета. Яд начал действовать и должен был со временем привести к фатальному концу. Гарри понимал, что никогда не сможет вывести этот яд из своей крови.

Елена тоже понимала это. Она с радостью прочла все в прощальном жадном взгляде Гарри, когда тот покидал ее.

Медленно поднимаясь наверх по широкой лестнице, она ощущала смертельную усталость. Двое зевающих лакеев в полусне следовали за ней, высоко держа канделябры, а затем удалились со словами:

— Доброй вам ночи, госпожа маркиза.

Госпожа маркиза. Ее новый титул. Они произносили его с благоговением, с глубоким почтением. Однако эти почести казались ей сейчас пустыми и никчемными… как и вся ее жизнь. Она остановилась напротив апартаментов Люсьена. Там ее больной старый муж и наставник спал под воздействием порошков, прописанных ему старым доктором Суренном. В дальнем конце коридора, увешанного бесценными гобеленами с изображенными на них изысканными пасторальными сценами из жизни французских придворных и их дам, веселящихся на пикнике на открытом воздухе, находилась ее опочивальня. А Хэтти, верная служанка, поджидала хозяйку, чтобы приготовить ее ко сну.

Фантастическая роскошь — целая коллекция прекрасных вещей ласкала ее взор: сказочные драгоценности, которые она вскоре наденет, чтобы покорять Лондон, когда начнется сезон. Такое могла бы пожелать себе любая женщина… у нее было все… Кроме любви.

О Боже, Боже, как она ненавидела Гарри Роддни и себя за то, что почувствовала пустоту, когда он ушел. Он вернется, да, да, вернется, и тогда она сможет играть с ним, мучить его до тех пор, пока наконец не удалит его от себя навеки. Но настолько сладостна эта мысль об отмщении, как она ожидала… или как того хотелось Люсьену?

Внезапно от стены отделилась фигура и преградила ей путь. Ее глаза расширились от изумления, но затем она тихо рассмеялась. Обри Беркетт… бедный влюбленный секретарь, несчастный юноша был без парика, его светлые волосы схвачены на затылке лентой. Лицо казалось бледным и изнуренным, вне всякого сомнения, он изнывал от любви к ней, подумала она. Приблизившись, он вдруг упал на колени и в безмолвной муке зарылся в подол ее платья лицом.

Елена протянула руку и коснулась его волос. Она почти не чувствовала к нему сострадания — при воспоминании о Гарри ее недоверие ко всем мужчинам на свете возрастало. Она заговорила, стараясь, чтобы слова звучали как можно ласковее:

— Вы ждали так долго, чтобы увидеть, как я пройду мимо вас, мой бедный Обри? Сейчас очень поздно. Пора спать, ведь завтра вам предстоит долгая поездка из Лондона.

Он поднял глаза, но только для того, чтобы окинуть ее взглядом безнадежной любви, затем снова спрятал лицо.

— Госпожа маркиза, я так страдаю, — прошептал он.

— Не должно влюбляться, если любовь причиняет не радость, а страдание, — проговорила она.

— Любить вас… возможность целовать вашу тень… и это будет для меня беспредельным счастьем! — хрипло воскликнул секретарь. — О мадам, всего лишь минувшей ночью я был свидетелем вашей свадьбы. Как мне вынести это?

— Милый глупый Обри, вы можете и должны это вынести. Кроме того, разве это свадьба… Он, муж мой, спит, а я по-прежнему бодрствую и не в постели.

— Вначале у меня не хватало духа признаться в моей любви к вам, — продолжал молодой человек. — Многие годы я изо всех сил старался скрыть свое чувство. Но сегодня… ночью…

— Утром, — поправила она. — Как и все мужчины, вы желаете того, что более всего недосягаемо.

— О, не будьте так циничны! — взмолился он. — Клянусь, клянусь вам, что моя любовь — не порождение порочности или безнравственности. Я буду любить вас бесконечно, хотя какое право имеет Обри Беркетт даже приблизиться к прекрасной маркизе де Шартелье!

Она коротко рассмеялась.

— Фи! Вы прекрасно знаете, кто я, вы знаете больше остальных обстоятельства моей жизни, так что не берите на себя такой грех, как лицемерие.

Он с поклоном взял ее руку и, дрожа, прижал к своей щеке.

— Для меня вы все равно самая знатная леди из всех. Я не хочу помнить о прошлом.

— Похоже, мужчинам очень нравится забывать о прошлом и думать лишь о страстях настоящего времени, — задумчиво проговорила она.

Обри растерянно уставился на нее, удивленный ее странными словами. Она пожала плечами.

— Не понимаете? А, какая разница… Вы — славный ребенок.

— Ребенок? Я мужчина, и к тому же я старше вас… — попытался он возразить.

— Для меня вы еще дитя. Я намного старше вас.

Он поднялся на ноги, бледный от унижения.

— Я могу идти, сударыня?

— Я очень устала, — проговорила она, не обращая внимания на его вопрос.

Сейчас он смотрел на нее исподлобья с отчаянием и обидой.

— Сэр Гарри задержался надолго, — заметил он.

Внезапный гнев охватил ее. Обри знал о Гарри. Обри, этот личный секретарь маркиза, знал все. Зачем Люсьен поручил ему копаться в жизни всех людей, знавших Фауну?

— Если он и задержался, то вам-то что до этого? — высокомерно ответила она. — Спокойной ночи.

И он отступил, привыкший к подчинению, к своему низкому положению в этом доме. Однако его лицо горело от унижения, а глаза наполнились слезами, когда он смотрел вслед грациозной фигуре, исчезающей в глубине длинного темного коридора. И он подумал: «Она все еще любит его. Я знаю это. Как бы мне хотелось убить его!»