Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят - Тайари Джонс

– Я не хочу снимать на выпускных, – объяснил дядя Роли. – Я хочу своими снимками выражать какую-то мысль.

Папа сказал:

– Да хоть обвыражайся в свободное время. Ты только подумай, дружище. Некоторые в следующем году отправятся в колледж.

Под словом «некоторые» он подразумевал меня.

– А где бы ты хотела учиться? – спросил дядя Роли.

– Я подумываю насчет Маунт-Холиока, – ответила я.

Они переглянулись.

– Вон оно ч-ч-что, – сказал папа.

– Еще есть время подумать, – заметил Роли, обращаясь скорее к папе, чем ко мне. – Есть время подумать.

Расплатившись, мы поехали обратно в «Хилтон». В полдвенадцатого папа отправил меня проверить, закругляется ли вечеринка. Поднимаясь в лифте на двадцать третий этаж, я поправила воротничок и одернула юбку, чтобы разгладить складки гармошкой. Лифт был в форме пули со стеклянными стенами, так что мне открывался вид на всю Атланту. Двери разъехались, и я начала искать зал «Магнолия». Пришлось несколько раз пройтись туда-сюда по устланному ковром коридору, и тут я чуть не столкнулась с мистером Грантом, отцом Рут Николь Элизабет. Тоненькие следы от зубцов расчески оставили дорожки в его кудрявых, как у Билли Ди [23], волосах.

– Уизерспун! – воскликнул он, безрезультатно порывшись во всех карманах своего мозга в поисках моего имени. – Я не узнал тебя с распущенными волосами.

– Здравствуйте, мистер Грант. Я просто пришла посмотреть, как тут дела.

– Замечательный вечер, – сказал он. – Иди, угостись.

– Ой, нет, сэр, – отказалась я, дергая манжет блузки. – Сегодня я работаю.

– Не глупи, – улыбнулся мужчина, обнимая меня за плечи.

От мистера Гранта вкусно пахло хорошим одеколоном и коньяком. Я знала, что от меня пахнет жареным фастфудом и сигаретами.

– Ты такая симпатичная девочка. Такая юная леди, – он поцеловал меня в макушку и слегка сжал мои плечи. – Заходи. Развлекайся.

Мистер Грант распахнул дверь зала «Магнолия», и мне ничего не оставалось, как войти. В это мгновение меня чуть не стошнило от накатившей волны дежа-вю, потому что ситуация очень напоминала сцену из моего кошмара. Там я прихожу на вечеринку, все нарядные, как на выпускной, а я толстая и в раздельном купальнике. Живот нависает над леопардовыми трусиками-бикини, и я боюсь поднять руки, потому что тогда все увидят, что у меня небритые подмышки. Сейчас, когда мне снится такой кошмар, я знаю, что это только сон, но одного понимания недостаточно, чтобы проснуться. Когда наконец удается открыть глаза, я чувствую облегчение и благодарность, что лежу в постели. Все тело покрыто холодным потом.

В зале «Магнолия» участницы вечеринки были серебряные, как чайные сервизы, а меня вообще никто не замечал.

Диджей поставил медленный танец, Against All Odds. В центре танцпола Рут Николь Элизабет покачивалась со своим парнем, Маркусом МакКриди, который вернулся из колледжа. Его ладони благопристойно придерживали ее за поясницу, чуть выше атласной ленты. Платье у Рут, как и ее кожа, было цвета песка. Волосы, лоснящиеся после ламинирования, напоминали промасленный бумажный пакет для ланча. Маркус посмотрел поверх ее макушки, встретился со мной взглядом и как будто подмигнул. Я развернулась и помчалась к еде.

Дама, подававшая торт, была старая, как бабушка Банни, и одета была почти так же, как я.

– Торт вкусный? – спросила я.

– Красивый, – ответила она, и кусочек скользнул на мою тарелку.

– Спасибо.

Я направилась к двери несмотря на то, что из зала, наверное, тарелки выносить нельзя. Спускаясь на лифте с двадцать третьего этажа, я запустила грязные пальцы в многослойный лимонный торт, а в фойе поставила тарелку на сияющую столешницу кофейного столика. Я поколебалась, не пройти ли по указателям до уборной, чтобы помыть руки, но мне невыносима была даже мысль о зеркалах. Вместо этого я уселась на диванчике и принялась сосать пальцы, словно варвар.

– Эй, – шепнул кто-то со стороны туалетов.

Мама говорила, что, если мужчина не утруждается обратиться к тебе нормальными словами, не стоит тратить на него время. И все же я обернулась. Однако никого не увидела и вернулась к облизыванию рук. Возле кутикулы образовалась бледно-желтая кромка от крема, так что я сунула большой палец в рот, размышляя, что, наверное, в том зале на двадцать третьем этаже все было подобрано в тон бледной коже Рут Николь Элизабет. Я выскочила из зала, не успев и краем глаза взглянуть на горячие блюда. От скуки я начала воображать набор бледных блюд: цветная капуста, запеченная рыба, картофельное пюре. Забавляясь этими красивыми, завистливыми фантазиями, я вынула палец изо рта и поправила прическу.

– Ой, – послышался чей-то голос, – ты обслюнявила свои накладные волосы.

– Дана!

Я сама себя ненавидела за полную надежды интонацию, с какой произнесла ее имя.

– Привет, девчуля, – сказала она, шагая ко мне. – Здесь нет охранника?

Я покачала головой.

– Точно? – переспросила Дана. – Парень симпатичный, как ребята из группы «Дебарж», но он нас шуганул.

Она обернулась и махнула рукой. Появилась еще одна девушка, даже менее серебряная, чем я. Стрижка была такая, словно она сама себе обрезала волосы канцелярскими ножницами, а на ушах были ожоги из-за неумелых попыток справиться с щипцами для завивки. Она, как и Дана, была одета в фиолетовый топ с вырезом и джинсы стретч «Глория Вандербильт». И обувь была одинаковая – покрашенные в один цвет лодочки, вроде тех, что другие девушки обувают под платье на выпускной.

– Это Рональда, – сказала Дана.

– Мы лучшие подруги, – подхватила та, будто я и без того не поняла по одинаковой одежде.

– Приятно познакомиться, – вздохнула я.

Девушки сели вместе напротив меня на кожаный диванчик для двоих. Рональда покопалась в сумочке и достала тюбик с лосьоном. Потом выдавила капельку на кончики пальцев и коснулась небольшого пятнышка кожи, которая виднелась сквозь вырез в форме капли.

– Ты сумасшедшая, – восхитилась Дана, взяла у подруги лосьон и сделала то же самое. – Хочешь?

– Нет, – отказалась я, – мне не надо.

– Ну, – обратилась Дана ко мне, – и что ты соврала маме насчет того, где проведешь этот вечер? – Она слегка пихнула Рональду плечом. – Мы, по легенде, сегодня на церковной вечеринке с ночевкой.

Дана коснулась волос и вдруг замерла, ощупав ухо.

– Я потеряла сережку, – спохватилась она.

– Никому не двигаться, – скомандовала Рональда, словно уронила контактную линзу.

Голос Даны стал на несколько тонов выше.

– Только бы не в метро. Это мамины, которые достались ей от бабушки. О боже…

Рональда ползала на четвереньках, шаря под диванчиком. Дана бормотала себе под нос и на нетвердых ногах ходила небольшими кругами. Я встала и провела ладонью по впадинам между диванными подушками.

– Мы ее найдем.

Я сняла подушку с дивана, хотя