Сфера 17 - Ольга Онойко

Фрайманн обернулся.

— Зачем? — спросил он с искренним недоумением.

Николас невольно фыркнул. Ты тоже волнуешься, железяка, подумал он, чувствуя, как с каждой секундой возвращается привычная холодная дисциплина мысли и чувства, ты тоже растерян, Эрвин… В глубине сердце замерло тихое тепло родства: он железный, Чёрный Кулак, но он не сверхчеловек, он тоже умеет забывать и ошибаться.

В те минуты, когда полномочный посол Народного правительства направлялся к императрице для высочайшей аудиенции, кто-то перебил мёртвый идентификатор и установил рядом с «Тропиком» взрывное устройство. Подрывник знал, что циалешцы полетят на машине исполнительного директора и соответственно настроил смертоносный заряд… Но машина-то директорская, мысленно сказал Николас. Обнаружится взрывпакет, настроенный на личный транспорт господина Йеллена — и вся полиция Сердца встанет на дыбы. Выслуживаться рванут. Ну же, Алан, подумал Николас с усмешкой, давай, пригодись мне на что-нибудь полезное.

А если бы не сверхъестественное чутьё комбата Фрайманна, летать бы им обоим по орбите космической пылью… Улыбка сошла с лица Николаса, он задумался, закусив губу. Кому это нужно, спросил он себя, что могло бы изменить это убийство? Договора уже подписаны, всё решено. Нет, бессмысленность покушения говорит о том, что оно не преследует никаких тонких целей. Это теракт в чистом виде. Средство для нагнетания страха и истерии…

Чьего страха?

Уроженцев Циалеша этим не испугаешь. Императрицу и подавно. Людей Сердца Тысяч? Чтобы напугать их, тоже нужна катастрофа посерьёзнее, лучший способ напугать столичных жителей — взорвать воздуховоды какого-нибудь подземного города, а до жизней двоих провинциалов им дела нет. Информация о воссоздании Легиона ещё не скоро пойдёт в массы…

Кому до нас есть дело, напряжённо размышлял Николас, пока машина спускалась, только нам самим, директорам Неккена… и мантийцам.

В ту минуту, когда эта мысль мелькнула у него в голове, превращаясь в догадку и обрастая новыми неизвестными, унимобиль опустился на плиты стоянки.

Хорошо бы тут работал ИскИн, подумал Николас, они не задают глупых вопросов.

И им повезло; должно же им было однажды повезти. На стоянке вообще не было ни единого человека. Рядом с машиной мгновенно возникла голограмма местного искусственного интеллекта. ИскИн оказался удивительно развитым и эмоционально адекватным для простого служебного устройства: голограмма с юмором изображала маленькую мёртвую девочку. В этом не было ничего странного: услугами фирмочки пользовались преимущественно студенты ближайшего института. Они от безделья шутки ради и занимались с ИскИном стоянки. Элитным институт не считался, общежитие ради экономии держал на орбите… Компьютер связался с разумом унимобиля, удостоверился, что разрешение у Николаса имеется и немедля предложил «альтернативное транспортное средство».

Солнце палило. Становилось жарко.

До машины нужно было пройти пару сотен метров. Николас едва поспевал за Эрвином. Тот снова впал в запредельное равнодушие ки-мастера и шёл стремительно. Мёртвая девочка беспечно парила рядом с Николасом, мило улыбалась и уверяла, что распоряжения уважаемого клиента выполнены, полиции она уже сообщила. Охрана орбитальной стоянки «Лепесток» вызвала специалистов, щебетала она, они сейчас же приступят к демонтажу подозрительного устройства и выяснят, кто перебил номер, но по данным полицейских отчётов преступления такого рода раскрываются только в десяти процентах случаев, так как устройства слишком быстро самоуничтожаются, а в планетарной сети очень легко замести следы. Сколько времени уйдёт на демонтаж, спросил у неё Николас и услышал: около суток. Велик риск, что устройство просто взорвётся. Чтобы клиенты «Лепестка» не потерпели убытки, все корабли поднимут со стоянки и отведут на другие. Это займёт время. Добрый день, господа, чем могу служить?

Николас невольно остановился. Да, рассеянно думал он, и впрямь надо поторопиться, иначе будет нервотрёпка… Перед ним, полупризрачные в ослепительном свете, серебрились опоры многоуровневой стоянки.

Прошу прощения, смущённо сказала девочка, у меня сбой. Это не вам. Прибыли новые клиенты.

Небесная лазурь над стальными дугами перекрытий выронила серебристую каплю машины.

Николас поднял голову, проводил мобиль взглядом. Надо же, подумал он, неужели такие ещё летают? А выглядит как новый. Коллекционный или по индивидуальному заказу сделан? Наверняка кучу денег стоит. Девочка мультиплицировалась, её неточная копия (блондинка с локонами вместо брюнетки с косами) отправилась встречать нового гостя. Николас бросил в его сторону последний взгляд. Что-то требовало внимания, вселяло тревогу, но он не мог понять, что…

Каплевидный дизайн вышел из моды очень давно. Такие модели даже на Циалеше были антикварными. После войны все гражданские машины стали вариациями на тему универсальных истребителей, во всяком случае, повторяли их резкие крылатые очертания. Нехищная, мирная капля… антиквариат? Что потерял владелец антикварной машины на стоянке для бедных студентов?

…Эта машина не была антикварной.

Она была импортной.

Из «капли» вышла женщина в белом комбинезоне со множеством ремешков.

На секунду Николасу показалось, что он узнал Тики Реа. Но эта мантийка выглядела старше и больше походила на человеческую женщину. У неё даже формы имелись. Пушистые рыжие кудри лежали на хрупких плечах. Мёртвая блондинка что-то вежливо зажурчала, но её проигнорировали и она исчезла. Темноволосая версия ИскИна окликнула господина Реннарда и сообщила: это к вам. Мантийка шла к голограмме и Николасу, плавной бесшумной походкой призрака. Подойдя, улыбнулась. Она была чудесно красива. Вблизи мантийка казалась ещё старше, на человеческий возраст — лет сорок, то есть в действительности ей перевалило за сотню, но улыбка её оставалась улыбкой юной девушки, ласковой и весёлой.

— Меня зовут Эло Ниир, — просто сказала она.

— Очень приятно. Чем могу служить?

А ведь меня предупреждали, вспомнил Николас. Доктор предупреждал, что нельзя разговаривать с мантийцами. Какого чёрта я ей ответил… особенно сейчас. Чего она хочет? Ведь это наверняка… это же…

Мысли остановились.

Николас недоумённо смотрел на рыжую женщину. Чудилось, что от него только взгляд и остался: он совершенно перестал чувствовать своё тело. Рыжая мантийка улыбалась ему, как старому другу. Её фигура словно испускала свет: белый материал комбинезона отражал солнечные лучи, а на завитках рыжих кудрей прыгали искры. В ней было что-то очень приятное, на неё хотелось смотреть и смотреть. Нечто притягательное и светлое: неистощимая радость жизни, сила деятельного добра… в непрозрачных, словно эмалевых голубых глазах её светились забота и внимание, и прекрасная Эло Ниир походила на доброго врача.

Они стояли на припёке, время перевалило за полдень, свет стал опасным для всех, кто не родился на Сердце Тысяч, но странным образом он больше не казался Николасу чрезмерным. Наоборот, тёмные очки стали лишними, они мешали, и Николас их снял. Диоптрий в них не было, тем не менее, без очков всё как-то утратило чёткость… Прочные опоры стоянки искривились и задрожали, свет расслоился, точно нефть, на лёгкие и тяжёлые фракции, горизонт исчез, затянутый плотным перламутрового оттенка туманом, потом всё вокруг окутал туман.

Солнца больше не было видно. Свет исходил от Эло Ниир. Волосы её развевались, она сияла.

И тревога ушла — вместе с солнцем. Сердце билось ровно, пульс едва приметно замедлялся с каждым ударом. Дыхание стало неглубоким. Эло Ниир шагнула вперёд.

— Я хочу с вами поговорить, — сказала она.

Она по-прежнему улыбалась, но отстранённая радость ушла из её черт. Теперь она выглядела уставшей и озабоченной — красивая немолодая женщина, учительница и мать. Николас встряхнулся, пригладил волосы. Оцепенение прошло. Стало легко. Наступило время покоя.

— Конечно, — сказал Николас. — Что случилось?

— Перед тем, как перейти к делу, — мягко и чуть тревожно сказала она, — позвольте… Вы знаете, что у вас недавно был микроинфаркт? Есть риск второго. Будьте осторожней.

— Госпожа… — Николас поколебался, — Эло Ниир, а в чём дело?

…Эрвин обнял его за плечи.

Николас вздрогнул, словно от удара током. Его бросило в пот. Он обернулся, но Эрвина не увидел — в глазах плавали цветные круги. Мгновение спустя он ощутил резкую боль. Под убийственным светом столичного солнца он стоял без очков.

— Ник, — очень спокойно велел Фрайманн, — иди в машину.

Что за чёрт, снова и снова повторял Николас. Мысли ползали тяжело, как гусеницы-переростки. Мантийцы, с усилием думал он, проговаривал в мыслях, что мантийцы собирались… это они поставили… что поставили? Где? Чего ей надо? Я… Он ничего не видел и почти ничего не соображал. Кажется, он сидел где-то в тени и прохладе, на чём-то упругом и жёстком — но одновременно стоял на белоснежных плитах рядом с призраком мёртвой девочки и смотрел в эмалево-голубые глаза мантийки. Эло Ниир почему-то сделалась в полтора раза выше, чем была. Внезапно она исчезла. И белая стоянка исчезла, растворилась во мраке — душном, болотном мраке, полном цветущей, плодущей, гниющей заживо растительной плоти… Плиты настила провалились трясиной, топью, а вместо стальных опор над головой возвысились уродливо изогнутые узловатые дерева. Со всех сторон потянулись зловонные красные ветви, изъязвленные паразитами. Что за чёрт, подумал Николас, что за бред. Он узнал болото, знаменитое Вонючее болото возле города Устье. В Устье был детский театр, туда возили школьников со всей округи. В театре ставили всякую муть, поэтому Ник с Самантой Йоркис, Джелли и ещё двумя мальчишками однажды сбежали и отправились в болота искать вездеход первооткрывателей, который там когда-то завяз. В вездеходе, по слухам, сидел скелет. Вездеход они не нашли, обратную дорогу тоже. Они забрались в низину, где не ловила спутниковая связь, и сидели в грязи до самого утра. Утром отцы, Реннард-старший и Горан-старший, перепуганные и злые как черти, вытащили их с воздуха…