Заколдованная - Элизабет Лоуэлл

Во взгляде, который Эмбер бросила на Кассандру, полыхнули те же рыжие отсветы адского огня, что временами загорались в глазах у Эрика.

— Понимаю. — Улыбка Кассандры была искренней и печальной — Сердце и тело уже принадлежат ему. Теперь и душа не заставит себя ждать.

— Кроме того, чтобы дать повесить моего темного воина, — холодно произнесла Эмбер, — что бы ты Посоветовала мне сделать?

Один из рыцарей громогласно провозгласил тост.

— Долгой жизни, богатства и кучу сыновей! Высоко поднялись кубки. Эмбер улыбнулась, как от нее и ожидалось, и поблагодарила, подняв свой кубок и потом пригубив его.

— Оберегать душу, — сказала Кассандра. — Как?

Разговаривая с Кассандрой, Эмбер смотрела на руку Дункана. В этой сильной, покрытой шрамами руке массивный кубок казался почти изящным. Когда он поставил кубок на стол, его пальцы прошлись по рельефной золотой поверхности, исследуя подробности рисунка и текстуру.

Эмбер многое отдала бы за то, чтобы его рука ласкала ее, а не холодный металл. Она жаждала его так сильно, что это и пугало ее, и бросало в жар.

Потом Дункан обернулся и увидел, что Эмбер смотрит на него. При свечах его глаза казались скорее золотыми, чем карими.

И они горели, как и сами свечи.

— Прежде всего, не ложись с ним в постель, — сухо произнесла Кассандра.

— Что? — Эмбер в недоумении смотрела на нее.

— Каждый раз, прикасаясь к Дункану, ты отдаешь ему еще какую-то часть себя. Если ты хочешь остановиться, то тебе следует держаться подальше от супружеского ложа.

— Это будет против законов божеских.

— И твоего желания.

Эмбер не стала ничего отрицать.

— Эрик знал, чем это грозит, — сказала она.

— Сомневаюсь, — пробормотала Кассандра.

— Успокойся, — сухо произнесла Эмбер. — Эрик обладает даром сродни твоему, только ему не надо гадать на камнях. Он видит…

— Возможность получить выгоду там, где другие видят лишь поражение, — холодно перебила Кассандра. — Но он не более чем человек.

— Как и все мы. Даже ты. Во всяком случае, Эрик думал, что выгода для него самого, для вассалов и для земли стоит того, чтобы рискнуть.

— Для него самого?

— Да. Почему, ты думаешь, Эрик сделал Дункана управителем замка Каменного Кольца?

— Чтобы дать тебе состоятельного мужа, — не задумываясь ответила Кассандра.

— Это следствие, а не причина.

Кассандра посмотрела на молодую женщину ясными глазами цвета дождя.

— Эрик знает, что Дункан в силах удерживать замок, — продолжала Эмбер, — поэтому сам он может спокойно отлучиться в Уинтерланс, чтобы отражать набеги норвежцев.

— Ах, да. Норвежцы.

Смерть непременно потоком прольется. Кассандра закрыла глаза.

— Норвежцы тоже знают, что идет суровая зима.

— Да, — согласилась Эмбер. — Гонец из Уинтерланса сказал, что рейдеров видели всего в двух днях пути.

— А он не говорил, сколько у них кораблей?

— Один вассал видел четыре, — ответила Эмбер. — Другой видел два. Третий видел семь.

Кто-то из гостей выкрикнул еще один тост. Эмбер опять поблагодарила улыбкой, подняла кубок, пригубила его и снова стала смотреть на мужа.

— Когда Эрик выступает? — спросила Кассандра.

— С зарей.

— Много ли берет с собой рыцарей?

— Всех, кроме одного.

— Альфреда?

— Нет. Дункана.

— Даже Шотландский Молот не может оборонять замок в одиночку, — проворчала Кассандра.

— Останутся еще четверо опытных воинов.

— Все равно опасно.

— Разве? — Уголки рта Эмбер опустились, губы сложились в грустную усмешку. — Дункан Максуэллский, лорд ничейного замка и вассал Доминика ле Сабра, был самой большой угрозой для замка Каменного Кольца.

— А теперь Дункан — его сенешаль и вассал Эрика Непобедимого, — сказала Кассандра. — Не так ли рассуждает Эрик?

— Так.

Старшая женщина покачала головой со смешанным чувством сожаления и восхищения смелостью Эрика.

— И все же это ужасный риск, — продолжала настаивать Кассандра. — Когда Доминик ле Сабр услышит об этом — а он непременно услышит, — то сам нападет на замок Каменного Кольца.

— Им уже не хватит времени, чтобы подготовиться: к нападению до того, как сама зима защитит землю.

— Можно всегда подождать до весны или лета, — возразила Кассандра.

— К тому времени норвежцы уже не будут угрожать Уинтерлансу. Эрик сможет собрать своих рыцарей здесь.

Кассандра тяжело вздохнула. Она никогда не видела Эмбер такой — одновременно печальной и злой, подавленной и дерзкой, полной жизни и ушедшей в себя.

— Или, может быть, к следующей весне или лету, — продолжала Эмбер, неотрывно смотря на Дункана, — лорд Роберт поймет наконец, что Эрику нужно больше рыцарей. Или Эрик вдруг возьмет да и договорится с Домиником ле Сабром. Говорят, он предпочитает мир войне. Настоящий Глендруидский Волк.

— А еще говорят, что он никогда не просит пощады и сам никого не щадит.

— То же самое говорят и об Эрике.

— Иногда это так и есть, — сказала Кассандра.

— А иногда и нет.

Среди рыцарей раздался громкий смех в ответ на какую-то шутку, которой ни та, ни другая женщина не слышали. Их тоже никто не мог подслушать. В пиршественном шуме безопаснее всего вести тайные беседы.

Касссандра собиралась в полной мере использовать эту возможность. Четырнадцать дней подряд она бросала камни, и все четырнадцать дней получала один и тот же ответ.

Выбор из нескольких зол.

— Как думает Эрик, — осторожно начала Кассандра, — что произойдет, когда Дункан узнает свое настоящее имя?

— Если Дункану просто скажут, то он будет это знать, но не чувствовать. Он будет разгневан, но его чувство ко мне пересилит его гнев.

Слова Эмбер были лишены всякого выражения и произносились монотонным голосом человека, повторяющего заученный ответ, а не говорящего то, что понимает или во что верит.

— Ты так действительно думаешь? — спросила Кассандра.

Эмбер не ответила.

— Ты что-нибудь думаешь? — В голосе Кассандры звучало раздражение.

— Я думаю, что люблю того человека, который пришел ко мне из теней тьмы, — прошептала Эмбер. — Я думаю, что он желает меня всем своим существом, всей душою. И я надеюсь…

Ее голос затих.

— Скажи же, скажи мне. — Несмотря на настойчивость тона, голос Кассандры был полон сочувствия. "

Длинные ресницы темного золота опустились и скрыли глаза, в которых было больше теней, чем света. Когда Эмбер заговорила, ее голос дрожал от сдерживаемых чувств.

— Я надеюсь и молюсь, чтобы Дункан научился любить меня до того, как узнает свое настоящее имя. — сказала она. — Тогда, быть может…

Голос Эмбер прервался. Под столом она сжала руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.