Заколдованная - Элизабет Лоуэлл

Из источника ясности внутри себя, в котором было заключено ее Знание, Кассандра не получила никакого ответа.

— Ты пожелаешь мне добра? — повернувшись к Кассандре, спросила Эмбер.

— Ты мне как дочь во всем, что имеет значение, — ответила Кассандра. — Если бы это было в моих силах, я подарила бы тебе рай.

Эмбер с улыбкой взглянула на мужа из-под длинных ресниц. Хотя она ничего не сказала, отраженное в глазах Дункана пламя вспыхнуло ярче.

— Благодарю тебя, — сказала Эмбер, снова обратив взгляд на Кассандру. — Твои добрые пожелания очень много значат для меня. Я люблю тебя так, как может любить дочь.

Свободной рукой Эмбер коснулась щеки Кассандры. Удивленный шепот пронесся среди собравшихся рыцарей и дам. Несмотря на очевидную привязанность, существовавшую между Эмбер, Эриком и Кассандрой, никто в замке никогда не видел, чтобы Эмбер прикасалась к лорду или к этой Наделенной Знанием женщине. В глазах Кассандры опять сверкнули слезы. Она повернулась и долгим, пристальным взглядом посмотрела на темного воина, чьи пальцы были переплетены с пальцами Эмбер.

— Ты получил бесценный дар, — раздельно произнесла Кассандра. — Немногим мужчинам выпадает такое счастье.

От осколков тьмы, затаившихся в самой глубине прозрачно-ясных глаз Кассандры, по спине Дункана прокатилась волна холода. Его инстинкты проснулись, предупреждая об опасности, которая таилась в этой женщине, — и это было столь непреложно, как и то, что яркие краски заката таили в себе ночную тьму.

Потом он понял. Не угроза таилась внутри у Кассандры, а знание.

И оно было опасным.

— Могу ли я обнять супруга моей дочери? — спросила Кассандра.

Если Дункан был удивлен, то на остальных, включая Эрика, эти слова подействовали, как удар грома.

— Конечно, — ответил Дункан.

Кассандра шагнула вперед. Широкие алые рукава взметнулись, развеваясь, и улеглись поверх Дункановой рубашки цвета лесной зелени, когда она положила руки ему на плечи. Хотя Кассандра была высокой женщиной, ей пришлось встать на цыпочки, чтобы приблизить лицо к Дункану.

— Вот это — истина прошлого, — сказала Кассандра, целуя его в левую щеку.

— А это — истина настоящего, — сказала она, целуя его в правую щеку спустя мгновение.

Потом ладони Кассандры легли на щеки Дункана и крепко сжали ему голову.

— Твоя жизнь протянута между прошлым и настоящим, — тихо, но отчетливо проговорила она.

Дункан напряженно смотрел на Наделенную Знанием, чувствуя, как ее прохладные руки обжигают ему лицо, а ее серебряные глаза повелевали всему, что есть в нем, слушать ее. Даже теням.

В особенности теням.

— Отрицание истины прошлого или настоящего уничтожит тебя столь же верно, как если бы тебе мечом разрубили голову пополам, — сказала Кассандра.

Среди рыцарей волной прошло движение, когда каждый осенил себя крестом.

— Вспомни мои слова, когда прошлое вернется и тебе покажется, что оно опровергает настоящее, — приказала Кассандра. — Вспомни.

Когда она хотела уже отстраниться, рука Дункана схватила ее за запястье.

В то же мгновение Эрик шагнул вперед, но тут же был остановлен взглядом ясных серебряных глаз.

— Что ты знаешь о моем прошлом? — негромко спросил Дункан.

— Ничего, что принесло бы тебе облегчение. Дункан посмотрел на Эмбер. Хотя он не сказал ни слова, она взялась за руку Кассандры, которую не отпускал Дункан.

— Что ты знаешь о моем прошлом? — тихим голосом повторил Дункан свой вопрос.

— Ничего, что принесло бы тебе облегчение, — повторила свой ответ Кассандра.

Дункан молча ждал.

— Она говорит правду, — сказала Эмбер. Дункан разжал руку, отпуская Кассандру.

Ее обращенная к нему улыбка была одновременно и сочувственной, и холодно-насмешливой в ответ на его заносчивость — ведь он усомнился в честности мудрой женщины.

— Ты поступаешь благоразумно, слушаясь жену, — колко сказала Кассандра. — Смотри, оставайся таким же и тогда, когда будешь знать и прошлое, и настоящее.

Переведя взгляд на Эрика, она продолжала, обращаясь к нему:

— С твоего позволения, лорд, у меня новорожденный младенец, которому я нужна больше, чем новобрачным.

— Конечно, мудрейшая, — ответил Эрик. — И тебе не нужно спрашивать у меня позволения.

— О, мне доставляет удовольствие делать это.

— Правда?

— Разумеется, — сухо произнесла Кассандра. — Ведь только в этом случае ты и слушаешь меня.

Раздался громкий хохот, ибо в кругу рыцарей было хорошо известно, что их молодой лорд был столь же упрям, как и необъезженный жеребец. Громче всех хохотал сам Эрик, потому что знал себя лучше, чем они.

Под звуки смеха Дункан наклонился к Эмбер и заговорил так, чтобы слышно было лишь ей одной.

— Ты знаешь, что известно Кассандре?

— О твоем прошлом?

— Да.

— Я знаю, что она редко ошибается.

— А это значит?..

— Это значит, что в твоем прошлом нет ничего, что сделает тебя счастливым в настоящем.

— Ты в этом уверена?

— Спрашивай самого себя, не меня.

— Но я ничего не знаю.

— И не желай знать. Не сейчас. Не сейчас, когда ты женат.

Глаза Дункана сузились. Но прежде чем он успел заговорить, снова заговорила Эмбер.

— Разве ты собираешься провести свою брачную ночь, задавая вопросы, ответы на которые принесут тебе лишь огорчение? — спросила она.

— А это правда?

— Правда.

От безрадостной уверенности в глазах Эмбер еще одна волна холода прошла по спине Дункана.

— Эмбер?

Она приложила кончики пальцев к его губам, запечатав внутри все вопросы, которые он не задал и на которые она не хотела отвечать.

— Вместо того чтобы задавать вопросы, которые ни одному из нас не хочется слышать, — прошептала Эмбер, — не лучше ли отвести молодую жену в уединение спальни и начать наше будущее?

Глава 14

Когда Дункан ввел ее в комнату, которую спешно, но с тщанием убрали для их брачной ночи, она вскрикнула от восторга и удивления.

— Как здесь чудесно, — сказала она.

Комната предназначалась для хозяйки замка, и в ней до сих пор никто не жил, ибо у Эрика еще не было супруги. Комнату наполнял экзотический аромат мирра, поднимавшийся от масляных светильников, их яркие, ровно горящие язычки превращали темноту в золотистый свет. В очаге у дальней стены горело такое твердое и сухое дерево, что почти не было дыма, для которого позади поленьев был искусно устроен дымоход.

— И какая роскошь! — добавила Эмбер. Смеясь, она быстро повернулась кругом, и от этого ее золотое платье приподнялось и всколыхнулось, будто живое.

Дункан с большим трудом удержался, чтобы не прогнуть руки к этой грациозной янтарной девушке, которая горела у него в крови ярче любого огня. Он понимал, что не должен смотреть на нее, не говоря уж о том, чтобы крепко прижать ее к себе и снова погрузить свою твердую плоть в ее податливую мягкость.