Фан-клуб - Ирвинг Уоллес

Хэнк Ленхард, самая удачливая журналистка в городе, с ее скучными, надоедливыми, глупыми анекдотами, бесконечными ехидными уколами и скользкими сплетнями. Джастин Роде, продюсер фильма, в котором она снимается сейчас, по виду джентльмен из настоящего театра, но просто еще одна фальшивка на деле. Для нее же это человек, (он был или гомик, или нейтрал), от которого она зависит, который использует ее имя как ступеньку в постоянном стремлении к вершинам карьеры. Тина Альперт, широкоизвестная киножурналистка, с улыбкой и ножом, двадцатичетырехчасовая шлюха, к которой нельзя поворачиваться спиной, игнорировать или забыть поздравить с днем рождения и поднести дорогой подарок на Рождество.

Да и все остальные, собравшиеся здесь, — смесь знаменитостей, использующих других, или те, которыми пользуются. Постоянное шоу, перемещающееся из Беверли Хиллс к Холмби Хиллс, из Брентвуда в Бель-Эйр, а иногда в Малибу и Транскас.

Сай Ягер, новый производитель фильмов (эвфемизм для режиссера), его картины имеют большой успех. Переписывает произведения писателей, ничтоже сумняшеся, на свой лад. У него хватает наглости делать культ из продавцов китча прошлого, таких, например, как Басби Беркли, Престон Старджес, Рауль Уолис. Скай Хаббард — комментатор новостей на радио и телевидении, тупой заимствователь чужих мыслей, паникер с лицом модели, рекламирующей рубашки. Эта идиотка Ленхард утверждает, что приглашает его по доброй воле как знаменитость, украшение приемов. Падин Робертсон, считающая себя великой только потому, что когда-то играла в паре с Чарли Чаплином (немалое дело). Теперь это — накачанная силиконом, без единой морщинки, активная старуха, устраивающая благотворительные балы, гранд-дама, речи которой состоят из одних штампов. Каким-то чудом она пока не попала в Музей восковых фигур Муливенда.

А вот еще.

Доктор Сол Герцль, самый модный психоаналитик, которого молоденькие киноактрисы скоро превратят в гуру за его изобретение — динамическую терапию. Это новшество заключается в том, что он, после того как только выслушает пациентку, вступает с ней в интимные отношения. Этакий новый Распутин второго сорта, но с дипломом. Джоан Дивер, Новая Актриса, больше всего обожающая кассовый сбор Дузе. Веснушчатая девчонка двадцати двух лет, имеющая троих незаконнорожденных детей. Говорит о них непрестанно в каждом интервью. Побывала в Алжире и Пекине. Настолько активна, что, послушав ее, хочется вопить от ужаса. Скам Бэртон — красавец (не без помощи пластических операций), запрограммированный профессиональный холостяк и любимый юрист всей киностолицы. Он так давно занимается фильмами и только ими, что, возможно, думает: торт — это новый мексиканский деликатес.

Да и все остальные — только ксерокопии каких-то живших ранее оригиналов. Они одинаковы: визгливые умники; второсортные выскочки; воображалы и грубияны; щеголи, шуты, любители выпить на дармовщинку — люди, имена которых то и дело мелькают в газетах. Столь модные, столь предсказуемые, столь изнуряющие, столь бесподобно нереальные и ничтожные.

Люди суетились. Люди покидали ее дом.

Представить только, — думала Шэрон, — что когда-то, много веков назад, в Западной Виргинии, Нью-Йорке, в первые месяцы и годы в Голливуде, ее единственной мечтой было стать знаменитой актрисой, настолько известной, чтобы стать членом клуба и толкаться среди таких знаменитостей, входить в их круг. Теперь, став его частью, а может быть, даже центром его, единственное, о чем она мечтала, — это удалиться из него. Но Шэрон Филдс не могла позволить себе совершить такой поступок. Членство в клубе было пожизненным или до тех пор, пока человек не потеряет славу и деньги или не станет сенильным и закончит жизнь в сельском пансионате для престарелых артистов кино.

Она видела, что они действительно начинают наконец расходиться.

Шэрон встрепенулась, быстро прошла через комнату — Красное море расступилось перед ней, пока не оказалась на месте хозяйки дома, прощающейся с гостями, рядом со скульптурой Генри Мура и перед большой, мрачной картиной Джакометти.

Они все проходили, проходили мимо… скоро исчезнут все.

Шэрон протягивала каждому крепкую руку, пожимала руки уходящих, склонялась вперед, если требовалось подставить щеку или выслушать целый поток благодарностей сомнительной искренности. «Ты была сегодня ослепительной, Шэрон» — «Лучший прием на моей памяти, дорогая» — «Ты выглядишь великолепно, дорогая»— «Пришли фото из Сохо, милая» — «Если нужна травка, скажи, я засыпан ею, мое чудо» — «Возвращайся скорее, дорогая». Дорогая, дорогая, дорогая…

…Она ощутила холодные пальцы Феликса Зигмана на подбородке.

— Тебе надоело, не так ли? Хотя все довольны. Постарайся хорошенько отдохнуть сегодня. Позвоню завтра.

Она вымученно улыбнулась:

— Не звони, Феликс. Я сама позвоню тебе. Буду дома целый день. Мне нужно запаковать груды вещей, и никто не сможет сделать это, кроме меня. Благодарю за то, что все прошло так гладко. Ты — чудо, Феликс.

Он ушел.

Она осталась одна. На минутку прислушалась, как заводят последние машины, и устремилась прочь.

— Нелли, ты точно открыла ворота? — крикнула Шэрон, не заходя в столовую.

Нелли Райт вошла в гостиную с рюмкой коньяка:

— Сто лет тому назад. Почему бы тебе не подняться наверх и не упасть на свою кровать, наконец? Тебе нужно как следует выспаться. Я останусь, пока не разъедутся все. Закрою ворота и включу сигнальную систему, после того как Патрик вынесет наружу пустые бутылки и мусор.

— Спасибо, Нелл. Жуткий прием, правда?

Та пожала плечами:

— Обычный. Они, конечно, подчистили до последней крошки жареную утку под апельсиновым соусом, и не осталось ни ложки дикого риса. Но я довольна, что мы подали это, а не говяжью грудинку, как в прошлый раз. Что касается самого приема, не беспокойся — все было прекрасно.

— Зачем мы его затеяли? — удивлялась Шэрон. Она не ждала ответа, который отличался бы от ее собственного. — Догадываюсь, что это полезно для дела.

— Ты видела, как доктор Герцль пытался гипнотизировать Джоан Дивер, чтобы она бросила курить сигареты?

— Он настоящий осел. — Шэрон направилась к лестнице. — Увидимся утром, Нелл.

— Почему бы тебе не поспать подольше?

Шэрон остановилась.

— Нет, не думаю, что это возможно. Раннее утро — мое любимое время. Именно тогда я чувствую себя по-настоящему живой, каждая клеточка во мне подпрыгивает.

— Может быть, будешь чувствовать себя лучше после Лондона, когда встретишься со своим мистером Клэем.