Княжья воля (СИ) - "Константин"

Все таки главные предметы в школе не математика с родным языком, а география с историей, падлой буду! Слабоват я по этой теме, хреново представляю себе карту мира в эту эпоху, где там христиане, где арабы, где кто. Дурак, что в свое время не учился, ох, дурак…

Будь моя воля, я б уже держал курс на Данию. Смею надеяться, Мишаня там времени даром не терял и выяснил как нам вернуться назад в свое время. Но воля нынче не моя, а княжья. Хорошо, что Святослав сваливает в свою Болгарию и тем самым развязывает Рогволду руки. Последние дни я и без того летал как на крыльях, воодушевленный известием о Мише, а теперь и вовсе, кажется, если с крепостной башни спрыгну, воспарю без крыльев.

Дождаться весны! Там курши, там Балтика, там даны близко. Что-нибудь придумаю на месте, отпрошусь как-нибудь у Рогволда за Мишаней сбегать…

Но военный поход на куршей обломился. Не пришлось Рогволду идти добывать прибалтийской землицы. Сначала курши пожаловали в гости сами, а потом…

Глава двадцать третья

Утро я заспал. Вместо того, чтобы подняться в шесть, насилу проснулся около восьми. С легкостью продавил бы еще пару часов, ведь никто из работников корчмы не потрудился разбудить начальника. Опять пожалели. Сколько можно им втолковывать, что с утра у меня княжья служба, сначала на лодейном дворе появиться нужно, порядки проверить, а потом уж корчмой руководить. И Младина туда же. Бесшумно выскользнула испод одеяла и наверняка уже что-нибудь стряпает, а ты, Стярушка, спи-отдыхай хоть до вечера. Сработал внутренний будильник, вернее, мочевой пузырь начал подавать такие мощные сигналы к побудке, что я едва успел одеться, выскочить в заднюю и дверь добежать до отхожего места.

Купец Любим оказался профессионалом в плане пожрать, а уж квасы хмельные хлебал как пожарный насос. Смоленские гости в искусстве обжорного отдыха от своего товарища не сильно отставали. Они для того к Любиму и приехали. Поначалу в усадьбе Любимовой гуляли, потом в корчму пожаловали тепленькие уже, с гроздьями висящих на них румянощеких девах. Неплохо оттянулись, самых поздних посетителей с лихвой пересидели. Кокован за то время, что гуляло купечество успел сорвать голос и порвать три струны. Любим упросил меня уважить и влиться в их развеселую компанию. Пришлось влиться, так как я рассчитывал почерпнуть чего-то исключительно полезного из нетрезвых разговоров приезжих торгашей да и Любима как основного моего поставщика обижать не хотелось.

Наслушать чего-то важного не удалось, прения велись в основном о товарах и ценах на них в разных городах и княжествах, зато выпить и слопать получилось немало, до сих пор мутит.

Сегодня у меня назначена встреча с Джари. Мы собирались сходить к мастерам проверить как продвигаются работы по изготовлению больших мехов для огнемета. Бронзовый бак на сто литров, подводящие трубки и раструб уже готовы. Не особо ровные, зато стенки в меру толстые, швы проклепаны и завальцованы на славу, так что в деле подвести не должны. Огненное зелье на основе горючих смол и масел смешано и в трех бочках доставлено на лодейный двор. Остается дождаться готовности мехов и можно будет приступать к полевым испытанием. Предстояло еще решить проблему с подогревом масла в котле перед подачей на фитиль, протестировать и отрегулировать всю систему прежде чем устанавливать на корабль. Да и как на корабль ставить надумаешься. Хорошо бы поворотную площадку соорудить, чтобы разбрасывать пламя по сторонам. Короче, дел за гланды, но оно того стоит.

Не завтракая, припускаю по хрусткому снегу подольских улиц, на ходу раскланиваюсь со знакомыми горожанами, на бегу перекидываюсь парой слов с двумя дружинными отроками, топающими на торг следить за порядком. На лодейном дворе меня встречают Джари с Мадхукаром. Араб разодет как сказочный царь в бархаты и дорогие меха, шуба на нем горностаевая, шапка с самоцветными камушками да сапожки теплые с вышивкой по голенищу. На дорогом поясе висит кошель, явно не пустой, на пальцах сверкают перстни, на шее толстая золотая гривна. Думаю, ни разу бедный родственник кордовского авторитета не пожалел, что отправился с торговым караваном в неспокойный путь к чужим берегам, ведь приподнялся он в итоге совсем не слабо, по башке в подворотне тресни да обчисти — на всю жизнь хватит.

Но такого попробуй тресни. При нем дамасская сабля, два ножа и совершенно звериная ловкость, приправленная многолетней воинской интуицией. Сам кого хочешь обчистит. Тем более, что с ним верный индус. Мадхукар, тот вообще из касты потомственных воинов — кшатриев. Одет по случаю зимы тепло, но много проще, нежели его приятель, только тюрбан стал заметно толще. Лука при нем нет, зато присутствует сабля. А сабля у индуса весьма примечательная, слегка изогнутый клинок в паутине синих разводов, гибкая и твердая одновременно. Литой булат, он как раз из Индии пошел. Такой клинок можно обернуть плашмя вокруг пояса, но при встрече с вражеским железом булат будет как алмаз против глины. "Гора не может раздавить алмаз" — любил приговаривать Мадхукар и был абсолютно прав — против булата подавляющее большинство древнерусских клинков — сущая пакость. Даже мой меч, вернее, оба меча, отобранных когда-то у старины Харана, впечатления на искушенного оружейного знатока не произвели. К моему неудовольствию кшатрий определил качество Харановых клинков как очень среднее и посоветовал как можно скорее от них избавиться. Продать на рынке и купить что-то более стоящее. Про то, что пользуюсь я своим оружием очень редко, я предпочел скромно умолчать, но о приобретении обновки задумался всерьез, больно уж мне сабелька индусова нравилась.

Я едва успеваю перекинуться с Джари словами приветствия, как Сологуб, раздвигая гигантским носом морозный воздух тянет меня на два слова.

— Кто это? — спрашиваю я, когда в избушке Глыбы десятник подводит меня к дрыхнущему на лавке оборванному мужичку. По виду — людин, на поясе в потертом чехле висит боевой нож, харя заросшая, звероватая, потом от него разит за два метра как от пашущего на жаре вола. Должно быть из тех, кто на волюшке расчищает огненным палом участки от леса и возделывает землю, собирая скудный урожай для прокорма семьи и продажи. Огнищанин…

— Бобыль. Из за реки прибежал. Говорит, вражья сила на Полоцк прет.

— Да ну? И много ее прет?

— Пять сотен конных, тысячи две с половиной пешцев. Грабят, жгут, скоро здесь будут.

— Не сказал кто?

— Не знает он, как увидал, сразу к нам на лыжах кинулся, но орали, говорит, не по словенски.

— Давно он тут отдыхает?

— До рассвета пришел, сутки не спал. Сейчас разбужу и в детинец к Ингорю отправлю с кем-нибудь из своих.

Правильно мыслит десятник, тут лучше перебдеть. Сигнал поступил и о нем нужно немедленно доложить вышестоящему начальству.

— Может пошлем кого выяснить? — почесав репу, предлагаю я.

— Куда?

— За реку, откуда этот прибежал.

— Вот Ингорь пущай и выясняет, а мы посидим покудова, нас и так тут мало как щенят от плохого кобеля.

После этой поэтической метафоры я реально напрягаюсь. Грубое лицо Сологуба серьезно как у подсудимого на вынесении приговора. Если это реально набег неведомого пока врага, то дела наши попахивают тухлятинкой. Князь с основной дружиной неделю назад отбыл в Туров к брату, оттуда собирался проехаться по селищам и весям, собрать причитающуюся ему дань.

— Сколько в городе войска?

— Сотни две копий если считать с боярскими дружинами. Еще сотни две людинов ополчаться, но их собрать время нужно.

Сологуб остается будить горького вестника, я выхожу из темной избы на яркий зимний свет. Задираю голову к надвратной башне, откуда рукой мне призывно машет Мороз.

— Поднимись-ка ко мне, Стяр!

— Что, Морозище, соскучился?

— Сдался ты мне! Дымы вижу! Из-за леса за Двиной!

Дымы это в любом случае непорядок, даже если не знать, что где-то там за лесами пришлые потрошат жителей Полоцкого княжества.