Заказанная расправа - Эльмира Нетесова

— А сифилисом кто наградил всех троих?

— Я у них был не единственный. Весь город! Но заразилась только Ирка! Это точно. Мартышка не болела. У нее бабьи дела пошли. Вот и решил с Иркой покувыркаться. Подвалил. А на третий день понял, что подцепил заразу. Стал лечиться срочно. Месяц в венеричке продержали, как в тюрьме. Жена в розыск подала. Ей и сообщили, куда загремел. Во где баба мне вломила! Думал — уроет! Так выходила, еле отдышался. Мало того, уйти собралась от меня. А кто я без нее? Вот и пришлось на мослы падать, умолять простить дурака. Просил, пусть тогда лучше убьет. Во всем покаялся. Сам рассказал, как что было. И поклялся завязать с сучней навсегда.

— О смерти Женьки ей сказал?

— Я сам услышал о том, когда Ирку в больницу вез лечить сифилис. Телка брякнула, что Мартышку расквасили. Ну, не поверил ей. Думал «темнуху» лепит. Женька не только любить умела. А и махалась классно. Научилась в своре. На такую не наедешь. С нею один на один хрен кто справится. Любому жопу зубастой сделает. За что я ее уважал. Не рохля! Эта не ждала, когда клиент к ней подвалит. Сама за уши хватала.

Ну и решил проверить Иркины слова. Позвонил домой Женьке. Трубку подняла ее мать, — перекосилось лицо Сашки. Он умолк не надолго, потом заговорил, откашлявшись:

— Та, старая плесень, совсем свихнулась. Стала меня звать помянуть Женьку с пей за столом и в постели. Ну, я, понятное дело, послал ее по всем падежам. А сам стал Наташку шарить, чтоб узнать, кто грохнул Мартышку? Но Натка куда-то смылась из города.

Приехал опять к Ирке. На десяток минут в больничный двор вытащил. Эта идиотка возомнила, что меня по мужичьей части приспичило. Визг подняла. Обматерил дуру. Пригрозил, если раскроет хлябальник, размажу в лепешку стерву. О Женьке ничего не пронюхал. Не у кого. А жену просить о таком — рисково. Самому шею скрутит, — признался Сашка.

— Ну а вам зачем узнавать, как она умерла?

— Если б умерла! А то услышал, что убили. Вот и хотел узнать, кто посмел? Уж вломил бы тому по всей программе! А там, будь что будет. Но не нашел.

— Где ж искал? — поинтересовался Славик.

— Какая разница теперь? Все мимо и впустую, — Сашка горько вздохнул.

— Что-то не вяжется одно с другим. То без жены жить не можешь, то за Женьку готов был рисковать всем на свете?

— С женой мы помирились. Она простила меня. А Женька в памяти осталась той искоркой, какая любого мужиком сделает. Она особая. Кто с нею побывал, до конца жизни не забудет. Если б нашел того гада, клянусь, он и покойникам долго жаловался бы на расправу…

— Если бы она жила, продолжал бы встречаться с нею?

— Не знаю. Я жене слово дал. Она за мной следить бы стала. И уж тогда хана всему. Я свою бабу знаю. Эта обоих достала б. Наверно, пожалел бы Мартышку. Моя баба махается круто. Не только Женьке, мне не устоять на катушках.

— И все-таки, где искали убийцу, если это правда? — спросил Рогачев.

— Зачем мне темнить? Я и впрямь искал его. Для начала расспросил Ирку, с кем они путались в последнее время? Оказалось, жили в какой-то деревне. Она неподалеку от магистрали. Деревуха, забытая всеми. Никого в ней нет. Но избы остались и в них приютился всякий сброд. Одни мужики.

Вот они и сняли метелок к себе, прямо с панели. Надолго. Пользовали всех троих. Поначалу — сносно. Потом вломили сикухам всей кодлой. Те из деревни смылись. Ирка с Наткой на машине, а Женьку водило не взял. Зассал гаишников. И тут Мартышку прихватили.

Я думал: наверное, те мужики, кто в деревухе остались, протрезвели и решили догнать, отнять деньги, какие дали блядешкам за услуги. Две сикухи уехали. А с одной Женькой они мигом справились. Их было много. Потому не сумела отмахнуться.

Ирка назвала кое-кого. Но я их в городе не сыскал. В деревухе, кроме бомжей, — ни единой души. А эти бродяги про баб слышать не хотят. Ничего не знали. Я спрашивал кое-кого в городе, но те, на кого подозревал, оказались ни при чем. Хотя того вора — Мишку, хорошо взгрели в камере. Не менты его тыздили, наши мужики. Искали ему пятый угол. Легавые отняли. Но он до того каждой кишкой поклялся, что не убивал Мартышку. Пальцем не трогал.

Но кто тогда? Ведь вокруг никого. Только магистраль. А кто на ней знал Женьку? Таких, как она, на дороге полно. Тем более — недалеко от города. Хотя среди водителей тоже всякие случаются. Могло и ей не повезти. Встретился какой-нибудь гад, свое сделал, платить не стал. Женька враз в мурло ему вцепилась иль под яйца врезала, как всегда. А он озвереть мог, как только в себя пришел.

— Как часто вы встречались с Евгенией? — спросил следователь.

— По-разному выходило. Когда раз в месяц. Иногда всякую неделю. Случалось, по два месяца не виделись.

— За что собирались убить всех троих? Во всяком случае, грозили такой расправой Лапшиной, когда увозили в диспансер?

— Тогда на взводе был. Сифилис — не насморк. Быстро не избавишься. Из-за него немало пережил.

— Вы искали Евгению. Для чего?

— Понятное дело — для чего, — усмехнулся Сашка.

— Бомжи рассказывали вам о Евгении?

— Это какие? Городские ни хрена не знали. А те, что в деревне жили, во всем винили других. Из их кодлы бабьем никто не болеет. Я точно узнал, — вздохнул Александр.

— Вы знали тех, с кем была в деревне Евгения?

— Потом свиделись. Да что толку? Говорят, ни сном, ни духом не в курсе. Поклялись, что не гробили. И главное — смысла не было. А без него — кой понт грех на душу брать? Да сама Ирка сказала, что эти — не могли. Расстались хреново, но навсегда.

— Когда вы виделись с Евгенией в последний раз? — спросил Рогачев.

— Теперь и не припомню.

— Постарайтесь восстановить в памяти.

Сашка задумался:

— Примерно за неделю до ее отъезда в деревню.

— Что за встреча была?

— Ну, я ж говорил, ничего меж нами не было.

— Она сказала, что едет в деревню?

— Нет.

— Тогда она была знакома с ворами?

— Кто ее знает. Не говорила о своих хахалях. И я не спрашивал.

— И вы весь месяц не знали, где она? Или не искали Евгению?

— Она и до этого, случалось, исчезала надолго. С кем была, где — не говорила. Сам тоже не спрашивал. Звонил ей домой. Мамашка отвечала. Но никогда не знала время возвращения Мартышки. Та ей не отчитывалась.

— Вы знаете, где она похоронена?

— Ирка сказала.

— На кладбище были?

— Нет. Не мог. Да и к чему? Моя, если узнает, душу вышибет или уйдет от меня. Кому такое надо? Ни первого, ни последнего себе не пожелаю.

— В день смерти Евгении чем занимались, где были?

— В венеричке лечился. Как последнего гада уколами замучили. Больше месяца на них держали. Не только на улицу, во двор не выпускали. Воздухом подышать.

— Одного не пойму, если Лапшина была больна сифилисом, она перезаразила бы всех воров…

— Они умней меня оказались. Без галошей в грязь не лезли. Но все ж кто-то накололся, коль выгнали из деревни. Просто так не вышибают. Такое и дураку понятно.

— Когда вы вышли из больницы, сразу позвонили Жене?

— Я сначала нашел Ирку! Когда разыскал, харю ей расквасил за все разом. Она мне про Мартышку и сказала.

— Евгения знала, где и как вас найти в случае необходимости?

— Зачем? Я сам отыскивал ее, когда надо.

— У вас были женщины, помимо этих троих? Я не имею в виду жену, — спросил Рогачев.

— Я не монах. Но зачем вам такое знать? — удивился Сашка.

— В данном случае вопросы задаю я! И они не продиктованы любопытством.

— Конечно, были! Потом, когда появились эти трое сикух, я с другими завязал. Да и жена… Хватало по горло, — усмехнулся Сашка:

— Одной жены не доставало?

— Что, вздумали мне мораль читать?

— Это не входит в круг моих обязанностей! Другое удивляет. Зачем вам нужно было мордовать девчонок? Потребность такая?

— Я уж говорил. Не хочу повторяться, — отвернулся Сашка и покраснел, заметив в дверях жену. Она вошла тихо, совсем неслышно. И, глянув на мужа, сказала:

— Пройдоха ты! Негодяй и козел! Я все слышала! — кивнула на открытую форточку в окне и продолжила:

— Никак не угомонишься! А ведь клялся!

— Речь как раз идет о прошлом! — успокоил женщину следователь. Та, глянув в глаза Рогачеву, присела к столу, сказав глухо:

— Значит, я вам не помешаю. И дополню кое-что, в чем сам мой козел не сознается никогда! — прикурила сигарету и, оглядев мужчин холодно, заговорила хрипло:

— Вы спрашиваете, зачем он мордовал тех сучек? Какой кайф получал от этого? Но ведь иного не знал и не видел. Я не защищаю его. Кто заранее угадает, как сложится день завтрашний? Может, сегодня уйду от него навсегда. Но правду хочу рассказать, чтобы знали вы, с чего все началось, — глянула на мужа, тот вобрал голову в плечи, сник, покраснел.

— Сашке было двенадцать лет, когда умерла его мать. Он младший в семье. У старшего уже была семья. Средний — последний год служил в армии. А Сашка жил с отцом. Николай Иванович — мой свекор, много лет шоферил. Он — человек крайне несдержанный. Часто бил жену, сыновей. Особо доставалось Сашке. По поводу и без него. Бил, чем попало. В основном по голове. И, будучи пацаном, Санька после отцовской трепки даже попадал в больницу с сотрясением мозга.