И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Событие семьдесят первое

Вот и встали. Всё, дальше корабли не пройдут. Сплошные каменные перевалы. Один такой перевал всё же прошли, день назад. Разгрузили лодьи и волоком перетащили через двадцатисаженный перекат с торчащими из воды острыми булыжниками. Но теперь точно всё. Разведчики вернулись через час и доложили, что хотя камни и кончаются через полверсты, но река там уже совсем мелкая. Ну и ладно.

Простились с Иркеном. Проводник уплыл на лодчонке, взятой с собой, вниз по течению. На предложение взять хороший арбалет он ответил, что с волком или рысью и с помощью своего лука справится, а с сотней монголов справиться и арбалет не поможет. Взял Иркен пять рублей и отбыл.

Пётр представлял примерно, где они находятся. В будущем здесь будет городок Белорецк с железоделательным заводом. Там то и устроили себе зимнюю квартиру урки, что прииски со старателями грабили. Здесь их группа Афанасьева и накрыла. Получалось, что нужно идти до истока Белой, а потом ещё по болотам вёрст сорок, а там уже и река Миасс. Хотелось бы, правда, найти проводника из местных. Да и торговлишку, какую ни какую с ними наладить. Везли они не мало ножей и топоров, чтобы менять у местных на провизию, мясо в первую очередь.

Пока ни один абориген им не встретился. Пётр чувствовал в последние два дня, что за ними наблюдают, и птицы вели себя не спокойно, но пока вогулы предпочитали вести разведку.

Устроили лагерь в месте стоянки корабликов, да не просто так, а по всем правилам обустройства фортов. Срубили сотню деревьев, собрали сруб для житья десятка остающихся охранять корабли, построили пристань, для более удобной загрузки кораблей и поставили невысокий забор из брёвен, в виде стены дома. Это только в кино показывают, врытые и заострённые сверху колья. Попробуйте без железных лопат такое сооружение сварганить. Неделя ушла на полное обустройство лагеря и подготовки к дальнейшему походу. В новом остроге "Белорецком" оставили всех четверых кормщиков, пятерых стрельцов и пятерых гребцов. Стрельцам выделили прилично пуль и огненного зелья. Оставили "острогцам" часть инструмента и команду, построить пять хороших домов, пусть не таких как в Вершилово, но всё же. Для торговли с местными, если те объявятся, оставили несколько десятков ножей.

Нагрузили в изготовленные ещё в Вершилово рюкзаки продукты и посуду, закинули за плечи мушкеты и арбалеты и тронулись, помолясь. На татар и башкир рюкзаков не хватило, и те вышли из положения, используя в виде мешка порты торгутов. За два дня достигли болот, где берёт начало Белая. Вот здесь с местными и встретились. Это было небольшое стойбище из пяти "вигвамов" собранных из жердей и шкур. Бывший генерал помнил, что жилище вроде называется "Хант", отсюда и пошло название народа "ханты".

В хантах никого не было. Хозяева не пожелали встречаться с пришельцами, и ушли в лес. Пётра это не устраивало. Он велел в полуверсте разбить лагерь и вместе с венгром и князем вернулся к селению, и положил перед одним из хантов три ножа и топор. Посидели, подождали, но хозяева объявляться не спешили. Уже начинало темнеть, пришлось возвращаться в лагерь.

Вогулы или манси, пришли к их лагерю на рассвете. Их было трое. Один старик и двое молодых. Один из молодых нёс на плечах половину туши косули. Коренные жители Урала были монголоидной расы, но все же гораздо светлее и менее узкоглазые. Вся троица уселась, ни капли не робея, среди сотни пришельцев у костра, и старик произнёс речь на своём языке.

Пётр подтолкнул к нему венгра. Бартос попытался заговорить с вогулами. Ни чего путного из этого не вышло. Попытался поговорить князь Разгильдеев. Результат ещё хуже. Опять попробовал венгр. Он указывал на предметы и называл их названия на своём языке, а сообразивший, чего от него хотят старейшина, на своём. Это тянулось минут двадцать, пока Пётру не надоело.

– Ва Миасс? – спросил он у аксакала, что "ва" это вода в двадцатом веке знают все.

Старик махнул рукой на северо-восток. Ну, это и так понятно. Пётр ткнул в него пальцем, потом обвёл всех своих широким жестом и показал, пальцами, по земле, что они туда идут, потом достал два топора и, показал на них вогулу, не отдавая.

– Миасс! – проговорил он и снова показал на топоры.

Старейшина показал на мужика, который припёр косулю и махнул рукой на северо-восток.

– Перки!

– Пётр, – ткнул пальцем в себя княжич. Он подождал, пока вогул поймёт и показал на него.

– Сотр, – тоже ткнул пальцем в себя вогул.

– Топор, – указал Пожарский на инструмент.

– Тавар, – понял его старейшина.

– Перки Миасс, – княжич обнял за плечи молодого вогула и сделал вид, что уходит, – Сотр – тавар.

Вогулы радостно закивали головами. Так вот и надейся на всяких венгров.

Старейшина забрал топоры, Пожарский забрал вогула и "встреча на Эльбе" закончилась. Экспедиция, теперь ведомая местным проводником, пошла дальше. Княжич приставил к вогулу венгра и сказал тому, чтобы до конца маршрута, тот освоил хотя бы в общих чертах язык предков. Так они два дня и шли, тыча руками во всё вокруг. К истоку реки Миасс вышли под вечер второго дня. Фу! Вот и добрались до Эльдорадо. Бедные испанцы, они просто не знали где искать.

– Разбиваем лагерь! – крикнул он народу и радостно свистнул, что есть мочи.

Событие семьдесят второе

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский был назначен царём весной 1619 года руководить Ямским приказом. По своей деятельной натуре, он при первой возможности отправился инспектировать ямы на дороге в Новгород Великий. По этой самой причине подарки от старшего сына пришли в его отсутствии. Когда же он в июне вернулся в Москву, жена, Прасковья Фарфоломеевна, похвастала, что Петенька прислал много диковин. Вот только большинство этих диковин князя не дождались. Ореховое и селёдочное масло было съедено, сыр постигла та же учесть. Бумагу младшие исписали и изорвали, как-то поссорясь, валенки были убраны до зимы. Остались красивые горшки, удивительная шкатулка и ручка. Вот ручку Дмитрий Михайлович оценил, подарок был царский. Где же это Петруша такую красоту достал? А как писать хорошо, и не надо затачивать перья! И в самом деле, диковина.

Чудесные сетчатые тарелки князя не впечатлили. Да, красиво, но не жёнка же он, чтобы тарелками восторгаться. Зато икона Дмитрию Михайловичу понравилась. Чудной красоты вещь. Есть ведь мастера на Руси. Князю никто не сказал, что всё это производят в его селе Вершилово. Надпись "Пурецкая волость" на перьевой ручке он прочитал, но почему-то с Вершиловым это не связал.

Он соскучился по старшему сыну и решил, что следующую инспекцию проведёт по Владимирскому тракту до самого Нижнего Новгорода. Нужно только Государю доложить о поездке в Великий Новгород и испросить разрешение на инспекцию в Нижний Новгород.

Михаил принял Пожарского на бегу. Неделю назад вернулся из плена его отец, и государю было не до ям. Он только сказал Дмитрию Михайловичу, что Петруша сейчас на Урал камне со стрельцами и рудознатцами, и запретил привозить мастеров из Вершилова в Москву. Последнее крайне удивило князя. Что там за мастера такие, что их нельзя иноземцам показывать. Непонятно. Только переспросить у Государя не получилось, тот уже отпустил Дмитрия Михайловича.

Что ж, Пожарский поехал в Нижний, по дороге проверяя все ямы и учиняя разнос нерадивым старостам, за ненадлежащий уход за лошадьми или за грязь на постоялом дворе. Задержался он во Владимире у воеводы князя Ивана Морозова на седмицу целую. Так и получилось, что в Нижний Новгород князь прибыл только 25 июля. Вовсю шла уборка озимых.

Нижний Новгород князь Пожарский не узнал. Он покидал его со вторым ополчение семь лет назад. Это был, несмотря на голод при Годунове большой торговый город с многолюдьем и красивыми теремами богатых купцов. Он, слыша, конечно про пожар 1617 года, но что всё так плохо не ожидал. Нижний посад до сих пор зиял пепелищами, да и на Верхнем они встречались. А ещё князя поразило, что людей почти не видать. Народ-то куда делся.