Пора надежд - Чарльз Сноу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А она жаждала — и тут я отчетливо услышал слова, которые она произнесла в конце нашего разговора, — именно таких уз.
Я не представлял себе, как перенесу то, что случилось. Я сидел на кровати и, тупо глядя на то место, где она стояла, размышлял, представляя себе, во что вылился бы наш брак. Прочным он оказался бы лишь в том случае, если бы Шейла полюбила меня. В противном же случае она истерзала бы мое сердце. Но ведь и сейчас я тоже терзаюсь: все мои чувства, все мои помыслы связаны с ней, мне дорога даже память об этом вечере. Я не представлял себе, как буду жить, если потеряю ее.
И я не представлял себе, как будут складываться наши отношения дальше. Моя последняя карта бита. Я пытался устранить неясность, чтобы наконец успокоиться, и только прибавил себе волнений. Будет ли Шейла и дальше такой же нежной, как сегодня вечером? Если нет, то я не перенесу новых мук ревности. У меня не хватит на это сил, если передо мной не будет мерцать хотя бы искорка надежды. Теперь все зависело от Шейлы.
Мне не пришлось долго томиться неизвестностью. В следующую нашу встречу Шейла, в противоположность мне, была весело и игриво настроена. А при новой встрече она как бы мимоходом заметила, что накануне приезжала в город.
— Почему же ты мне не сообщила об этом? — невольно вырвалось у меня.
Шейла нахмурилась.
— Мне казалось, что мы обо всем договорились, — сказала она.
— Но разве мы договаривались об этом?
— Мне казалось, что теперь между нами все ясно, — стояла на своем Шейла.
В ту минуту я еще не пришел ни к какому решению. Но подсознательно оно зрело во мне.
Три дня спустя мы встретились снова все в том же кафе, все в той же кабинке. Шейла только что побывала в руках парикмахера и была поразительно хороша. Не без злорадства я вдруг вспомнил, какой всклокоченной бывала она в моих объятиях. За чаем мы вели оживленный разговор. Шейла отпускала язвительные шуточки, я платил ей тем же. Потом она объявила, что собирается на танцы. Я сделал вид, будто пропустил это мимо ушей, и вернулся к прежней теме. Мы беседовали о книгах, словно два случайно встретившихся высокообразованных любителя литературы.
Шейла снова попыталась задеть меня, но поняла, что мысли мои заняты чем-то другим. На лице у нее появилось озадаченное и до смешного огорченное выражение.
Игриво прищурившись, она спросила, который час. Я ответил, что уже пять.
— О, у меня бездна времени, — промолвила Шейла. — Дома меня ждут еще не скоро.
Я промолчал.
— Что же мы будем делать? — не отступалась Шейла.
— Что хочешь, — равнодушно ответил я.
— Это ни на что не похоже! — рассердилась она.
— Пойдем ко мне, — машинально, следуя обыкновению, предложил я.
— Хорошо, — согласилась Шейла и начала пудриться.
Вот тогда-то подсознательно созревшее во мне решение и вырвалось наружу.
— Нет, — сказал я. — Не могу.
— Чего ты не можешь? — Шейла удивленно посмотрела на меня поверх зеркальца.
— Шейла, — сказал я, — я хочу, чтобы ты ушла.
— Но почему? — вскричала она.
— Ты сама понимаешь почему.
Шейла посмотрела на меня в упор долгим, немигающим взглядом.
— Ладно, если тебе так хочется, я уйду.
— Именно этого я и хочу.
— Однажды я ушла от тебя, хотя мне не следовало этого делать. Мне пришлось вернуться и извиниться перед тобой. Но сейчас ты сам меня гонишь, и я никогда к тебе не вернусь.
— А я на это и не рассчитываю.
— Учти, если я уйду, мы больше никогда не встретимся. Я буду считать, что ты не желаешь видеть меня, и не сделаю к тебе ни шага.
— Именно об этом я тебя и прошу.
— Ты уверен, что это так? Ты уверен?
— Да, уверен, — подтвердил я.
Не произнеся больше ни слова, Шейла надела пальто, и мы пошли через прокуренное кафе. Проходя мимо потускневшего от дыма зеркала, я случайно посмотрел в него. Оттуда на меня глянули наши побелевшие, как мел, лица.
У выхода мы сказали друг другу холодное: «Прощай!» Лил сильный дождь, и Шейла побежала к такси. Я видел, как она села в него и уехала.
Глава 29
ВТОРАЯ ВСТРЕЧА С ДОКТОРОМ
Однажды, когда я уже сделал предложение Шейле, но еще не порвал с нею, я встретил Мэрион. Эта встреча очень подняла мое настроение. Я даже подумал, не говорил ли с нею Джек обо мне, Держалась она гораздо увереннее, чем прежде. Благодаря своему драматическому дарованию она завоевала в городе известное положение, чего нельзя было сказать о других членах нашего кружка. У нее появилась привычка громко и весело смеяться, откинув назад голову. Я не сомневался, что у нее есть поклонники, а может быть, и любовник. Прежняя ее серьезность исчезла, однако циничной она не стала.
Со мной она держалась дружески, но разговаривала сердито, покровительственным тоном. Подобно миссис Найт, да и многим другим, она сразу поняла, что я переутомлен. Заметить это было нетрудно: усталость и малейшее душевное волнение сразу отражались на моем лице. У меня, как в у Шейлы, уже в молодости появились морщинки.
Мэрион говорила раздраженно и встревоженно.
— Вам же надо быть в Лондоне… — И она назвала точную дату выпускных экзаменов: только она и могла это запомнить. — Не хватало еще, чтобы вас отправили туда на носилках!
Отругала она и Джорджа.
— Не позволяйте ему столько пить! — сказала она. — Честное слово, вы все точно дети! Пожалуй, единственный взрослый человек среди вас — это я.
И она положительно вырвала у меня обещание показаться врачу, если я не почувствую себя лучше.
Идти к врачу я боялся. Отчасти из страха, который испытывают обычно молодые люди, еще мало знакомые со своим организмом. А вдруг обнаружится что-то скверное?
Но, кроме того, мною владели опасения азартного игрока. А что, если силы мои иссякнут до экзаменов? Мне надо дотянуть во что бы то ни стало! Ничто меня не остановит, а вот доктор может попытаться остановить. После экзаменов можно и слечь, но только не теперь!.
Разрыв с Шейлой произошел в пятницу. На следующее утро, вставая с постели, я почувствовал головокружение. Комната вертелась и подскакивала у меня перед глазами. Я закрыл их и ухватился за каминную доску. Но и за опущенными веками комната продолжала свой неистовый круговорот. Приступ длился несколько минут. Я снова сел на кровать, испуганный и расстроенный. «Господи, что же это со мной?» — спрашивал я себя. Несмотря на это происшествие, дневную норму чтения я выполнил. Отложить сейчас занятия значило признать себя побежденным. Запоминать прочитанное я все же мог. Но на другое утро все началось сначала: приступ повторялся трижды по утрам, а один раз — ночью.
Мной овладел страх. Но еще сильнее — бешеная злоба. Неужели сейчас, когда я почти у цели, судьба надсмеется надо мной! Ведь несмотря на историю с Шейлой, несмотря на все связанные с этим неприятности, я хорошо подготовился к экзаменам. Это я твердо знал. Я должен был это знать, ибо слишком страшно мог поплатиться, если бы попытался обмануть себя. Подбадривая меня, Джордж отбрасывал свой поистине космический оптимизм и говорил со мной как специалист. Еще до того, как у меня начались приступы этой странной болезни, я как-то спросил у него, на что я могу рассчитывать. Скрупулезное взвешивание всех «за» и «против» было не в характере Джорджа, но я настойчиво требовал ответа на свой вопрос. Могу ли я выйти на одно из первых мест в ряду отличников? Джордж заявил, что, по его мнению, это более чем вероятно.
Сдаться при таких условиях было совершенно невыносимо. У меня от ярости мутился рассудок. Но я не знал, что происходит со мной, и потому боялся. Я понятия не имел, чем могут быть вызваны головокружения. Сопротивление мое было сломлено. Надо обращаться к врачу.
Я подумывал о том, чтобы навестить старенького доктора Фрэнсиса, но однажды вечером, еле досидев за рабочим столом до конца дня, я вышел и неожиданно для себя самого зашагал по направлению к больнице, где работал Том Девит. Я решил посоветоваться с ним. Я оправдывал себя тем, что больница очень близко и у меня уйдет на посещение врача меньше времени. К тому же Том моложе — ведь знания старика Фрэнсиса могли и устареть. Но все это были лишь оправдания, которые я придумывал для себя. На самом же деле я пошел к Тому Девиту только потому, что мне его рекомендовала Шейла.
В больнице я представился дежурной сестре как знакомый Девита и сказал, что хотел бы видеть его. Сестра подозрительно посмотрела на меня и внушительным тоном объявила, что доктор занят. Мне, однако, удалось упросить ее позвонить ему по телефону. Она назвала Девиту мою фамилию, после чего нехотя сообщила, что доктор сейчас освободится.
Меня провели к нему в приемную. Окна ее выходили в больничный сад, освещенный сейчас лучами заходящего апрельского солнца, — больных, отдыхавших там в передвижных креслах, как раз увозили обратно в палаты. Девит впился в меня острым, настороженным взглядом. В тоне, каким он со мной поздоровался, чувствовался вопрос. Он, видимо, опасался услышать какие-то неприятные известия о Шейле.