Гроза над Русью - Станислав Пономарев

На каменном крыльце дворца Солнца Урака подхватили черные тургуды и поволокли по узким коридорам.

«Вот и смерть...» — подумал он почему-то равнодушно.

Но черные тургуды передали тумен-тархана красным воинам-исполинам, и те, так же бесцеремонно, поволокли его дальше. Раздался удар грома, яркий свет заполнил все вокруг, и Урак почувствовал, что летит куда-то в пустоту...

Когда эльтебер пришел в себя и поднял глаза, взгляд его уперся в сверкающие сплошной зернью алмазов сапоги. Тумен-тархан понял: ему дозволено их поцеловать.

— Встань! — раздался громовой, со скачущим эхом,, голос.

Урак встал на колени. Перед ним на расстоянии вытянутой руки лежали малахитовые кубики — шесть штук, все одинаковые. Зеленые камешки четко выделялись на малиновом ворсистом бархате. Урак понял, что сейчас его подвергнут испытанию, он тренировал свою волю и... шею.

К тумен-тархану подошел человек и прошептал на ухо правила посвящения. Тут же Урак почувствовал, как сзади на шею ему набросили шнурок. Раздался звон серебряного щита, и петля мгновенно стянула горло. Урак не стал торопиться и хватать кубики. Он напряг натренированную шею и почти спокойно взял левой рукой сразу два малахитовых камня. Сознание покинуло его, но когда Урак открыл глаза и смог осмыслить происходящее, то понял, что исполнил задуманное.

По требованию Великого Кагана военачальник разжал кулак. Глаза царя Солнце Аарона чуть из орбит не выкатились, челюсть отвисла — Урак определил себе главнокомандование вооруженными силами Хазарского каганата в течение семидесяти лет! Да, на одном кубике стоял знак «сорок», а на другом — «тридцать». Раввины, муллы, священники и жрецы в один голос почтительно заявили:

— Это согласуется с волей богов! Нигде не сказано, что нельзя брать два кубика.

Может быть, к такому решению святых отцов подтолкнули крики толпы, обложившей крепость Ал-Бейда:

— Слава кагану-беки Ураку Непобедимому! Кто знает, трудно сказать...

Урак усмехнулся в душе, как и тогда, полвека назад. Он всегда знал, чего хотел, и упорно шел к намеченной цели.

— А как они перепугались тогда моей славы! — сказал вслух Урак. — Одно мое слово, и народ разнес бы дворец по камушкам, а меня нарек бы даже именем Аллаха. Правда, потом начались бы смуты и войны. Только это и остановило меня!

Тургуды, стоявшие за его троном, поеживались — когда Непобедимый рассуждает вслух, это значит, что он беседует с самим Аллахом!

...Каган-беки Урак сумел воспользоваться слабостью и нерешительностью русского великого князя Игоря и вернул под руку Шад-Хазара почти всех данников, отнятых некогда грозным Олегом. После этого Урак всерьез принялся за печенегов, два года длилась непрерывная война. Печенегов потеснили еще дальше на запад. Большего хазары достичь не смогли — печенеги успели заключить военный союз с могущественной Урусией.

Тогда же каган-беки Урак обновил крепость Саркел на реке Бузан, построенную в середине девятого века по плану ромейского стратига Петроны Каматира. Крепость противостояла печенегам и одновременно была ключом на торговом пути из Румии в Хазарию.

Из-за попустительства Игоря на границе с Урусией встали две новые крепости — Чугир и Кара-кала, это помимо твердыни Харук-хан. Стычки с урусскими туменами происходили все реже, границы с ними вроде бы установились. Урусы сами никого не задирали, с ними выгоднее было торговать, чем воевать... Хуже обстояло дело с печенегами на западе и с тюрками-огузами на востоке. Каган-беки Урак совершал победоносные походы и туда и сюда, однако больше чем перемирия ни от тех ни от других добиться не мог.

Русь не трогала Хазарию. Урак успокоился, тем более что после смерти Игоря власть там перешла к его вдове Ольге. А к женщинам каган-беки Урак — человек военный — относился с пренебрежением...

Воспоминания Непобедимого были прерваны почтительным покашливанием перед входом в шатер. Урак прикоснулся лезвием обнаженного кинжала к серебряному щиту. Вошел предводитель совета тумен-тарханов при кагане-беки Сегесан-хан.

— Говори! — разрешил властелин.

— Курган готов! Воины ждут тебя, о Непобедимый!

— Коня!

— Крылатый Кара-Балаш ожидает своего господина.

Каган-беки Урак легко поднялся с трона и зашагал к выходу.

Глава пятая

Похороны орла

Двое тургудов поддержали золотое стремя. Урак птицей взлетел в седло. В свои семьдесят лет он держался легко и свободно, движения его были быстры и не отмечены старческой немощью: нередко воины видели своего владыку впереди лихого отряда ал-арсиев с обнаженным мечом в руке. Видимо, и впрямь Урак собрался просидеть на золотом троне все время, отмеченное жребием.

Черный, как ночь, аргамак с места взял крупной рысью. Блестящая свита из тарханов, эльтеберов и тургудов отстала шагов на десять — каган-беки не любил, чтобы ему закрывали простор.

Воины только что закончили насыпать огромный холм поверх старого, скифских времен, кургана. На самой вершине аккуратным срубом уложены сухие березовые поленья, из березы же был сооружен высокий трон, на котором усадили труп ал-арсия, пронзенного в сердце стрелой. Стрела была та самая, что час назад сразила орла. Мертвая птица с распластанными крыльями покоилась на коленях казненного. Голова царя неба была поднята. Орел, даже мертвый, внушал почтение.

Черный аргамак Кара-Балаш вынес хозяина на вершину кургана. Внизу распростерлись ниц богатуры великого хазарского воинства. На стены крепостей Вышнеграда, Звенигорода, Детинки и Замкова высыпали руссы. Печенеги с любопытством придвинулись ближе, но, сообразив, что предстоит обряд поклонения Тенгри-хану, тоже пали ниц...

На фоне безоблачно-синего неба силуэт одинокого всадника на вершине кургана выглядел величаво. Каган-беки Урак, незаурядный актер своего времени (вспомним его плач по разбитому врагу перед посвящением), прекрасно знал цену этому спектаклю. И спектакль этот был рассчитан не на иудеев, мусульман или христиан, которых в походе участвовало не более трети, а на язычников — кара-хазар, буртасов и печенегов. Именно они подвластны культу грозного бога Неба и Небесного Огня — Тенгри-хана. Поэтому Урак пошел на то, чтобы казнить мусульманина, и не просто мусульманина, а ал-арсия воина гвардии. Чтобы решиться на это, даже кагану-беки надо было обладать немалой долей мужества...

Снизу видели, как всадник сошел с коня и стал на колени перед прахом орла. Тотчас с четырех сторон к вершине кургана полезли на четвереньках четыре жреца: грязные с безумными глазами и всклоченными волосами, с турьими рогами на головах, в мохнатых свалявшихся шубах, обвешанные бубенцами, астрагалами и цветными лентами. Были они нелепы и страшны. Один из жрецов держал чашу с водой, другой — чашу с зерном, третий — зеленую ветку, а у четвертого в руке полыхал факел.