Марий и Сулла - Милий Езерский

К его ногам бросились старики-эллинофилы.

— О величайший герой! — восклицали они. — Сжалься над памятниками древнего искусства! Запрети губить статуи, картины, библиотеки… Пощади неповинных женщин и детей!

— Вы хотите, чтобы я оказал мертвым милость живых? — усмехнулся Сулла. — Пусть гибнут свободнорожденные, если им это суждено, а пленные будут децемвированы в Керамике и рабы проданы.

Вдали пылал Одеон.

— Кто зажег? — спросил Сулла, указывая бичом на огненный столб, вздымавшийся к небу.

— Аристион. Он отступил к Акрополю…

— Осадить тирана, — приказал Сулла, — а грабежи прекратить! Отвести легионы к Пирею!

И он поехал, окруженный сподвижниками, через Агору и Священные ворота, мимо Керамика — по Пирейской дороге.

После взятия высокого города пала и гавань.

Архелай мужественно отстаивал каждую пядь земли.

Легионы, ворвавшись в брешь, пробитую тараном, наткнулись на шесть стен, вновь возведенных защитниками. И только железная настойчивость Суллы преодолела все препятствия.

— Воины, — говорил он, оглядывая мужественные лица легионариев, — Афины взяты, теперь очередь за Пиреем. Там вы найдете красивых женщин, юных девушек, золото, серебро, драгоценности. В один день вы станете богачами…

— Возьмем! — загремели легионы, и звон оружия показался Сулле приятнее звуков кифары.

Последняя стена не устояла. Архелай, пораженный мужеством римлян, воскликнул: «Эти люди — безумцы!» — и, оставив город, отступил на полуостров Мунихию, где в маленькой гавани находились его корабли. Там он считал себя непобедимым.

Стоя на возвышенности, он смотрел на пылавший Пирей, один из красивейших городов Греции, и на лице его было отчаяние.

А легионы опустошали город: укрепления, стоянки кораблей, оружейный склад Филона, дома, театр, гимназия — все было объято пламенем.

III

Оставив у афинского Акрополя сильное войско под начальством легата Скрибония Куриона, Сулла, невзирая на возражения сподвижников, опасавшихся азиатской конницы на беотийских равнинах, стремительно двинулся к северу. Там находился его легат Гортензий, отрезанный понтийцами, занявшими Фермопилы и Фокиду.

Сулла знал, что против него выступит Таксиль, военачальник Архелая, и удивился, когда перебежчики сообщили, что Архелай покинул Мунихию, посадив свои войска на корабли, и соединился с Таксилем у Фермопильского прохода.

«Начинаются решающие бои, — писал Сулла Метелле, оставшейся в Афинах, — и если будет на то воля бессмертных, я рассею, как песок, Митридатовы полчища и вымету их, как сор, из Эллады».

Разгромив Архелая при Херонее, где Сулла выступил с пятнадцатью тысячами пехотинцев и полутора тысячами всадников против шестидесятитысячного понтийского войска, император получил известие о падении афинского Акрополя.

Не мешкая, он отправился в Афины судить пленных.

— Привести бунтовщиков! — распорядился проконсул, восседая на площади.

И когда были приведены магистраты и стража тирана, он приказал провести их сквозь строй, а имущество отобрать в казну.

— Аристиона я оставляю для своего триумфа, — говорил он, — а афинянам возвращаю их земли и законы, но запрещаю народные собрания и избрания магистратов, пока существует это бунтовщическое поколение. Разрешаю чеканить, как это у вас было, серебряную монету.

Из Рима пришли неутешительные известия: популяры отправили против Суллы консула Валерия Флакка, при котором находился его легат Фимбрия, префект конницы.

— Подлые плебеи посягают на жизнь доблестных легионов Суллы, — говорил император своим легатам, кончая описание Херонейской битвы в назидание потомству, — а забывают, что без моих трудов и геройства Греция была бы потеряна для Рима и Митридат твердо укрепился бы в Элладе.

На рассвете он двинулся навстречу легионам Валерия Флакка, но в пути получил известие, что ему угрожает с тыла новое понтийское войско под предводительством Дорилая, военного министра и друга детства Митридата. Войско состояло из шестидесяти тысяч пехотинцев, десяти тысяч всадников и семидесяти колесниц с косами.

Соединившись на Эвбее с уцелевшими остатками войск Архелая, оно высадилось в Беотии и стало опустошать страну; города перешли на сторону Митридата.

Сулла появился в Беотии. Пройдя между гор и Копаисским озером, он расположился лагерем в Орхоменской долине, недалеко от Херонейского поля битвы.

Созвав вечером на совещание легатов и военачальников, проконсул приказал приступить к рытью широких и глубоких рвов, чтобы помешать наступлению пехоты и в особенности конницы.

— Только таким образом мы сможем восторжествовать над противником, — сказал он. — Легиоиариям работать посменно, а пока враг угадает наши намерения, мы кое-что успеем сделать.

К утру равнина была изрыта во многих местах: рвы, как щупальца, извивались к лагерю понтийцев и терялись в болотах Кефиза. Однако работы не были еще закончены, а понтийская конница бросилась уже на легионариев и обратила их в бегство. Прибывавшие на помощь пехотинцы не могли остановить отступление.

Прискакал Сулла. Спрыгнув с коня, он схватил знамя и один бросился в свалку. За ним последовали легаты и преторианцы.

— Воины, — отчаянно закричал он, — если вас спросят, где вы покинули своего полководца, не забудьте ответить: «При Орхомене!»

Его слова остановили отступавших. Легионарии бросились на площадь к вождю и отбили понтийскую конницу.

— Продолжать рытье рвов! — приказал Сулла. Все стремительные нападения Дорилая разбивались о движущуюся стену легионов, которая расступалась, пропуская азиатских наездников, налетавших, как буря, а затем смыкалась, преграждая им путь к отступлению.

Битва становилась упорной. Сжатые со всех сторон, лучники, поддерживавшие понтийскую конницу, не могли натянуть луков и гибли, работая стрелами, как копьями. Десять тысяч всадников и пять тысяч азиатских пехотинцев устилали взрытую землю.

Сулла объезжал поле битвы при восторженных криках воинов. Он благодарил их за победу и хвалил за храбрость.

Созвав легатов и военачальников, Сулла велел им бодрствовать всю ночь посменно.

— Дорилай, — говорил он, — попал в мышеловку, — отступать некуда: позади него и справа — Копаисскоеозеро, дальше — болота, покрытые камышом, и сливающиеся реки Кефиз и Мелас; впереди и налево — наши легионы и сеть рвов. Вожди, ваша старательность и бдительность должны обеспечить победу!..

Весь день наблюдал он за работами, отбивал вылазки азийцев, мешавшие легионариям, и когда ров был вырыт, приказал войскам броситься на приступ.

На рассвете понтийцы обратились в бегство. Их настигали и убивали. А на берегу озера толпились легионарии, поражая стрелами и дротиками пытавшихся спастись вплавь.

Сулла подъехал на окровавленном коне и смотрел потемневшими глазами на волны, где качались сотни трупов, на болото и дороги, заваленные мертвыми телами, обломками копий, мечами и щитами.

— Кончено? — спросил он примчавшегося Базилла.

— Понтийское войско погибло, в плен захвачено более двадцати тысяч, а полководцы бежали или убиты. Как прикажешь поступить с пленными?

— Продать в рабство, а деньги распределить среди легионариев.

Базилл ушел. Император смотрел на Орхоменскую равнину, думая: «Митридат потерял Грецию и так же потеряет Македонию. Останется Малая Азия… Но что делать? Лукулл не возвращается, кораблей нет… А кругом — враги, враги и враги…»

Дав несколько дней отдыха усталым воинам, он отправился наказать беотийские и локрийские города, поддерживавшие Митридата; три гавани Эврипы — Галеи, Ларимны и Анфедон — разрушил, а жителей выселил внутрь страны. Затем, двинулся в Фессалию, где остановился на зимовку и приступил в отчаянии к постройке кораблей.

IV

Война кончилась, и Сулла, довольный, отправился в Делион на свидание с Архелаем.

Раб, ожидавший его у городских ворот, сошел с коня и, поклонившись, сказал:

— Мой господин ожидает тебя, император, в храме Феба-Аполлона.

— Едем.

На ступенях храма стоял Архелай. Продолговатое лицо его и быстрые глаза поражали необыкновенной живостью, со щек свисали длинные кудрявые волосы; небольшая черная бородка была едва заметна, усы выбриты. Он пропустил Суллу в храм и вошел вслед за ним.

— Великий царь предлагает тебе, император, денежную и военную помощь для подавления популяров в Риме, — заговорил Архелай, не спуская глаз с Суллы, — при условии, что ты признаешь владычество царя над Азией.

Сулла усмехнулся:

— Если ты выдашь мне все царские корабли, то я обязуюсь сохранить за Митридатом Понтийское царство.