Война и мир в отдельно взятой школе - Булат Альфредович Ханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ребята подхватили. Так они и бежали некоторое время к милым сердцу развалинам, крича бессмысленное «ура» ломающимися нежными голосами.
И тут будто выключили звук. Друзья продолжали бежать, бесшумно, как рыбы, открывая рты. Андрей медленно, в рапиде, не понимая, что происходит, почему сильное и упругое тело больше не слушается его, чуть взлетел над землей и упал на спину. В высоком небе плыли облака. И ничего, кроме них, на свете не было. Только бесконечное небо, только облака. Он вспомнил песню «Сансары»: «Облака этим летом, пожалуй, будут особенно хороши…» Они плыли по небу с нереальной скоростью. Солнце много раз взошло и скрылось, прежде чем над ним склонилась Лиза с лицом Ани.
— Я поскользнулся, Лизка, я поскользнулся, прости!
Глава 22
Что скажет Марья Алексевна?
Антонина Книппер
Дверь с грохотом захлопнулась. Стало темно, как в погребе: свет в подъезде почему-то не горел. Лиза постояла минутку, чтобы глаза привыкли, хотя никакой необходимости в этом не было: по дому, где живешь с рождения, можно ходить и с закрытыми глазами. Маршрут, выверенный годами. Семь шагов до первого лестничного пролета. Пять ступенек вверх. На третьей ступеньке снизу — глубокая выбоина слева, у перил. Затем еще пять шагов вперед. Лифт. Кнопка справа. Другой вопрос, что именно сейчас идти никуда не хотелось. Или не моглось. Да и ее ли это, собственно, дом? И она ли это вообще? Сейчас Лиза не взялась бы ничего утверждать наверняка. Привалилась к стене и медленно сползла вниз, прямо в ноябрьскую слякоть, что каракатицей заползла в подъезд и утробно чавкала под ногами. Пахло сыростью и кошками. Дейнен ненавидела кошек, у нее на них с детства аллергия.
— Я Лиза Дейнен. Я ненавижу кошек, — громко сказала Лиза. — «А мы ненавидим Дейнен, мяу», — тут же передразнила сама себя и судорожно зажала рот ладонью, чтобы не завыть, раззявившись побабьи.
* * *
— А ты ему, собственно, кто? — старуха-регистраторша, похожая на облезлую болонку, приняла стойку сторожевой овчарки.
— Сестра. — Лиза умела врать убедительно, как-то даже отрешенно, для этого всего лишь нужно было не мигая смотреть собеседнику в переносицу.
— Много вас тут таких ходит, сестер, — пролаяла бабка, мелко тряся поредевшими кудельками. — Многодетные, что ли?
— Семеро нас у мамы, — кивнула Лиза. — Трое белых, трое негритят и один китайчонок. Только мы его обратно в Китай отправили, а то он всех летучих мышей в округе переловил, теперь самим есть нечего.
Овчарка, которая болонка, тяжело задышала. Не дав ей опомниться, Лиза обогнула стойку информации и решительно направилась к лифту — отделение кардиологии находилось на пятом этаже.
Длинный больничный коридор был пуст. Только в самом конце его маячили два силуэта. Шерга и Абрикосова. Эта-то что здесь потеряла?! Первое побуждение — развернуться на пятках и нырнуть в пасть застывшего в ожидании лифта — пришлось подавить. Лиза набрала полную грудь воздуха и стала подниматься на свой Аркольский мост.
— Здравствуй, Анна! Здравствуй, Элен! — ледяная вежливость «уровня Бог» была сейчас необходима как никогда. Лиза еле сдержалась, чтобы не опуститься в глубоком реверансе. Но вовремя вспомнила, что театральные жесты — оружие Шерги, сама же она владела им неважно.
— А, Бобер, и ты тут. — Шерга мазнула по ней взглядом и брезгливо поморщилась.
Лиза тяжело сглотнула. В висках запульсировало. И не в том дело, что ей, как грязную скомканную салфетку, метнули в лицо обидную детскую кличку. Точнее, не только в этом. Шергина уже сто лет ее так не называла. С чего бы Ане, незримо повзрослевшей за последние недели словно бы на целую жизнь, вдруг снова вспоминать это старое дурацкое прозвище? Лиза перед ней ни в чем не провинилась. В конце концов, кто тут у кого парня увел… Нет, все не то. Здесь что-то еще не сходится. Не сходится, а расходится. В носу отвратительно закололо, словно от напряжения вот-вот хлынет кровь. Брови! Ну конечно же! Брови! Шерга же совсем недавно при невыясненных обстоятельствах сбрила их начисто. И из своего загадочного вояжа, про который так никому ничего толком и не успела рассказать, вернулась эдакой готической девой с портрета Рогира ван дер Вейдена — не хватало только остроконечного колпака. Теперь же брови, светлые и пушистые, как ни в чем не бывало изгибались на прежнем месте.
— Аня, — Лиза постаралась, чтобы голос не дрожал. — А как ты смогла так стремительно… эм-м-м… реанимировать свои брови?
— Дейнен, с тобой все в порядке? Ты о чем вообще? — Шергина удивилась, и вполне искренне.
— Ты же их сбрила совсем недавно! Они не могли… так быстро…
— Are you crazy, my poor girl?![39] — Аня с недоумением обернулась к Абрикосовой, ища у нее поддержки. — Ты что, рехнулась, бедняжка? — перевела на всякий случай. — Какое сбрила, что ты городишь?
Абрикосова закатила глаза и выразительно пожала плечами.
Перед глазами у Лизы заметалась черная мошкара. Кончики пальцев онемели. Что-то невидимое, необъяснимо огромное наступало на нее из ниоткуда, окружало, со свистом высасывая кислород из легких.
— Леля, а где Петя? — чувствуя, что слабеет, Дейнен попыталась зайти с другой стороны и все же нащупать в этой Гримпенской трясине хоть какую-то точку опоры.
— Безно-о-с? — Леля зачем-то вытянула уточкой и без того пухлые губы, точно собиралась сделать селфи с хештегом #я_в_шоке. — А откуда я знаю!
— Тебе ведь он, кажется, нравился.
— Мне-е-е? — хештег #я_в_шоке стремительно превратился в #возмущение365. — Этот нищеброд с кнопочной «нокией»? Нравился? Мне? Дейнен, в больничку сходи, головку проверь.
— Да она уже и так в больничке, — захихикала Шерга.
— Ой, то-о-чно, девчуля, так ты по адресу, — хештег #я_у_мамы_остроумная переливчато засиял на белоснежном абрикосовском лбу.
* * *
Лиза бежала не разбирая дороги. Вдогонку за ней припустился ледяной дождь. Стремительно намокшие волосы лезли в глаза, набивались в рот. Со всех сторон возмущенно сигналили автомобили: уйди из-под колес, идиотка, жить надоело? Внутренний навигатор неожиданно вывел к Патриаршим. Вода в пруду почернела, в аллеях под зонтами прогуливались влюбленные парочки и неутомимые собачники. Иностранные консультанты попрятались от непогоды. Вместо них вдоль несуществующих трамвайных путей катили на велосипедах желтые и зеленые коробейники.
Выйдя с Ермолаевского на Бронную, Лиза медленно побрела в сторону Триумфальной площади. Сердце замедлило ход, дыхание выровнялось. Самое время включить голову и попытаться понять, что имелось в сухом остатке. Шерга с Абрикосовой развели ее —
