Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны - Александр Помогайбо

«Идея крылатого Чингисхана не умирала. Советские конструкторы никак не хотели от нее отказаться. В 1943 г. конструктор Дмитрий Томашевич выдал недавно начатый, но из-за германского нападения и эвакуации поздно завершенный штурмовик «Пегас»… Простота и дешевизна — на самом последнем пределе. Самолет могла построить любая мебельная фабрика. Причем потоком. При этом «Пегас» нес две 23-мм автоматических пушки, крупнокалиберный пулемет и бомбу в 500 кг. Летчик был прикрыт броней, защищавшей его от пуль крупнокалиберных пулеметов и даже от 20-мм снарядов. Броней были прикрыты бензобаки и другие жизненно важные узлы. Бензобаки в случае необходимости сбрасывались. Огненная мощь и надежная защита от огня с земли делали этот поистине самый дешевый и простой из всех самолетов грозным противником».

Самолет Сухого, по крайней мере в том виде, каким он был запущен в серию, являлся ближним бомбардировщиком. Этим определялось бронирование, наступательное и оборонительное вооружение, решение вопросов живучести и др. Обстоятельства вынудили применять Су-2 в первом периоде войны для штурмовки немецких войск, но сравнивать Су-2 со «специальными» штурмовиками, такими, как Ил-2, Су-6 или «пегас», в принципе неправомерно.

Подводя итог, надо сделать вывод, что реальные факты из истории Су-2 никак не соответствуют той легенде, которую придумал об этом самолете Суворов-Резун. Ближний бомбардировщик Сухого был вполне типичным продуктом своей эпохи, воплощением принятых тогда во всем мире концепций боевого применения авиации. Среди самолетов подобного класса можно вспомнить, помимо уже названных, немецкий «Хейнкель» Не-170, японские Ki-15, Ki-30 и Ki-51 или американские «Валти» V-11 и Кертисс «Шрайк». Даже у шведов в начале 40-х годов состояла на вооружении аналогичная машина — одномоторный двухместный легкий бомбардировщик-моноплан SAAB 17. Может быть, нейтральная Швеция, которая ни с кем не воевала вот уже полторы сотни лет, тоже в глубокой тайне готовила внезапную массированную агрессию против своих соседей?»

Короче, удивил и обидел Суворов-Резун инженера Д. Б. Хазанова.

Требует инженер Д. Б. Хазанов политической реабилитации безответного бомбардировщика Су-2.

Не понимает прямой, честный инженер, что мешает самой масштабной за все времена операции Главного разведывательного управления.

Управление забросило в тыл к англичанам своего самого изворотливого агента с задачей хитро написать книги про агрессивные замыслы Советского Союза. Что бы весь мир прочитал эти книги, увидел, что сплошным потоком в них идут нелепые, смехотворные, малограмотные подтасовки, — и уверовал в неизменное, исконное миролюбие Советского Союза…

Чтобы выбежал на мост через Эльбу англичанин, чтобы пожать руку русскому солдату, угостить его сигаретой, выпить всю его водку и подружиться навеки…

Глава 11

А ВЕДЬ ВОЙНЫ МОГЛО НЕ БЫТЬ…

Глава 4 называется «Про плохого Молотова и хорошего Литвинова».

Начинается эта глава так:

«Для того чтобы Вторая мировая война началась, Сталин должен был сделать, казалось бы, невозможное: заключить союз с Гитлером и тем самым развязать Гитлеру руки.

Сталин Гитлеру руки развязал. Делал это он не лично. Дня таких дел у Сталина был заместитель. Заместителя звали Молотов».

Но до Молотова пост наркома иностранных дел занимал Литвинов.

«Про Литвинова принято говорить хорошо, политику Литвинова вспоминают добрым словом: вот, мол, был хороший человек Литвинов, всей душой — к Западу, любил мир, хотел сближения, делал все возможное… а потом появился плохой Молотов и повел политику на сближение с Гитлером».

Однако, считает Суворов-Резун, Литвинов проводил всю ту же сталинскую линию:

«Но если разобраться, то окажется, что политики Литвинова не существовало и не могло существовать. Литвинов — один из наркомов в правительстве Молотова, и проводил Литвинов не свою политику, а политику Молотова, точнее — политику Сталина».

Но, по Суворову-Резуну, Сталин со временем стал все более алкать войны и потому Литвинова сместил.

«А потом наступило время повернуть против Запада. Литвинов был больше не нужен, и его выгнали. И вот тогда из-за кулис вышел плохой Молотов и объявил, что комедия окончена, пора за комедию расплачиваться, а вместо комедии начинается трагедия».

Прочитав эти оригинальные пассажи Суворова-Резуна, любой читатель задастся вопросом: а как же было на самом деле? Поскольку Суворов-Резун всегда лжет, то какова все-таки истинная причина смены Литвинова на Молотова?

Неужели желание войны?

Чтобы найти ответ, обратимся к событиям последних недель перед уходом Литвинова с поста наркома министра иностранных дел.

В апреле 1939 года Литвинов от имени СССР предложил западным державам военный союз. Время не ждало: 3 апреля 1939 года, еще до советских предложений, было издано распоряжение начальника верховного командования вооруженных сил Германии Кейтеля по плану войны с Польшей «Вайс»: «Разработка [плана] должна проходить таким образом, чтобы осуществление операции было возможно в любое время, начиная с 1 сентября 1939 г.».

Германия собиралась напасть на Польшу — и тем самым ввязаться в войну против связанной с нею союзными обязательствами Франции.

Естественно, наше правительство не могло ждать, когда Польша и Франция будут разбиты вермахтом и Гитлер накинется на СССР, и потому Литвинов предложил союз. 17 апреля 1939 года им был предложен пакт о помощи «в случае агрессии в Европе против одного из договаривающихся государств» и о «помощи восточноевропейским государствам» «в случае агрессии против этих государств». Уинстон Черчилль позднее высоко оценивал эту русскую инициативу. Он писал: «Если бы, например, по получении русского предложения Чемберлен ответил: «Хорошо. Давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею» — или что-нибудь в этом роде, парламент бы его одобрил… и история могла бы пойти по иному пути». (Цит. по: Трухановский В. Г. Уинстон Черчилль. С. 299).

Но Чемберлен не ответил: «Хорошо». Оно начал долгие, очень долгие переговоры ни о чем. Сообщает А. Кэрк, временный поверенный по делам США в СССР:

«Британское посольство в Москве заявляет, что переговоры с Литвиновым проходят удовлетворительно и что Советский Союз занял позицию исключительно широкого сотрудничества с Англией и Францией» (СССР в борьбе за мир накануне Второй мировой войны. С. 342).

Это было сообщено 22 апреля 1939 года. А как оценивала ход переговоров заинтересованная советская сторона?

Из письма Литвинова полномочному представителю СССР во Франции от 23 апреля 1939 года:

«От англичан пока никакого ответа на наше предложение не получено. Возможно, что опять выжидают очередную речь Гитлера 28-го, — авось опять запахнет миром, и можно будет вернуться на мюнхенские позиции…

По сведениям, полученным из Рима, Гитлер и Муссолини убеждены в том, что Чемберлен ведет переговоры с СССР только под давлением оппозиции, некоторой части консерваторов и общественного мнения» (там же. С. 343).

А как отнеслись к советским предложениям французы?

В ответ на предложения СССР они прислали следующий проект военного договора:

«В случае, если бы Франция и Великобритания оказались в состоянии войны с Германией вследствие выполнения обязательств, которые они приняли бы с целью предупредить всякие насильственные изменения положения, существовавшего в Центральной или Восточной Европе, СССР оказал бы им немедленно помощь и поддержку.

В случае, если бы вследствие помощи, оказанной Союзом ССР Франции и Великобритании в условиях, предусмотренных предыдущим параграфом, СССР оказался бы в свою очередь в состоянии войны с Германией, Франция и Великобритания оказали бы ему немедленную помощь и поддержку» (там же. С. 348–349).

Другими словами — СССР обязан оказать помощь Франции и Англии при нападении на них Германии, а Англия и Франция помощи при нападении на СССР Германии ему не окажут.

Литвинов написал 26 апреля: «Формулировка проекта является издевательской».

Мало того, французское предложение не было предложением по обороне от агрессии, а СССР предлагал как раз именно такой, жизненно необходимый тогда союз.

Полпред СССР во Франции Я. З. Суриц того же 26 апреля писал:

«Выходит так, что, когда Франции и Англии заблагорассудится воевать с Германией из-за статус-кво в Европе, мы автоматически втягиваемся в войну на их стороне, а если мы по своей инициативе будем защищать то же статус-кво, то это Англию и Францию ни к чему не обязывает…

Сейчас, во всяком случае, дело похоже на то, что весь шум и вся канитель, поднятые вокруг «сотрудничества» с нами, окончатся обычным блефом… Я твердо убежден, что пока гром по-настоящему не грянет, здесь, в Париже, по крайней мере, никакой «твердости» не дождаться» (там же. С. 351).