Скипетр света - Мара Вульф

Нефертари заслужила крупицу правды.

– Все сложнее, чем ты думаешь. До затопления я был высшим ангелом, – медленно и осторожно говорю я. – Я был одним из аристоев.

Она замирает, разворачивается и припечатывает меня шокированным взглядом.

– И ты говоришь мне об этом только сейчас? Почему и из-за чего ты перестал им быть?

– Меня лишили звания. В наказание. – Я опускаю голову. Наконец признавшись в этом, я отчасти испытываю облегчение, но все же не смотрю девчонке в лицо, не в силах вынести презрение в ее глазах. По моей вине погибло столько людей. Из-за меня мы, бессмертные, лишились своей родины. – Пусть унести регалию с острова придумал я, но действовал-то не в одиночку. Я уговорил других аристоев одобрить мой план, – тихо продолжаю я, пока она молчит. – Боги выступали против. Высшие ангелы и джинны – за. Мы знали, что это риск, но я настоял, а потом привел план в исполнение. Стремился любой ценой помешать Сету заполучить регалию и захватить власть. Я понятия не имел, что остров пойдет ко дну. Никто из нас такого не представлял. А потом аристоям нужно было кого-то покарать, чтобы не потерять лицо.

– Мне кажется это несправедливо, раз решение общее. Почему они этого не признали? – к моему удивлению, спрашивает она.

– Это был мой план, – повторяю. – Поэтому и ответственность за него понес я. После того как Атлантида затонула, среди бессмертных, которые сражались на материке, начался хаос. Почти у каждого на острове осталась семья. Некоторые пришли в отчаяние, другие – в ярость, и на аристоев обрушился шквал ненависти. Сет воспользовался суматохой, настраивая против них все больше бессмертных. Кто-то должен был взять на себя вину, и я это сделал. Меня публично осудили и вынесли приговор, что смягчило многих, и мы вновь взяли ситуацию под контроль.

Нефертари скрещивает руки на груди:

– Остальные аристои признались, что знали о плане?

– Это было бы очень глупо. И еще больше сыграло бы на руку Сету. Не было необходимости раскрывать эту правду.

Поразительно, но у нее в глазах отражается сочувствие. Я рассчитывал на что угодно. На отвращение или презрение, но не на такое.

– По-моему, это несправедливо. Данте и Гора тоже наказали? Или Энолу?

– Данте сын Саиды, а Гор – Осириса. Как сама думаешь? Я уговорил их обоих поддержать меня, чтобы получить согласие аристоев. Гору не удалось убедить отца, а вот Данте свою мать – вполне. У него возникло достаточно проблем с братьями и сестрами, и этого хватило, чтобы меня осудили. – Я не рассказываю ей, что с тех пор Данте и Гор считают, что они в долгу передо мной. Это наше дело.

– А что насчет Энолы? – продолжает свой допрос девушка.

– Она тоже заработала наказание. Однако наши законы допускают, чтобы его взял на себя кто-то другой. Я так и поступил.

– Ты потерял Нейт, – рассуждает Нефертари в таком характерном для нее аналитическом стиле, как будто решает научную задачу, – свой чин, и репутацию… всё, потому что пытался спасти свою родину, а они потом тебя еще и наказали? Какого черта…

– Столько времени прошло, – резко перебиваю я наигранно шутливым тоном. – Если ты постараешься и найдешь скипетр, я верну хотя бы свой статус. Если тебе вдруг нужен дополнительный стимул.

Она на это не клюет, а лишь снова складывает руки на груди:

– Что представляло собой наказание? И не говори сейчас, что оно было терпимым. Готова поспорить, что это не так, и все равно выясню правду. Так что давай, выкладывай.

Да чтоб ее. Эта девушка настоящая заноза. Зачем я вообще ей об этом рассказал? Я старался запрятать подальше унижение и боль, а она своим вопросом вновь вытаскивает их наружу.

– Азраэль, – просит Нефертари, подходя ближе, и кладет ладонь на мою руку. Я вдыхаю ее запах, и он меня успокаивает, хотя в данный момент я бы с бо́льшим удовольствием взревел и расшвырял стеллажи во все стороны. Шрамы на спине начинают гореть. Уже несколько веков я их не чувствовал. – Скажи мне. – Она ласково скользит ладонью вверх и вниз по моей руке.

– Меня секли плетьми. – Голос еле заметно дрожит. – Аристои признали меня виновным, но меру наказания определяли три других высших ангела. У нас так принято. Они пороли меня триста лет. Каждую ночь. Днем раны затягивались, а ночью они вновь их разрывали. – При воспоминании об этом мне становится плохо. – Так выглядела моя кара. И еще двести лет за Энолу. – Бесчисленное множество раз я мечтал просто умереть, но они всегда оставляли меня балансировать на грани между жизнью и смертью.

Нефертари не изменяется в лице, но в ее глазах я замечаю шок.

– Где сейчас остальные высшие ангелы? – У нее такой вид, словно девушка хочет проделать с ними то же самое, попадись они ей в руки.

– Микаил живет в Риме, Исрафил – в Каире, а Джибриль – в Нью-Йорке. В защиту Исрафила добавлю, что он пытался уговорить братьев смягчить наказание. Не получилось. – Я стараюсь рассказывать о случившемся максимально безучастно. – А боль от плетей отвлекала от еще более кошмарной боли – потери Нейт.

За секунду до этого девушка снова потянулась ко мне, но при упоминании Нейт опустила руку.

– Конечно. Но все равно это варварство.

Я не упоминаю, что хвосты плеток покрывал орихалк – огненный металл, глубоко вонзающийся в кожу и прожигающий ее до костей. Но эти пытки оказались не так ужасны, как те, что бушевали у меня в сердце.

– Я доложу Осирису о нападении и спрошу, зачем он рассказал о тебе Сету. – Закрывая тему, которую не стоило даже открывать, я отступаю на шаг назад. Сейчас мне просто необходимо дистанцироваться от нее. – Есть вероятность, что я смогу убедить тебя уехать к брату за город? Энола могла бы отвезти тебя уже сегодня.

Со все еще отсутствующим видом она отрицательно качает головой:

– Сегодня вечером я приглашена к дяде с тетей. Туда надо сходить. Сколько ты пробудешь у Осириса? Пока я не постарею и не поседею?

Мысль о том, что настанет день, когда Нефертари уже не будет так полна жизни, вызывает у меня какое-то странное чувство. Еще одна причина держаться подальше от смертных. Однажды я уже потерял ту, что была для меня важнее жизни. Больше со мной такого не произойдет.

– Только на время, которое понадобится, чтобы узнать нужную информацию. Ты можешь пожить в одной из моих гостевых комнат.