Смерть на каникулах. Убийство в больнице (сборник) - Джозефина Белл

Алан замолчал, глядя перед собой, сквозь Дэвида, куда-то за пределы комнаты, где они сидели.

– И новости были восприняты благосклонно? – ровным голосом спросил Дэвид.

– Вежливо, скажем так. Ее дядя, старый Хьюберт, в первый вечер прочел мне лекцию о больном сердце вообще и о его влиянии на Урсулу в частности. Я ответил контрлекцией по тезисам, предложенным Эндрю Клеггом, но не сказал, что водил Урсулу к специалисту. Он заявил, что имеет куда более долгий опыт жизни и болезни, чем у меня, но понимает мои чувства.

– Ему было неприятно, что вы сделали собственные выводы по поводу сердца Урсулы?

– Напротив. Он даже сказал, что это убеждает его в серьезности моих намерений и я первый из ее поклонников, который не исчез, выяснив общее состояние ее здоровья.

– Это было до того, как у нее произошел приступ во время вашего визита?

– Это было в первый вечер. А так называемый сердечный приступ у нее случился через два дня.

– И дядя Хьюберт сказал тогда: «Я вам говорил».

– Потом сказал. Когда это произошло, его не было. Дома находился Реджинальд, взявший выходной на своей ферме. – Дункан при этих словах сурово посмотрел на Дэвида.

– У вас есть какие-то основания подозревать Реджинальда? – поинтересовался Дэвид.

– Ничего определенного. Просто с самого начала мне этот зануда не понравился. Но мне было совершенно не к чему придраться, кроме того, что он все время болтался в доме и в саду, и мы с Урсулой то и дело на него натыкались. Она тоже заметила, что он будто лез на глаза, и это ей действовало на нервы. В детстве он плохо с ней обращался. Она на восемь лет моложе, и, приезжая из школы, он немилосердно дразнил ее. Видимо, от скуки, ну и есть в нем что-то от обыкновенного хулигана. Она сказала, что с началом войны он изменился в лучшую сторону, но все равно никогда ей не нравился, и мне, наверное, это отчасти передалось. В общем, мне хотелось бы узнать о нем чуть больше. Это единственный человек, которого хоть как-то можно назвать врагом, из всех обитателей Уэйкли.

– Вы готовы так его назвать? Ведь дразнилки в детстве вряд ли могут перейти в постоянную серьезную вражду. Чтобы быть врагами, нужны нешуточные травмы для обеих сторон и взаимная неприязнь. Может быть, у вашей жены и осталась детская антипатия, но у Фринтона точно никакой.

– Осталась, и еще какая! Приличных размеров. Вы, вероятно, не знаете, но Уэйкли – целиком и полностью – принадлежало Урсуле.

Дэвид уставился на собеседника. Он и правда не знал, а это меняло всю картину. До сих пор не хватало мотива, если не считать притянутые за уши идеи инспектора Стейнса по поводу доктора Мориса Колмена да его, Дэвида, собственные неясные теории насчет неуловимой банды диверсантов, «РН». И вдруг появляется типичный мотив – выгода, главная пружина любого убийства. И не важно, материальная она или психологическая, акры имения или свобода для души. Убийство – безжалостное устранение всех мешающих обязательств, препятствий или людей, доведенное до логического конца, снятие последнего человеческого барьера. Он вспомнил, что говорила ему миссис Сомервиль по поводу отца Урсулы и Хьюберта Фринтона. Они были близнецами, а поскольку Реджинальд – сын младшего, то на его глазах Уэйкли-Мэнор, где он вырос, чью землю знал и любил и изо всех сил благоустраивал, отойдет по праву майората к его маленькой кузине, Урсуле. Как же это должно бесить человека, в детстве видевшего в ней назойливую мелочь, которую надлежит мучить, а в молодости раздраженного ее постоянным нездоровьем. Как возмущало его ее желание гостить у лондонских друзей, жить и работать вдали от родового гнезда. Как было унизительно держать свою ферму ее милостью, даже не милостью отца, обязанного своей племяннице, хотя его труды по ее воспитанию придавали его претензиям и естественность, и некоторое достоинство. И если старший не до конца осознавал свое положение, то младший, похоже, понимал его полностью, и, судя по словам Дункана, Урсула своего кузена и не любила, и опасалась.

Эти мысли быстро пронеслись в голове у Дэвида, и после короткого молчания он заговорил:

– Вы сказали «так называемый сердечный приступ». Можете его описать? Он происходил при вас?

– К большому моему сожалению, нет. Я зашел в дом из сада взять сигарет – у меня в портсигаре закончились, – а она собралась появиться через несколько минут, сказала, что хочет взглянуть на пруд с лилиями, уже два года не чищенный из-за недостатка рабочей силы. Я ее попросил не задерживаться, потому что рано начинало холодать. Когда она не вернулась домой, я вышел на ее поиски. Возле пруда Урсулы не было, и наконец я нашел ее на скамейке под большим каштаном, на лужайке за домом. Она раскраснелась, была взволнована и сказала, что сердце взбрыкнуло. Я тут же взял ее руку и нащупал пульс – естественно, частота была бешеная. Я решил, что она перевозбудилась, и это нечто вроде истерического припадка. В саду уже холодало, и я помог ей перейти в дом и уложил на диван. В этот момент вдруг появился Реджинальд и заявил, что знает, как и что делать. Тут же принес флакон специальных таблеток, позвал старуху-няню, и Урсула начала потихоньку оправляться. Она тогда рассердилась и на себя, и на них – за то, что ругали ее, будто она слишком перетруждается. Вызывать доктора Шора – это семейный врач в Уэйкли – она отказалась, а когда Реджинальд ей напомнил, что с сердцем придется считаться всю жизнь, она совершенно разозлилась и сказала, что все это чушь, с ней что-то совсем другое и никогда у нее не бывает сердечных приступов нигде, кроме как в Уэйкли. Реджинальд на нее взглянул и вышел из комнаты.

– Вот как? И что было дальше?

– Ничего. Хьюберт в этот вечер вернулся поздно, и до утра никто из нас его не видел. После ленча они с Урсулой поболтали наедине. Именно тогда она ему сказала, что поступает в ВААФ, и он так огорчился и взволновался из-за этой новости, что она согласилась посетить предложенного им врача. Естественно, она думала, что заключение будет такое же, как у Клегга. Доктор Колмен ее удивил и озадачил. Он обращался с ней как с ребенком, велел быть осторожной, ни в коем случае не заниматься никакой определенной работой и не стал ее слушать, когда она попыталась объяснить, что уже идет добровольцем во вспомогательные службы. Урсула заявила дяде, что не собирается следовать рекомендациям доктора Колмена, и ушла. Видимо, дядя остался, чтобы получить заключение, которое впоследствии переслал на адрес медкомиссии. Урсула уехала поспешно и без него. Вся эта история ей совершенно не нравилась, да и вообще она ехала на встречу со мной. Мне тогда показалось, что у нас единственный правильный выход: тут же пожениться и избавить себя от надоедливых родственников. Поэтому мы так и поступили.

Услышав об этом простом и смелом окончании истории, Дэвид пожалел о случившемся вскоре несчастье. Несправедливо, что их постигла такая злая судьба и так скоро. У них была достаточно рискованная жизнь, они рассчитывали свои шансы и крепко за них держались. Внезапная смерть ударила из-за угла.

Он встал и начал ходить по комнате. Дункан смотрел на него, и Дэвид, заметив это, стал размышлять вслух:

– С этими сердечными приступами нужно тщательно разобраться. У нас теперь только свидетельства очевидцев и этого доктора Шора в Уэйкли. Похоже, он написал честно, но на его суждении, вероятно, сказались положение и образование. Все шумы рассматривались как показатели болезни сердца, а сельская практика весьма и весьма зависит от умения поддерживать хорошие отношения с немногими процветающими семействами округи. При наличии автомобилей сильнее обостряется конкуренция с ближайшими городами. Мне бы надо повидать доктора Шора. Надеюсь, время от времени он делает клинические заметки по своим пациентам. Из отчета патологоанатома, достаточно детализированного, мы знаем, что сердце Урсулы было неповрежденным. Значит, это не были сердечные приступы. Тогда что же? Вы считаете, что видели истерический припадок, но он во многих отношениях напоминает начало фатального приступа. Никотин. Предположим, ей давали никотин каждый раз, когда требовалось обескуражить ее друзей, каков бы ни был мотив этой необходимости. Кто мог организовать такие приступы и каким образом? Ответы на эти вопросы я должен найти в Уэйкли – если смогу. Но последний приступ случился здесь, в Шорнфорде. Чтобы выявить его причину, мне нужно знать все, что Урсула делала в этот последний день. Вы мне поможете?

Дункан выпрямился на стуле.

– Все, что смогу. У меня было увольнение на двое суток, когда мы поженились. Мы жили в доме Каррингтонов. Марджори с родителями уехала, и мы были одни. Потом Марджори к концу моего увольнения вернулась, и я возвратился на службу. Урсула должна была на следующей неделе проходить комиссию. Я сумел в тот день освободиться с двенадцати и до шести вечера. Встретились мы в «Ред стар». Она мне сказала, что вышла в десять – пройтись по магазинам и зайти к парикмахеру.