Автоквирография - Кристина Лорен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа двигает бровями, словно разгадывая тайну моей улыбки.
– Осень? – спрашивает он без особой уверенности. Папа знает: таким счастливым я от Осени не возвращаюсь. Я ни от кого таким не возвращаюсь.
– Себастьян.
Папа открывает рот в беззвучном «ах!», потом кивает, кивает и снова кивает, вглядываясь мне в лицо.
– Вы предохраняетесь?
Господи…
Теперь улыбка у меня дрожит от страшного стыда.
– Папа!
– Вопрос вполне закономерный.
– Да мы не… – Я лезу в холодильник за колой. Перед мысленным взором мелькают противоречивые образы. Себастьян сверху, он накрывает меня собой. Напряженный, заинтересованный взгляд папы. – Мама убила бы тебя за такое! Ты же полусознательно благословляешь меня на дефлорацию сына епископа!
– Таннер!
Папа хочет засмеяться или пощечину мне влепить – не пойму. Не факт, что он сам понимает.
– Да шучу я! До такого мы еще не дошли.
Папа отодвигает кружку, и она скрежещет по кухонной стойке.
– Не исключено, что со временем дойдете. Танн, я просто хочу убедиться, что ты не забываешь об осторожности.
Банка колы открывается с приятным шипением.
– Клянусь его не обрюхатить!
Папа закатывает глаза, и в этот самый момент появляется мама, замирая на пороге.
– Что?! – Голос у мамы звучит глухо, глаза вылезают из орбит. Я отмечаю, что на ней ночнушка с радужной надписью «Люби. Гори. Борись. Твори. Кипи». Первые буквы слов составляют аббревиатуру ЛГБТК.
– Нет, Дженна, тут не то, что ты думаешь! – смеется папа. – Таннер просто гулял с Себастьяном.
Нахмурившись, мама смотрит то на папу, то на меня.
– А что я такое думаю?
– Что у них с Себастьяном… все серьезно.
– Эй, у нас впрямь все серьезно! – парирую я, глянув на папу.
– «Серьезно» значит «настоящая любовь»? Или это значит, что дошло до секса? – уточняет мама.
– Который из вариантов пугает вас больше? – спрашиваю я со стоном.
– Ни один не пугает, – осторожно отвечает папа, пристально глядя на маму.
Судя по этим безмолвным переговорам, мой роман с сыном епископа стал у родителей самой обсуждаемой темой.
– Вам реально повезло! – заявляю я, подхожу к маме и крепко-прекрепко ее обнимаю. Мама льнет ко мне, руками обхватывает меня за пояс.
– В каком это смысле? – интересуется она.
– Со мной у вас ни забот, ни хлопот, ни страхов.
– Ну, Таннер, не льсти себе! – смеется папа. – Седых волос ты нам добавил.
– Но эта история страх на вас нагнала.
Папа серьезнеет.
– Думаю, твоей маме принять ее сложнее, чем она показывает.
Мама согласно угукает мне в грудь.
– История твоя взбудоражила и обозлила ее. В какой-то мере и огорчила. Мама хочет защитить тебя, отгородить от боли и страданий.
В груди становится тесно, и я еще сильнее обнимаю маму.
– Знаю.
– Мы очень любим тебя, малыш. – Мамин голос звучит глухо. – Хотим, чтобы ты жил среди более прогрессивных людей.
– То есть, как только придут письма о зачислении, мне нужно сбежать из Прово и начисто забыть о его существовании? – с улыбкой спрашиваю я.
– Я очень надеюсь на Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, – говорит мама, кивнув мне в грудь.
Папа смеется, потом добавляет:
– Просто не забывай об осторожности, ладно? Будь начеку.
Папа явно имеет в виду не только физическую сторону отношений. От мамы я подхожу к нему и обнимаю за плечи.
– Хорош обо мне волноваться, а? Со мной все в порядке. Себастьян мне очень нравится, но я прекрасно понимаю, что к чему приводит.
Мама медленно подходит к холодильнику за перекусом.
– Вот даже если не думать о родителях Себастьяна и их чувствах… Ты в курсе, что он может вылететь из университета за сам факт свидания с тобой? Даже если церковь стала лояльнее, чем в пору моей молодости, ты в курсе, что кодекс чести Университета Бригама Янга запрещает заниматься тем, чем вы сегодня занимались?
– Мам, я когда-нибудь смогу просто насладиться нашими отношениями? – Честное слово, сейчас совершенно не в кайф обсасывать хреновые варианты развития событий. Я и так травлю себя этим сутки напролет. – Проблема не в нас с Себастьяном, а в правилах.
Мама хмуро смотрит на меня через плечо, и папа немедленно вмешивается:
– Понимаю, о чем ты, но все не так просто. Нельзя сказать, мол, правила здесь не те, поэтому что я хочу, то и ворочу.
Кайф от прикосновений Себастьяна, от нашей близости начинает отлетать. Хочу убраться с кухни и побыстрее. Ну почему с родителями у меня такая хрень? Здорово, что я могу поделиться с ними абсолютно всем. Здорово, что они видят меня насквозь. Но стоит разговору коснуться отношений с Себастьяном, их забота превращается в темную тучу, наползающую на солнце. Она омрачает все вокруг.
Поэтому папе я не отвечаю. Чем больше я буду спорить, тем больше благоразумных контраргументов выложат родители. Папа вздыхает, скупо улыбается и приподнимает подбородок: иди, мол. Он будто чувствует, что мне нужно сбежать и как-то излить впечатления от сегодняшнего вечера.
Я целую маму и несусь по лестнице к себе в комнату.
Слова так и рвутся на волю из головы, из кончиков пальцев. Все случившееся, все пережитое и прочувствованное льется наружу, наконец облегчая мне душу.
Потом слов уже нет, а впечатлений еще море – от ленивой улыбки, с которой познавший таинство Себастьян опустился на капот «камри», – я беру блок стикеров и залезаю на кровать.
Сегодня после обеда мы строили.
«Для людей», – сказал он.
Новое для отдыха, новое для будней, новое для праздников.
Мы построим новое, а «Спасибо» не дождемся.
Но мне было хорошо, и я признался ему в этом.
Он положил брус на плечо, словно штык.
Я чуть не засмеялся.
Так вот что значит любить
Солдата из вражеской армии?
Я закрываю глаза.
Мне следовало предугадать. Мне следовало подумать, что после субботнего вечера встреча на семинаре в понедельник получится неловкой, потому что эти два дня разделяет напичканное молитвами и церковными делами воскресенье.
Когда в понедельник я прихожу на семинар, Себастьян не отрывается от чтения. Но меня он однозначно чувствует так же, как я его, потому что невольно подается назад, прищуривается и тяжело сглатывает.
Даже Осси замечает неладное. Она вываливает учебники на соседнюю парту, наклоняется ко мне и чуть слышно спрашивает:
– В чем дело? У вас все в порядке?
– Что? – Я смотрю на Себастьяна, будто не понимаю, о чем речь, и пожимаю плечами. – Уверен, у него все хорошо.
А у самого пульс зашкаливает… За вчерашний день Себастьян не