Наследник поручика гвардии - Юрий Шестера

Петр скептически посмотрел на друга:

— А из-за чего, собственно, началась-то Крымская война? Из-за Черноморских проливов! Нахимов, разгромив турецкий флот в Синопском сражении, обеспечил России господство на Черном море. Путь на Константинополь был открыт. Но, — вздохнул он, — это понимали и англичане с французами. Потому-то война и закончилась тем, о чем ты только что сказал, Илюша: позорным для России Парижским, так называемым, «мирным» договором.

Друзья взгрустнули.

— Но, — глаза Петра загорелись, — у Черного моря, к счастью, есть еще и берега. Так что не все еще потеряно!

— Тебе бы, Петруша, сидеть в Главном штабе, а не маяться на мостике фрегата вахтенным офицером.

Тот быстро глянул на друга, но Илья подтвердил свою мысль:

— Я говорю это вполне серьезно, Петруша, — и тут же рассмеялся: — Мне, честно говоря, просто не хочется больше ссориться с тобой, дружище.

— И на том спасибо! — улыбнулся Петр и задумался. — Если же вернуться к твоим словам, Илюша, то, наверное, всему свое время… Всему свое время! — убежденно повторил он, глядя вдаль, словно хотел увидеть там свое будущее.

В Поти, на Кавказском побережье Черного моря, на борт «Александра Невского» поднялся адмирал Посьет, и на стеньге грот-мачты тут же взвился его вице-адмиральский флаг. Но поднялся он не один, а в сопровождении лейтенанта Алексея Александровича Романова, сына императора Александра II, являясь воспитателем и наставником цесаревича.

Офицеры фрегата с естественным интересом присматривались к новому молодому сослуживцу, пока все не встало на свои места, как только один из них обратился к нему, титулуя «Ваше Императорское Высочество». Алексей Александрович тогда резко осадил верноподданнические чувства:

— Я, господин лейтенант, такой же офицер, как и вы, а посему по флотскому обычаю прошу обращаться ко мне так же — по имени и отчеству!

Он сразу же стал своим человеком в кают-компании, тем более, что наравне со всеми нес вахты на мостике, исполняя должность вахтенного офицера.

Зайдя в Пирей[83], где базировался отряд русских кораблей, «Александр Невский» в самом начале сентября 1868 года отбыл на Балтику.

В ночь с 12 на 13 сентября перед тем, как спуститься с наступлением темноты с мостика в каюту для отдыха, вице-адмирал Посьет дал указание командиру фрегата идти в пролив Скагеррак, первый из датских проливов со стороны Немецкого моря. Идти под парусами, без использования паровой машины.

Отто фон Кремер, учитывая штормовую погоду, посчитал такое решение неверным, однако не смог перечить флагману. Поэтому он решил не покидать мостика.

Фрегат шел при свежем ветре под всеми парусами со скоростью 10,5 узла, слегка накреняясь на правый борт. И хотя стояла ночь, в этих довольно северных широтах в отличие от тропических видимость по курсу слабая, но была.

Неожиданно раздался взволнованный голос вахтенного сигнальщика:

— Черная полоса правее по курсу!

Кремер тут же дал команду:

— Лево руля!

«Откуда здесь отмель?! Неужели это так далеко обнажившаяся коса у датского местечка Кноппер?» — предположил он, и в тот же момент фрегат, только начав поворот, ударился кормой об отмель.

Набежавшая волна через левый борт вкатилась на шканцы. Вслед за первым ударом последовал второй, еще сильнее, а потом и третий. Фрегат развернуло вправо, и он окончательно сел на мель.

Адмирал, все офицеры и команда моментально выбежали на верхнюю палубу. Сила ударов волн, свежесть ветра и близость берега не оставляли ни малейшей надежды снять фрегат с мели. Паруса, туго наполненные ветром, из союзников превратились во врагов, заваливая корабль на правый борт. Крен достиг критического значения, и адмирал, видя безвыходное положение, приказал рубить мачты.

Удальцы из команды корабельных плотников под руководством тиммермана дружно застучали топорами, стараясь под завывания ветра удержать равновесие на скользкой наклонной палубе, уходящей из-под ног от ударов беснующихся волн, с огромной силой бьющих в левый борт. Ядра, выпавшие из кранцев[84], с грохотом катались по палубе, грозя покалечить ноги матросов.

— Ядра — за борт! — приказал командир.

Матросы вахтенной смены, ловко подхватывая тяжелые чугунные бомбы, ставшие опасными, выбрасывали их за борт, в кипящую воду.

— Руби ванты[85] левого борта! — раздался очередной приказ командира, когда плотники уже подрубили основания мачт.

Матросы уже боцманской команды, забравшись на задравшиеся вверх руслени[86] левого борта, дружно перерубали топорами толстые просмоленные канаты.

— Поберегись! — раздалась предупредительная команда тиммермана.

Основание фок-мачты с оглушительным треском переломилось, и она под напором наполненных свежим ветром парусов с грохотом рухнула за правый борт. Следом за ней последовала и грот-мачта, а затем и бизань. Фрегат сразу же стал почти на ровный киль, но теперь по его верхней палубе стали периодически перекатываться верхушки волн, разбиваясь о высокий левый борт.

Лейтенанты его высочество Алексей Александрович Романов, Ден, Вишилов, Долгоруков вместе с Чуркиным по приказу старшего офицера занялись устройством плотов со своими группами матросов. Но для того чтобы эвакуировать на них команду, нужно было завести трос на берег, так что «шестерка» с гребцами отвалила от борта фрегата. На ее транцевой доске[87] был закреплен трос для этой цели.

Шлюпка стала довольно быстро удаляться от корабля и вскоре оказалась во власти бушующей стихии. Впереди, при подходе к берегу, волны вздымались еще выше, а затем с грохотом обрушивали свои пенные валуны на маленькую команду.

Моряки с борта фрегата, затаив дыхание, напряженно следили в предрассветной дымке за борьбой экипажа «шестерки»… Вот она появилась на гребне огромной волны, но, к ужасу наблюдавших, бортом к ней. Когда волна обрушилась, шлюпка оказалась перевернутой вверх килем… Над палубой фрегата повис тяжкий стон сотен много повидавших на своем веку мужчин. Очередная набежавшая волна, опрокинувшись, завершила свое черное дело…

— Подтянуть шлюпку к борту! — раздался взволнованный приказ командира, выводя команду из оцепенения.

Десятки пар крепких рук вцепились в трос и, преодолевая сопротивление стихии, стали подтягивать неповоротливую «шестерку» к борту, в надежде на чудо, но остатки разбитой шлюпки оказались пусты… Моряки в горести сняли головные уборы.