Позывной «Пантера» - Михаил Нестеров

– Пошел, Гриша! – выкрикнул он, видя замешательство товарища и стреляя с двух рук почти не таясь. Шальные пули рыскали по всему периметру, огня добавилось. В одной руке Марковцева автомат, в другой «стечкин».

Найденов перемахнул через колючку. Ему вслед неслись пули: кто-то вел по спецназовцам уже прицельный огонь. По звуку Найденов без труда определил ручной пулемет. Имея сотню выстрелов в коробке, с «РПК» можно в течение часа удерживать высотку.

Фактически Марку отрезали путь к отступлению. Брешь в заборе стонала от плотного огня; и мало помогали короткие очереди из «АС» Подкидыша.

Нужно уходить – это все понимали. Реаниматор, настроив рацию на общий диапазон, мог слышать в эфире бессвязные отрывистые команды и сообщения. Собственно, они сводились к одному: совершено нападение на базу грозненского ОМОНа неизвестными, подъехавшими на автобусе марки «ПАЗ». Сумятицу вносил хриплый голос, то ли информирующий, то ли дезинформирующий штаб УВД Чечни: «Суки, вы по своим стреляете!.. Малик, ответь, Газимов на связи! Что тут у вас происходит?! Вы с ума посходили?!»

И другая рация, которую сжимал в руках командир ночного патруля: «Вижу трассеры... На базе ОМОНа идет мочилово. Прием». – «Пока наблюдай. На место перестрелки не суйся. Как понял?» – «Понял правильно».

В штабе УВД переполох: дежурный, правда, справлялся, оповещал по радио кого только мог. Не на уши, но на ноги был поставлен грозненский гарнизон, отделы внутренних дел Октябрьского, Заводского, Старопромысловского и Ленинского районов, а также района Черноречья. Если подразделения федеральных сил, «русские» ОМОНы и СОБРы не станут пороть горячку, то силовые подразделения, укомплектованные местными, начнут рыть землю. Уже роют. Рискуя, конечно, перекрывают магистральные дороги и улицы, берут под контроль переезды и перекрестки. И будут открывать огонь по любой цели, будь она трижды невиновна.

– Гриша, уходи!

Марк прав. Он застрял в нескольких метрах от выхода. Можно ждать, когда он наконец выберется, и потерять драгоценные секунды. Спасая одного, сгубишь остальных. Арифметика не в пользу спецназовцев. Нужно уметь чувствовать ситуацию, что бы там ни происходило внутри тебя.

Марковцев поступал так, как велела его совесть и диктовала его натура.

Он сместился в сторону, когда понял, что путь, которым прошли его товарищи, ему заказан огнем ручного пулемета.

А Подкидыша подстегнул голос Скумбатова:

– Мы на месте. Я ранен. Машину вести не смогу.

– ... твою мать! – выругался Найденов. Пригибаясь и слушая над головой свист пуль, все же чувствовал себя в полной безопасности, словно бежал по утреннему полю к речке, чтобы взбодрить себя прохладной водой.

Десять, двадцать быстрых шагов – все нормально. Скоро и он будет на месте, где поджидала «Нива». Один-Ноль ранен. Машину вести не может. Получил прицельную пулю вдогонку или шальную?

«Наверное, шальную», – успел подумать, когда тяжелая пулеметная пуля, предательски ударившая в спину, бросила Подкидыша на землю.

«Не ждите меня...» – слабо отдалось на частоте 806 угасающим голосом лейтенанта.

Кровь из руки хлестала ручьем. На ноге рана не такая глубокая, но и из нее вылилось столько крови, что в голове Скумбатова мутнело с каждой секундой. Здоровой рукой Один-Ноль срезал с «боевой выкладки» часть плечевого ремня и сунул в руку Андрея:

– Жгут, жгут накладывай! Учили в авиашколе? Поверх раны.

Как он поведет машину, Скумбатов не представлял. Правая нога и левая рука распаханы. И если нога пока еще слушалась, то рука висела как плеть.

Один-Ноль скрипнул зубами: Подкидыша свалили скорее всего в нескольких десятках метров отсюда. Если тяжело ранен, голоса не подаст намеренно. Марк тоже молчит; но чтобы различить хотя бы его дыхание, нужно закрыть одно ухо.

– Вижу, учили, – морщился Саня, видя, как летчик ловко накладывает жгут на распаханную «егозой» руку. – И неожиданно спросил: – Давно машину не водил? – Глупый вопрос: минимум то время, которое летчик находился в плену.

– Год, наверное, – последовал ответ.

– Только учти, – напутствовал новоявленного водителя Скумбатов, – взлетных полос тут нет. И вообще отрыва от земли не ожидается.

Андрей занял место за рулем, завел двигатель и несколько раз газанул.

Скумбатов с заднего сиденья сообщил:

– Теперь я твой автопилот. Говорю – влево, сворачивай влево, говорю – тормози, значит, тормози. Выезжай из кустов напрямую и вправо, посмотрим, может, жив Подкидыш.

Найденов лежал на животе и не подавал признаков жизни. Он смог отползти только на пятнадцать метров в сторону. В одной руке лейтенант сжимал сорванный с головы наушник с микрофоном, в другой – «стечкин». Автомат лежал в пяти шагах от него.

Андрей словно не слышал перестрелки, не замечал за базой ОМОНа, где провел три дня, зарева горящего автобуса. Истощенный не только физически, он втаскивал на заднее сиденье «Нивы» молодого спецназовца, своего ровесника. Внутри машины ему как мог помогал одноглазый. За это время он обронил несколько фраз: «Навылет. Жив Подкидыш. Спасем, если успеем довезти до госпиталя».

В отличие от летчика, Саня заметил, что интенсивность перестрелки пошла на убыль – как бы пошла на убыль, поскольку огонь теперь уже велся целенаправленно. Не стало в нем хаотичности, которая имела место в то время, когда Скумбатов с заложником покидали базу.

Вот она, база, в шестидесяти метрах. Но Марку, судя по всему, помощь уже не требуется. И было бы чем помогать: страшная резаная рана на руке спецназовца опять начала кровоточить.

Один-Ноль бросил последний взгляд на приземистое здание склада и здоровой рукой коснулся плеча летчика:

– Давай, Андрюха, увози нас отсюда.

4

Марк успел-таки занять позицию, которая, однако, лишь оттягивала момент, когда его накроют либо шквальным автоматным огнем, либо разорвет кумулятивной гранатой, – пока только один взрыв раздался в десятке метров от него, заложив уши и присыпав землей. Он нашел единственное место, жалкий клочок земли, зажатый между забором и складом. «Шаг влево, шаг вправо, прыжок вверх – расстрел» – в прямом смысле слова. Линия огня находилась в метре от него, и на высоте человеческого роста.

Он уже не отстреливался, оставив полный автоматный магазин и пистолетную обойму для прямого столкновения с омоновцами. Приготовил пару гранат. Он попал в такое же положение, что и Пантера, лейтенант Пантюхин, прикрывавший отряд.

От судьбы не уйдешь. Нормально дышать ему дал Малик Абдулгамидов: «Ты не уйдешь. И твоему щенку не дадут уйти. Вас, тварей, порежут на куски!» Рок – злой он или не очень, – это все понятно и неизбежно, но когда какая-то грязная свинья начинает угрожать, можно послать на три буквы неотвратимость и на короткие мгновения перекроить судьбу. Потом она снова швырнет тебя на место, но возвращение произойдет с «чувством исполненного долга и глубокого достоинства».

«Не ждите меня...»

Подкидыш нашел свою пулю.

«Навылет. Жив Подкидыш. Спасем, если успеем довезти до госпиталя», – пришло опровержение.

Эти слова Скумбатова не вязались с накаленной обстановкой: какой госпиталь, когда вслед за пеплом из грозненского жерла повалит раскаленная лава.

Один-Ноль рисковал, вернувшись к базе, но, забрав раненого товарища, уехал. Молодец. И только Реаниматор не прекращал попыток хоть чем-то помочь Марку. Сергей уже давно не вслушивался в голос капитана Горбунова, в какой-то момент вообще хотел снять наушник, но вот, словно проснувшись, отчетливо услышал, как капитан отдает команду морпехам к бою.

Марка накрыла горячая волна благодарности. «Дайте мне на связь десяток крепких ребят – здесь, в Махачкале и Буйнакске. Пусть будут начеку. Спасибо за чай и воду. Вода, кажется, была морской. Посвящение?..»

Посвящение.

Уже почти стих огонь чеченских омоновцев – лишь пара-тройка автоматов работала по укрывшемуся спецназовцу, – считай, стояла тишина, которая вдруг прервалась шквальным огнем с противоположной стороны. Дико было слышать раскатившееся в ночи «Ур-ра!» десятка морпехов.

«Пойми, мы же не в мирное время живем. Идет настоящая война».

Сто раз был прав Джавгар Аль-Шахри. Марк не видел пехотинцев, прозванных в Великую Отечественную «черной смертью». Наверное, криком «ура» они подавили врага психически, ибо смолкли и последние автоматные очереди со стороны школы.

А нервный и возбужденный голос Горбунова продолжал крушить барабанные перепонки:

– Сергей! Жив? Ответь...

– Жив... Попадет тебе, капитан.

– Влетит обоим. Высоко не поднимайся. Быстрее, приятель.

И только когда Марк смог наконец-то покинуть свой, казалось бы, последний приют, увидел первого морпеха, стреляющего с колена, в нескольких метрах от него – другого. Под их мощным прикрытием Сергей в хорошем темпе домчался до машины и рухнул на сиденье «Газели». Горбунов слушал эфир сразу в двух диапазонах: