Тихая гавань - Николас Спаркс

— Мне кажется, с этим ты будешь выглядеть очень крутым, — сказала она, протянув ему подарок.

Удивление Джоша уступило место удовольствию, когда он надел браслет, и Алекс заметил, что сын весь вечер то и дело поглядывал на Кэти сияющими глазами.

По иронии судьбы именно в такие дни он больше всего тосковал по Карли. Им не выпадало подобных моментов — дети были еще слишком малы, но Алекс легко представлял ее сейчас за столом.

Возможно, по этой причине он и в эту ночь не мог заснуть. Кэти уехала домой, Кристен и Джош мирно сопели в своих кроватях. Откинув одеяло, Алекс встал, подошел к шкафу и открыл сейф, который установил несколько лет назад. Там хранились важные финансовые и страховые бумаги, а также семейные сокровища — собранные Карли фотографии, сделанные во время медового месяца, четырехлистный клевер, который они нашли во время отпуска в Ванкувере, свадебный букет — пионы и каллы, снимки УЗИ — Джош и Кристен в мамином животе, крошечные одежки, в которых детей привезли из роддома. Негативы и карты памяти от фотоаппаратов — хроника их совместной жизни. Вещи, наполненные воспоминаниями и смыслом, ясным только ему. После смерти жены Алекс ничего не добавил в сейф, кроме двух писем, написанных Карли. Одно было адресовано ему. На другом не было адреса, и оно лежало невскрытым. Алекс не мог открыть письмо — слово есть слово.

Он взял то письмо, которое перечитывал сотни раз, оставив другое в сейфе. Он ничего не знал об этих письмах, пока меньше чем за неделю до смерти Карли не отдала ему конверты. Она уже не вставала с постели и есть могла только жидкое. Когда он носил ее в ванную, она казалась легкой как перышко, словно полой внутри. Он тихо сидел рядом те редкие минуты, когда Карли не спала. Обычно она вскоре засыпала, и Алекс смотрел на жену, боясь отойти — вдруг ей понадобится его помощь — и боясь остаться — вдруг он мешает ей отдыхать. Конверты были спрятаны под одеялом и появились как по волшебству. Только позже он понял, что Карли написала их за два месяца и хранила у своей матери.

Алекс открыл свой конверт и вынул сложенный потрепанный лист. Письмо было написано на большом, больше обыкновенного, желтом, почти квадратном листе. Поднеся его к лицу, Алекс уловил едва слышный запах лосьона, которым пользовалась Карли. (Он вспомнил свое удивление и взгляд жены, моливший его о понимании.

— Ты хочешь, чтобы я это прочел? — спросил он тогда, показывая конверт, где было написано его имя, и Карли слабо кивнула. Она расслабилась, когда он открыл письмо. Ее голова бессильно откинулась на подушку.

«Мой дорогой Алекс!

Есть сны, которые дарят нам жажду свершений после пробуждения, есть сны, ради которых стоит жить. Ты, дорогой мой муж, и есть такой сон, и меня печалит необходимость облекать в слова мои чувства к тебе.

Я пишу эти строки, пока еще могу писать, и все равно не знаю, как передать то, что я хочу сказать. Я плохой писатель, а сейчас слова вообще кажутся недостаточно емкими. Как описать, насколько сильно я тебя люблю? Возможно ли описать такую любовь? Я сомневаюсь, но сижу с ручкой в руке, зная, что надо попытаться.

Вот ты любишь рассказывать, как я в свое время играла в недоступность, но когда я вспоминаю вечер нашего знакомства, мне кажется, я сразу поняла, что нам суждено быть вместе. Я хорошо помню тот вечер, как сейчас вспоминаю ощущение твоей руки, накрывшей мою, и пасмурный день на пляже, когда ты опустился на одно колено и попросил меня стать твоей женой. Пока не появился ты, я не знала, как скучно живу, что прикосновение может быть таким многозначительным, а выражение лица таким красноречивым. Я не подозревала, что от поцелуя в буквальном смысле может захватить дух. Ты есть и всегда был таким человеком, которого я хотела себе в мужья. Ты добрый, сильный, заботливый и умный; ты поднимал мне настроение, и ты лучший отец, которого я видела. У тебя талант обращаться с детьми, они тебе доверяют. Я всегда с бесконечным умилением смотрела, как ты укачиваешь малышей и они засыпают, положив головки тебе на плечо.

С твоим появлением моя жизнь стала бесконечно лучше. Поэтому сейчас мне так трудно. Поэтому я не могу подобрать нужные слова. Меня пугает сознание, что все это скоро закончится. Я не только сама боюсь, я страшусь за тебя и детей. У меня разрывается сердце, когда я подумаю, какое огромное горе вам причиню, но я не знаю, как это поправить, разве что напомнить, почему я влюбилась в тебя, и рассказать, как мне жаль оставлять тебя и наших прекрасных детей. Мне больно думать, что твоя любовь ко мне тоже станет источником печали.

Но я всей душой верю, что любовь может не только уязвлять, но и исцелять. Поэтому я написала второе письмо.

Пожалуйста, не читай его. Оно предназначено не тебе и не кому-либо из наших родственников или друзей. Мне как-то мало верится, что ты или я уже знакомы с женщиной, которой ты когда-нибудь это письмо отдашь. Дело в том, что второе письмо я написала женщине, которая тебя исцелит, той, которая вновь станет твоей половинкой.

Конечно, сейчас тебе трудно такое представить. Возможно, пройдут месяцы и даже годы, но однажды ты отдашь второе письмо другой женщине. Доверься своей интуиции, как я в тот вечер, когда ты впервые ко мне подошел. Ты почувствуешь, когда и где это сделать и какая женщина этого достойна. И когда ты это сделаешь, поверь, что оттуда, где я буду, я улыбнусь вам обоим.

Люблю тебя, Карли.»

Перечитав письмо, Алекс положил его в конверт и убрал в сейф. За окном лунный свет пробивался сквозь затянувшие небо тучи, освещая землю призрачным сиянием. Алекс смотрел в небо и думал о Карли и Кэти. Жена убеждала его доверять интуиции, считала — внутренний голос подскажет, кому отдать письмо.

Карли была права — Алекс чувствовал, что хочет отдать письмо Кэти. Он только не был уверен, что Кэти готова его получить.

28

— Кевин, — поманил детектива капитан Билл. — Зайди ко мне на минуту.

Кевин почти дошел до своего стола, пришлось возвращаться. Коффи и Рамирес проводили его взглядом. Новый партнер Тодд уже сидел за своим столом. Кевин попробовал улыбнуться, но улыбка сразу растаяла, и Тодд почему-то резко отвернулся.

У Кевина трещала голова, он меньше всего хотел говорить с капитаном с утра пораньше, но он не волновался. У него был большой опыт общения со свидетелями и жертвами, он чувствовал, когда преступники лгут, он произвел не один арест, и все виновные получили по заслугам.

Билл указал на стул, и хотя сидеть Кевину не хотелось, он присел, гадая, с чего это Билл такой вежливый: обычно Кевину приходилось стоять. Висок болел так, словно туда воткнули острый карандаш. Несколько секунд Билл молча смотрел на Кевина, затем поднялся, закрыл дверь и прислонился к краю стола.