Книга Легиона - Наль Подольский

— Ну, начальница, с тобой, как ни крути, все одно, попадаешь на зону.

Платон же счел его удачной находкой. Его не раздражали ни дурные манеры, ни вульгарный жаргон, ни наглое самодовольство Гаденыша. Главное — он был профессионалом высокого класса и нужного профиля. Платон снабдил его полной информацией обо всем, имеющем отношение к Легиону, не утаивая даже мелочей, и Гаденышу не потребовалось никакого специального времени для психологической адаптации к весьма необычным предложенным обстоятельствам; его работающий с изумительной четкостью мозг мгновенно охватил проблему во всех ее аспектах, как вынужден был признать Платон, не хуже, а может быть и лучше, чем он сам. Платон понял, почему Марго искала этого человека со столь фанатичным упрямством — они оба чувствовали, что для победы над Легионом нужен пакостник, уникальный, невиданный, Пакостник с большой буквы, а Гаденыш именно таковым и являлся — от рождения, по воспитанию и по опыту трудовой деятельности.

Внимательно изучив фотоснимки Фугасовой установки в целом и отдельных ее узлов, зарисовки Платона и диктофонные записи скудных пояснений Фугаса о принципах работы его аппаратуры, Гаденыш, как показалось Платону, пришел в задумчивое состояние. Но, глянув повнимательнее на плутоватую физиономию и подрагивающие усики, он понял, что пакостник от души веселится и смеется странным беззвучным смехом.

— И ты говоришь, ему было семьдесят лет? — Гаденыш изволил, наконец, обратить внимание на вопросительный взгляд Платона. — Как же такой идиот смог так долго прожить? Живительно… Дурак дураком, а кончил, как викинг, в огне…

— Но ведь эта штука работала. — Платон кивнул на ворох фотографий, раскиданных на столе.

— Господь мудаков любит. У иного уж и чердак прохудился, а Господь ему на голову — яблоко, и он снова за человека канает.

Платон теперь редко отвлекался на посторонние мысли, не относящиеся непосредственно к проблеме уничтожения Легиона, но сейчас не мог не отметить, насколько точно держится Гаденыш в своем образе. Фамильярная ссылка на Исаака Ньютона в таком контексте отливала рафинированной, утонченной пакостностью.

— Но эта штука работала, — повторил он спокойно, без нажима.

— Он кое-что с чем-то спутал, — радостно ухмыльнулся Гаденыш и показал на пальцах, что с чем спутал покойный биоэнергетик.

Не снисходя до более подробных разъяснений, он уселся за стол и принялся что-то писать на отдельном листе бумаги, который затем протянул Платону:

— Мне понадобится несколько книжек. Это не раритеты, а так… на уровне чуть выше учебников. Но чем скорее, тем лучше… И я здесь почему-то не вижу компьютера. Нужна память не меньше десяти гигабайт.

Платону вторично не удалось избежать мысли, прямо не относящейся к делу: об удивительной непринужденности, с которой Гаденыш переходил от блатного жаргона к университетской манере выражаться.

Над книжками и за компьютером Гаденыш просидел два дня, после чего выразил готовность перейти к конструкторской деятельности. Вдвоем с Платоном они отправились в Автово, на рынок, где торгуют всевозможной электроникой, и закупили там огромное количество приборов, деталей и инструментов. Квартира стала похожа на радиомастерскую, и в воздухе, мешаясь с табачным дымом, повис приторный запах канифоли. В течение следующей недели поездки на рынок повторялись еще дважды, и Платон с удовольствием наблюдал, как Гаденыш трудится, не покладая рук.

Но тот, будучи человеком расчетливым, отличался еще и повышенным уровнем истерии, которая, собственно, и была источником всех его невзгод. Даже недолгий период устойчивого равновесия в жизни его не устраивал, и Гаденыш, явно вопреки собственным разумным интересам, стал предпринимать попытки как-то зацепить Платона.

— Послушай, ты весь такой бронированный, неуязвимый… Тебя можно в Ниагарский водопад скинуть, и с тобой ничего не будет. Как тебе это удается?

— Не знаю. Уж какой есть, — рассеянно, как от мухи, отмахнулся Платон.

— Ты вроде атомной бомбы. Яйцевидный, стальной и сварные швы все заполированы. Но ведь где-то детонатор у тебя есть? Мне-то можешь признаться, есть?

— Только безумец, поселившись рядом с атомной бомбой, станет нащупывать у нее детонатор, — усмехнулся Платон, стараясь, чтобы ответ прозвучал благодушно, но, судя по довольной улыбке Гаденыша, ему это не удалось.

Тот же на следующий день возобновил свои приставания:

— Мы с тобой тут живем, как в шизо. А вертухаев-то нет, и колючки тоже, может, отдохнем маленько, расслабимся?

— Нет времени, — жестко отрезал Платон. — Сделаешь дело, тогда расслабляйся, сколько захочешь.

— Да ведь мы тут сгнием. Сколько можно? — захныкал Гаденыш. — Мы же здесь с тобой в натуре на зоне. Одного не пойму, как ты сюда попал? Я-то зэк, меня сюда важнячка пристроила, и я у нее на крючке. А ты вроде как доктор — от какого же триппера ты себе зону-то прописал?

Зная, что его прямой взгляд уже давно стал крайне неприятен для окружающих, Платон подошел вплотную к Гаденышу и заглянул ему в глаза:

— А я здесь, как говорится, по велению сердца, — он сдержанно улыбнулся, — но тебе разбираться в этом не советую.

На лицо Гаденыша выполз страх, тут же сменившийся радостным изумлением:

— Так ты мент! Ментяра! — восторженно завопил он. — Ментовка ко мне мента подселила!

— Не волнуйся, уж кем-кем, а ментом я никогда не был, — примирительно заметил Платон: он не хотел, чтобы Гаденыш довел себя до истерики.

Но тот успокоился так же внезапно, как и возбудился, и улегся на свою раскладушку.

— Все люди менты. Только одни об этом знают, а другие не знают… — произнес он через минуту. — Ты не знал, а теперь знаешь.

Он битых два часа провалялся на койке, сообразив, что самый верный способ пронять Платона — бездействие. Тот же, прекрасно понимая, что Гаденыш добивается именно скандала, и не с какими-то далеко идущими целями, а просто потому, что скандал — его естественная потребность, тем не менее готов был сорваться и начать воспитывать пакостника вручную. На счастье обоих, заявилась Марго, которая к ним наведывалась почти каждый день.

— Слушай, начальница, — воспрял духом Гаденыш, — мы с тобой на усиленный режим не закладывались. Ты бы хоть водяры поставила, что ли.

Марго молча и не спеша принялась разгружать принесенную сумку с продуктами, в числе каковых обнаружились две бутылки водки.

— Это не проблема, — пояснила она спокойно, — водки не жалко. Пейте на здоровье, если ты не склонен к пьяным истерикам.

— Да ты что, какая истерика? Я человек маленький, мне истерики не по карману… Только что значит «пейте»? Ты уж с нами присядь, с этим волчиной я вдвоем пить не буду. У него — смотри, какие глаза — ледяные, голодные. Он мою печенку заживо схавает, не подавится.

На всем протяжении этой речи Марго невозмутимо накрывала на стол.

— Это хорошо, что ты хоть кого-то боишься… Чем скорее работу сделаешь, тем скорей от него избавишься.

Подобные сцены повторялись, в среднем, через день, и Марго больше всего боялась, что Платон может выйти из себя и как следует отлупить Гаденыша, после чего от него можно будет ждать непредсказуемых пакостей. А изводить людей Гаденыш умел виртуозно, он легко находил больные точки у собеседника и периодически наносил по ним удары, ухитряясь делать это каждый раз неожиданно.

Но работать он тоже умел, плюс к тому — побаивался Марго, и потому дело двигалось достаточно быстро. На шестнадцатый день с момента заточения на «явочной» квартире он представил свое первое творение. Это был прибор величиной с телефонный аппарат, заключенный в металлический кожух и снабженный выдвижной антенной. Даже для таких неискушенных людей, как Марго и Платон, было очевидно, что это устройство по техническому уровню многократно превосходит неуклюжие сооружения покойного Фугаса.

— Что это? — спросила Марго.

— Генератор со специальным спектром частот. То же самое, что было на его фотках, — он пренебрежительно кивнул в сторону Платона, — только раз в пятьсот мощнее. Даже если твой Легион отвалит на Северный полюс и начнет гандошить белых медведей, я его и там достану.

— Но ведь у него в состав установки входили какие-то водоросли, или что-то похожее, — осторожно вставил Платон.

— Водоросли он с тем же успехом мог запихнуть себе в задницу. Я же тебе объяснял, что он был мудаком, а ты так и не понял.

— Но если водоросли ни при чем, то как же его прибор работал?

— Неужели ты думаешь, что я могу объяснить это твоим ментовским мозгам? — презрительно усмехнулся Гаденыш.

— А ты все-таки поднатужься, — попросила Марго ласковым голосом, — постарайся маленько просветить нас, круглых-то дураков.

— Любознательная ты, однако, начальница… Только что тебе в этом проку… Так вот, как эта штука работает, не знает никто — ни я, ни ты, ни покойный мудак, разве что сам Легион. Я тебе одно гарантирую: никаких биоволн или биоизлучений от его изделий не исходило. — Он небрежно поворошил на столе фотоснимки. — Они излучали только электромагнитные колебания, по простому — радиоволны. Это был радиопередатчик, только со специальным набором частот и хитрой их модуляцией. Откуда он их взял — от своих растений, или Господь его надоумил, или Легион вразумил — не знаю. А уж эти радиочастоты выбивают биологические излучения то ли из самого Легиона, то ли из жертвы, то ли из обоих сразу — не знаю. Этот волчара, — Гаденыш покосился в сторону Платона, — все хорошо срисовал, в том числе маркировку деталей, так что я скопировал нужный спектр частот… Ну как, поняла хоть что-нибудь?