47 отголосков тьмы (сборник) - Виталий Вавикин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все, пора, я должен идти на охоту, пока они снова не пришли за мной – я чувствую, что сегодня они заберут меня. Я накинул плащ и шляпу и отправился на улицу. Запах мочи и крови ударил мне в нос. Дождь… он все смоет. На улице очень опасно, они идут за мной по пятам. В глазах все плыло, порезанный палец дико нарывал и кровоточил. Земля, словно ожившая, кипела под ногами, деревья тянулись ко мне, будто хотели схватить меня. Нужно срочно поесть, возможно, в последний раз. На мгновение я отключился, в глазах потемнело, дождь окрасился в кроваво-красный цвет, я упал на колени, из земли вырвались огромные гниющие трупные руки и схватили меня за ноги. Я не могу встать. Они тянут меня к себе.
– С вами все в порядке? – я поднял глаза. Молодая девушка с зонтиком в руках склонилась надо мной.
– Теперь да, – ухмыльнулся я. – Теперь да…
Щелкуны
Вьюга застилала глаза. Не было видно даже вытянутой руки, не говоря уже о ногах… Она выла, протяжно и горестно. Все вокруг было холодным и неприветливым.
Третий день побега из зоны дался нам особенно тяжело. Нас было пять человек, Корю и Ленивого мы оставили замерзать еще часов 5 назад, они нас тормозили. Только сейчас меня начала мучить совесть, когда я уже начал думать и о своей смерти, ведь можно было остаться с ними и спокойно уснуть в холодном сне… и не париться в этом снежном аду.
Холод пронзает до костей – да что там до костей, чувство такое, что мои кости вот-вот треснут от холода. Я больше не могу. Помру… Как пить дать… Прям вот сейчас свалюсь в сугроб и к черту все.
Гульден и Шайба ушли чуть дальше от меня. Я попытался их окликнуть, но ветер с крупным снегом унес мой еле выдавленный крик куда-то в гущу тайги. Еле передвигаясь, я попытался ускорить шаг, но мои усилия были напрасны, я только еще больше погружался в снег, утопая почти до живота.
Два уже еле видных силуэта отдалялись от меня все больше и больше. Вонючие урки, даже не обернулись. Да и хрен с ними, я все… Я больше не могу. Снег, как болото, затянул меня по грудь, я достал руки из верхонок: пальцы уже не сгибались, с мизинца слезла кожа, но я не чувствовал боли – я вообще ничего не чувствовал, кроме дикой усталости и леденящего холода.
Надо идти, не хочу умирать, не для того я проделал этот путь, чтобы вот так замерзнуть по шею в снегу. Скоро стемнеет, один я не протяну, надо догонять своих. Рывком вынырнув из снега, я начал усиленно бороздить сугробы. Своих уже не видел, шел по почти занесенным следам. Начало темнеть, вьюга немного стихла. По следам я вышел на пригорок и увидел небольшую избушку – следы вели к ней. О боже! Спасибо! Я не верил своему счастью. Эндорфин ударил мне в голову и придал силы, я кубарем скатился вниз. И почапал к избушке. В окне еле горел тусклый играющий свет свечи. Завалившись на дверь, я прокричал:
– Гульден!!! Шайба!!! Это я, Коля, открывайте, черти!!!
Дверь приоткрылась, и я замертво упал в проход. Шайба, схватив меня за ворот, протащил к печи.
– Грейся, Коля, грейся, пес. Живы будем – не помрем, – хриплым голосом промямлил Шайба.
Я лежал на полу и не верил своему счастью – жив… еще жив. Немного придя в себя, я встал на колени.
– Колян, давай сюда, – гундосым голосом сказал Гульден.
Шайба и Гульден сидели за столом. Скинув бушлат, я присел к ним.
– На, пей, – протянул кружку Шайба.
Вдохнув пары спирта, я залпом выпил целую кружку ядреной самогонки.
– А где хозяева? – поинтересовался я.
– Да хрен их знает где. Да какая к черту разница! – весело пробормотал Шайба.
За окном окончательно стемнело. Употребив почти всю бутыль сэма, Шайба решил пройтись по хате. И через минуту мы услышали его ор.
– Пацаны, тут жмур!
Мы зашли в комнату: вонь ударила в нос, запах аммиака и тухлятины проник в меня струей. Меня вырвало на пол. В углу лежала мертвая старушка, обглоданная почти до шеи. Мы выбежали из комнаты и захлопнули дверь.
– Мож, медведь схавал? – спокойным голосом ляпнул Шайба.
Не успев Гульден открыть рот, как мы услышали скрежет под ногами. Мурашки пробежали с пяток до макушки. Шайба ринулся к ведущей в погреб дверце возле печки. Спустившись вниз, Шайба крикнул:
– Парни, помогите! Тут дед живой.
Мы вытащили еле дышащего деда из погреба и положили его на кушетку возле окна.
– Дед, ты чего там делал, что произошло-то? – тряханул его Гульден.
– Щелк… Щелкун… ны, – прокряхтел еле слышным голосом дед.
– Че бормочешь, дед? – испуганным голосом проронил я.
– Заткнись, Колян! – ткнул меня в плечо Шайба. – Не видишь, помирает старый. И тут как по приказу Шайбы дед двинул концы.
– Да что тут, в конце концов, случилось? – не сдержался я.
– Ладно, до утра отлежимся и попрем дальше – к рассвету могут менты заявится, на месте лучше не стоять. Шайба, тащи деда к бабке, будет тут вонят, да и не люблю с мертвяками спать! – скомандовал Гульден.
– Вон пусть Коля тащит, я больше к бабке не пойду!
Схватив с шайбой деда, мы перетащили его к бабке в комнату и положили на пол. Я снова чуть не блеванул.
– Все, спать! – буркнул Гульден. – На заре двинем.
Шайба затушил свечу, и мы кто где разложились на покой. Вырублся я моментально: видел свой дом, жену Ирку, сына, бегающего босиком по огороду.
– Колян, проснись!!! – растолкал мой сладкий сон Шайба. – Ты слышишь?
– Слышу что? – еще в дреме прошептал я.
– Тихо! Слушай!
Гульден спал на кушетке у окна и кряхтя сопел через нос.
– Иди сюда, – подозвал к двери у выхода Шайба.
Я на карачках подполз к нему и прильнул к холодной двери выхода.
Щелк… Щелк… Щелк… Щелк… За дверью действительно слышались странные звуки, будто человек пять столпилось на улице возле хаты и щелкают зубами, причем щелканья настолько сильные, что у нормального человека от таких ударов челюстями зубы повылетали бы к чертям собачьим.
Щелк… Щелк… Щелк… Щелк… Звуки не стихали, а нарастали раз за разом. Стало, мягко сказать, не по себе.
– Мужики, за окном кто-то есть! – проснулся Гульден. – Черт, у него глаза горят, что за херня!!!
Щелк… Щелк… Щелк… Щелк… Звуки нарастали со страшной силой – казалось, они вокруг, и сверху, и снизу, и за спиной.
Я подбежал к окну. Гульден сидел на кушетке и не отрываясь смотрел в окно, за которым стоял длинный человекоподобный силуэт с горящими, как у кошки в ночи, глазами. ЖАХ!!! Вылетело стекло, из разбитого окна потянулись длинные руки с пальцами, как щупальца у медузы. Мы отпрыгнули назад. Нашему взору предстала ужасающая картина: через оконный проем лезло неведомое существо, со склизким туловищем и вытянутой овальной головой, с круглыми кошачьими глазами; рот у него был без губ, с огромными деснами, кривыми и прямоугольными зубами. «Щелк… Щелк… Щелк… Щелк…» – отщелкивало чудовище, проскальзывая в окно.
Мы ринулись к выходу, где стоял Шайба, держащий дверь, которую пытались выбить с другой стороны.
Послышался треск еще одного разбитого окна. Гульден рванул к комнате, в которой лежали трупы стариков, но по дороге его схватил монтстр и облепил его лицо своими щупальцами. Гульден начал биться в бешеной конвульсии. Чудовище разжало руки, и тело бедолаги упало на пол, на лице его были огромные гематомы от убийственных присосок щелкуна; монстр накинулся на бездыханное тело и начал пожирать его.
– КОЛЯ, ПОМОГИ!!! – еле удерживал дверь Шайба.
Но я не мог. Я оцепенел. БАХ!!! Дверь вылетела вместе с шайбой. В дверной проем потянулись щелкуны, отщелкивая свои зловещие мелодии. Двое из них не задумываясь накинулись на Шайбу. Его крик на момент заглушил щелканье, хриплый и еле слышный голос Шайбы превратился в дикий и невыносимый ор. Отойдя от оцепенения и ужаса, я ринулся в комнату, где лежали старики, щелкуны последовали за мной. Я захлопнул дверь и прижал ручку рядом стоящим стулом. Щелкуны начали долбить дверь; проследовав к окну, я запнулся о тело деда и рухнул на пол. Стул под дверью хрустнул, и щелкуны начали прорываться через проем, создавшийся в двери. Резким прыжком я нырнул в окно и с треском вывалился из избы в сугроб. Еле как выбравшись из-под снега, я побежал в сторону леса. Кровь от осколков окна застилала глаза, я слышал зловещие щелканья за спиной, но я не поворачивался, я бежал, бежал как никогда не бежал, проваливаясь в снег, вставая и вновь убегая от той избушки.
Менты схватили меня поутру, нашли съеживавшегося в сугробе – думал, умру, замерзну, даже не думал, а надеялся. Но судьба распорядилась иначе. Никому ничего не говорил, просто молчал. Били сильно, но я молчал, лишь изредка пощелкивая зубами. Щелк… Щелк… Щелк… Щелк… Насмехался, не знаю над кем, может, над собой. К моим восьми впаяли еще 10 лет строгача. Уж лучше в тюрьме – тут спокойней, лучше, чем на воле. Не хочу туда, они там найдут и придут за мной. Щелк… Щелк… Щелк…