Чрезвычайные происшествия на советском флоте - Николай Черкашин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже изучил 3 специальности, могу заменить старшину. Люблю разговаривать с матросами об их жизни до флота, они с удовольствием вспоминают об этом, и перед тобой сразу раскрывается душа человека. 25.05.58 г.».
Пройдут годы, приутихнет юношеская восторженность, но навсегда вплетутся в его жизнь любовь к морю и это искреннее внимание к матросу, к его личности, к его душе. Потом оно перерастёт в острый интерес к человеку вообще, к положению дел в стране, в обществе.
«Служба идёт хорошо. Очень привык к кораблю и матросам. Даже жалко расставаться. У нас хорошие отношения, это даже замполит заметил Я люблю беседовать с матросами об их прежней жизни. Они любят вспоминать, и я уже знаю о многих — об одних большего других меньше. Интересно! Вот вчера с одним, Смирновым, сидели, штопали обвес и беседовали. Он из деревни в Калининской области, был младшим конюхом. Его слушаешь — и как будто книгу о крестьянской жизни читаешь… До чего они интересные, эти матросы! Вот приеду — расскажу. Зря тогда Тамара (двоюродная сестра — Н.Ч.) ахала по поводу невежества в деревне. Они, правда, в большинстве имеют по 4 класса образования и не знают многих вещей, но по ряду качеств они лучше городской интеллигенции».
«Беседа о Ленине прошла хорошо. Стыдно признаться, но только на 21-м году жизни, кажется, по-настоящему понял величие Ленина. Раньше это было как-то бессознательно и поверхностно…»
«Примерно год я не думал о политике, жизнь была сплошным комком переплетения служебных и учебных вопросов, личного ничего не было. Второй и третий курс — поиск справедливости и истины по ряду мелких вопросов…» («Ну а вопросы были, к примеру, такие, — комментирует этот отрывок из письма в „Военно-историческом журнале“ генерал-майор Борискин, — о равенстве родителей курсантов — выступление на партийном собрании; о непозволительности растить из нахимовцев барчат — письмо в ЦК ВЛКСМ; о том, что крейсера — плавающие гробы, до тех пор пока на них всё-таки служат люди, — письмо Н.С. Хрущёву».)
По признанию Саблина, на него многие, особенно начальники, смотрели как на чумного. Сам же он называл эти поступки «мелочной детской борьбой за справедливость».
Все мы родом из детства. Детство Валерия пришлось на четыре города с именами мужскими и мужественными: Архангельск, Полярный, Североморск и Горький. Что ни город, то дядька-воспитатель в матросской робе, в рабочей блузе; каждый оставил свой чекан в мальчишеской душе. И, наверное, больше всего — Полярный. В Полярном он узнал, что такое война. Может быть, потому они и играли с братом в Робинзона, а не в «войнуху», что Полярный был фронтовым городом, главной базой действующего флота; здесь выли сирены, ревели «юнкерсы» и гладь Екатерининской гавани вздымали не попавшие в корабли бомбы. А жена капитана 1-го ранга Саблина не раз и не два, схватив сыновей за руки, бежала из Циркульного дома в убежище под скалами.
«Мама отдавала нам весь хлеб, а чтобы заглушить голод, стала курить, — вспоминает старший из братьев Саблиных — Борис. — Однажды я обнаружил в карманах Валерки множество окурков. Хотел надавать ему по шее, думал, потягивать начал».
Борис Михайлович Саблин, высокий, моложавый, пышноволосый подполковник-инженер в отставке, окончил Горьковский политех. На флот не прошёл по здоровью. Но служил в тех же местах, что и Валерий. Пятнадцать лет на Севере. Был посвящён в высшие военные секреты страны, имел дело с ядерным оружием. И служил на этом опасном и ответственном поприще долго и честно, до последней капли крови — это в прямом смысле: однажды пришлось перенести полное переливание облучённой крови.
После ноября 1975-го его высокую должность «неожиданно» сократили. И начались хождения по мукам, то бишь по инстанциям. Всё кончилось благополучно… Сейчас он ремонтирует колхозные радиостанции в белорусской глубинке и на жизнь не жалуется. Может быть, потому, что действительно счастлив, может быть, потому, что ныть и унывать — не в породе Саблиных.
«В училище, — вспоминает бывший однокашник Саблина А.И. Лялин, — Валерия называли совестью курса. Не подумайте, что он был занудой. Нет, он был очень весёлым и в то же время умел быть твёрдым в принципах. Не вилял.
Голос у него был не очень сильным, ближе к тенору. Но брал он не голосом, а логикой, убеждённостью. Много читал. Порой ухитрялся это делать даже в нарядах, но не манкируя обязанностями, а улучив свободную минуту. Училищное начальство его ценило. Он быстро стал командиром отделения, одним из первых из нашего потока вступил в партию — на четвёртом курсе ещё. Мы выбрали его секретарём факультетского комитета ВЛКСМ.
Разгильдяям от него доставалось. Он вообще был требовательным к товарищам. Но, повторяю, это шло у него не от патентованной идейности комсомольского карьериста, а от глубокой внутренней порядочности.
Был такой случай. Появился у нас вор. Начали пропадать деньги из бушлатов, из тумбочек. Ну, стали мы осторожнее. А Саблин „завёлся“ и нашёл-таки способ уличить вора. Курсантишку этого отчислили. Понимаете, Валерий даже мысли не мог допустить, что будущий офицер флота может быть вором! (Не говоря уже о главе государства.) Он считал позором для себя ходить в одном строю, жить под одной крышей с карманником.
Простите мне громкие слова, но я считаю его идеалом советского человека».
«Очень хочется, Валера, чтобы твои светлые взгляды на жизнь сохранились навсегда. Г. Родыгин».
«Борцу за справедливость. Г. Каневский».
Одно из пожеланий, шутливое, в стихах, оказалось, на мой взгляд, пророческим: «Желаю стать героем мира, чтобы тебя воспела лира, как гордость русских моряков в теченье будущих веков!»
Итак, в декабре 1960 года лейтенант Саблин начал свою офицерскую службу в Севастополе, на эскадренном миноносце «Ожесточённый», который очень скоро перевели на Северный флот. На корабле он командовал группой управления артиллерийским огнём, затем — дивизионом… Как командовал, видно из письма, которое командир эсминца направил его отцу 22 января 1965 года:
«Уважаемый Михаил Петрович!
Командование корабля, где служит Ваш сын, старший лейтенант Валерий Михайлович Саблин, благодарит Вас как отца, за то, что Вы воспитали для Родины хорошего сына, для партии — преданного коммуниста, для флота — примерного командира. За период службы на корабле Ваш сын имел 8 поощрений от командования корабля и флота.
Мы гордимся Валерием, с которого берут пример все командиры подразделений. Он много отдаёт сил и своей молодой, кипучей энергии в деле повышения боевой готовности корабля и укреплении воинской дисциплины среди всего личного состава…
Командир корабля капитан 3-го ранга Малаховский».
Эти «громкие слова» произносил в адрес Саблина не один Лялин. После выпуска новоиспечённые лейтенанты дарили друг другу свои курсантские фото, надписывая их от души.
«Валера, будь таким, каким ты был с нами. Ю. Михайлов».
«Наивыдержаннейшему, наипринципиальнейшему Валерию — Коленов».
«Что мне всегда в тебе нравилось, это твои принципиальность и прямота. Будь таким всегда. А. Матюшин».
Энергия у него и в самом деле была кипучая.
«Из нас троих, — вспоминает Николай Михайлович Саблин, младший брат, — он был самый жизнерадостный. Душа любой компании, пел под гитару, хоть и без голоса, но с отвагой. Турист. Лыжник. Волейболист. И всё с азартом, с удалью. Неплохо рисовал. Курсантом ещё написал портреты Маркса и Ленина. Заядлый фотограф. С „ФЭДом“ не расставался. Вон сколько снимков осталось… Это вот Эльбрус, „Северный приют“, Терскол… Это в дюнах на Балтике, это Куба — крокодилий питомник, Росток, Варнемюнде, Севастополь. Заполярье…
На лето родители снимали избу в деревне Белынь, что на берегу Горьковского водохранилища. Если у Валеры случался в это время отпуск, он наведывался к ним с женой и сыном. Уезжая, раскладывал всюду шутливые записки, которые отец с матерью находили порой и спустя неделю после отъезда сына, и, конечно же, очень радовались и веселились. Зайдёт отец в сарай, а там к лопате бумажка привязана: „Не увлекайся! Почаще отдыхай“. Мама возьмёт книгу, а там закладка с надписью: „Не забудь надеть очки!“ И три весёлых человечка вместо подписи: Валерий, Нина и Миша.
С женой, Ниной, ему повезло. Познакомились они в училище на танцах. Вроде бы, обычный роман морского курсанта и ленинградской студентки. А вот нашли друг друга сразу и на всю жизнь. Вместе и на край света, то бишь на Крайний Север, и на Эльбрус — в одной связке поднимались и все кавказские перевалы облазили».
В свадебное путешествие молодая чета отправилась на пароходе «Адмирал Нахимов». Злосчастное судно! Уж не оно ли накликало вечную разлуку?!
Я слушаю рассказ младшего брата в горьковской квартире Саблиных, что в Холодном переулке, в былом родовом гнезде, где прошла юность Валерия. Николай перехватил мой взгляд. На верхней крышке фортепиано стоял латунный якорь, обвитый чёрной матросской лентой. Память о брате.
