Орина дома и в Потусторонье - Вероника Кунгурцева

Каллиста же приблизилась к ним на гривастом коне и крикнула:

— А ты ведь и мой прадедушка, скажи-ка ей! — и по долгой гриве съехала на землю, правда, едва не сверзилась под кованые копыта, каждое — величиной с ее головенку в чепце.

Ефрем Георгиевич успел подхватить правнучку и, пару раз подкинув к небу, посадил на локоть, любовно на нее поглядывая и восклицая:

— Да уж конечно, Каллистушка! Ты ведь моя любимица на веки вечные!

Каллиста Яблокова, сидя у прадеда на руках, горделиво поглядывала на Орину: дескать, что — съела?! И опять сунула ей под нос кулачишко — Орина разозлилась… Маленькие пальчики разжались, а там… Горохов!

Орина вскрикнула, подставила ухо к ладони девочки и услыхала:

— Вид-дала, как мы на волке скакали?! Вид-дала, как мы поезда обгоняли?! Я ведь тоже из школы убежал! Мы нынче дома не ночевали… Ой, что бу-уде-ет…

Орина нахмурилась и сказала школьнице:

— Ты зачем его с пути сбиваешь? А если бы вас овчарки догнали?!

— Схряпали бы, — не моргнув глазом, отвечала девчушка. — Они таких, как мы, страсть как любят… Нами только и питаются, уж такая порода, особая. Но я его с пути не сбиваю, а наоборот, наставляю на путь истинный… Пытаюсь наставить… А там, позади-то — одни тупики. Школа наша — последний из тупиков! Никакого будущего у нас нет и быть не может, все одно и то же, из года в год: учеба, которая совсем нам даже ни к чему… Целую вечность не пригодится то, чему нас учат…

А Ефрем Георгиевич воскликнул: дескать, вам Каллисту благодарить надо, а вы ругаете! Дескать, если бы не она, так разве бы мы знали, что вы в этом поезде поедете… Скажите ей спасибо!

Старик лихо вскочил в седло, Каллисту посадил перед собой, а Орине предложил садиться за его спину. Павлик Краснов помог ей вскарабкаться на вороного, а сам уселся позади ее деда Сашки на белого коня. Ехали по пустому — конечно! — селу: только коровы да овцы с козами бродили по улицам и заулкам, потерянно мыча и блея перед наглухо запертыми воротами.

Ефрем Георгиевич, направив коня по лесной песчаной дороге на вершину холма, говорил: дескать, как ни крути, а выходит, надо вам ворочаться в свой Поселок. Мы-де вас немного проводим… Верхами-то быстрее будет!

Полуобернувшись в сторону Орины, прадедушка продолжал нахваливать Каллисту. Дескать, отчаянная девчонка — добраться-то до нас с Сашкой не так ведь просто было! А она сумела, вместе с этим, как его: Покати-Гороховым… Хотя, — прадедушка понизил голос, чтоб Каллиста не услыхала, — хотя таким, как они, послабление делают: жалеют их у нас! Да ведь до наших-то — попробуй еще доберись! Сколь опасностей пришлось преодолеть! Сколь границ пересечь! Но через все посты, оцепления и заградотряды прошли ребятёшки. И хорошо, мы с Сашкой дома оказались! А нас уж кое-как потом выпустили!.. Много инстанций пришлось обойти, а время ведь поджимало! Начальство в нашем ведомстве — вон Сашка знает — новую моду взяло: вторые жизни проживать — за уши не оттащишь! Выберут себе какого ни то человечка среди вас и следят за ним: с потрохами влезают в шкуру избранника. Говорят, будто всё испытывают то же, что и он… Ну или она. Тот ест — и эти жуют: хотя… даже по усам не течет, а не то чтоб в рот попадало! Те болеют, и эти — в жару мечутся… Смех ведь! А когда любовь у их человечка — так прямо беда! А того хуже — помрет человечек! Как вроде второй раз на тот свет отправляться приходится! Тяжело! Ну вот и выходит: вроде сидит такой начальник на своем месте, перед блюдечком, по которому катает яблочко, а на самом деле — вроде и нет его!

Попробуй тут — достучись до него! Доорись попробуй, когда он в этот момент ввинтился в чужую жизнь! Сашка уж стрелять из автомата принялся — все стекла побил, тогда только и услыхали!

Ну, долго рассказывать, одним словом — кое-как выпустили нас! Едва ведь успели. Пути перед товарняком разобрали — вот поезд и стал! Охрану перестреляли — Сашке-то не привыкать-стать воевать, да и я в Германскую воевал и в Гражданскую тоже: командовал отрядом в дивизии Чапаева. Так вот и удалось вас выручить, — докончил прадед.

— Смелые вы люди! — восхитилась Орина.

— Как нам вас благодарить?! — воскликнул Павлик Краснов; кони, вороной и белый, ехали бок о бок, но до сих пор он не вмешивался в беседу сродственников.

А Ефрем Георгиевич сказал:

— Нам самим ведь весело припомнить удалые дни, да, Сашок?! — Оринин дед кивнул, улыбаясь. — А то что — сидим сиднями, как тут не заскучать, не зачахнуть! Но помогли мы вам — это верно. А то привезли бы вас в Город — а это уж, почитай что, конец истории! Кто туда попадет — домой ни за что не воротится! Оттуда обратного пути уж нет. Конечная станция: ни вперед, ни назад. А вы, как я понимаю, еще надеетесь выбраться?

Орина кивнула и сказала:

— Только, говорят, без карты личности никак нельзя обойтись…

Но оказалось, и прадед про такую карту не слыхивал, он сказал: дескать, я ведь дальше этих мест-то раза три только и был — и всё без карты… Один раз по именному делу, пару раз — по вызову. Так что — извиняйте… А вот, дескать, Каллиста много раз у вас бывала, я уж говорил: невинным младенцам и… тем, другим, послабление делают даже на пути Туда… Так, может, правнучка какую тайную тропку укажет…

Но Каллиста Яблокова, нахмурившись, отвечала, что она ходит через кротовый лаз, сама еле пролезает, куда уж таким… тетям-дядям… Вот Горохов-де мигом проскочит — и окажется там, где надо!

Орина приуныла, а Павлик Краснов стал спрашивать:

— Почему ты нам помогаешь, Каллиста?

— Потому что не хочу ее видеть! — выпалила девчушка, ткнув пальцем назад — мимо прадедушки, в Орину. — Формально-то ведь ей семь, — хоть и выглядит она… старше, чем наша Афина Ивановна… значит, к нам её и направят! Она-то уж не будет беспризорничать, как я… Только ее в нашей школе и не хватало! Мало мне всяких неприятностей, так еще она там будет… глаза мозолить… Нет уж! Эх, не предусмотрела я… Надо было сделать так, чтоб она к отрокам попала, в Пургу… Да ведь еще не вечер!

Тут впереди показалась рыжая лошаденка, запряженная в телегу; возница, заслышав топот копыт, обернулся, попытался на узкой дороге, сжатой с обеих сторон лесом, направить своего мохноногого конька на обочину, и заднее колесо наскочило на ствол придорожной осины. А Орина узнала, кто это… и одновременно с Павликом воскликнула:

— Дедушка Диомед!

Конюх с опаской косился на всадников, он явно никого не узнавал. А они уж нагнали телегу: Басурман казался совсем игрушечным и таким уж жалким рядом с могучими конями, шкура которых лоснилась и атласисто сияла.

— Это же мы: Павлик — Пандоры Красновой сын и я, Оринка — Пелагеи Ефремовны внучка! — говорила Орина, свесившись с коня.

Дедушка Диомед и вожжи бросил: дескать, эк вас… побило-то непогодой!

— От меня, в таком разе, одни кости должны были бы остаться! А я — вон: ничего еще! — конюх горделиво повел тощими плечами, а Орина приметила, что на дедушке разные валенки: левый — белый, с черной заплатой на пятке, правый — черный. Вот что бы на это сказал Шерлок Холмс?

Павлик Краснов первым соскочил с лошади, и возница, как ровне, протянул ему руку, бормоча: «Ну Павел, ну Павел, каков ты стал, не ожидал…» Орина тоже слезла на землю. А прадедушка Ефрем Георгиевич и дед Сашка не спешили спешиваться. Прадед произнес: дескать, вот вам и попутчик! А нам-де с Сашкой пора ворочаться… А то не ровён час хватятся — а нас нет!

Каллиста же, ни слова не говоря, съехала по белесой конской гриве, в которую успело набиться репьев, сучочков, сосновых иголок, мха, какой-то растительной шелухи, вниз — дескать, я тоже остаюсь — и помахала всадникам рукой. А те, распрощавшись со всеми, поворотили коней обратно, в сторону «9-го километра», крикнув: дескать, ежели что — в крайнем случае, конечно, — зовите: если сможем — поможем! Главное, пробиться через вражеские кордоны.

Все взобрались на телегу, и Басурман заперебирал копытами. Каллиста спросила: дескать, дедушка, а почему у тебя валенки разные? Возница поглядел на свои ноги и, пожав плечами, отвечал: дескать, пары к белому не нашлось… Да и какая, мол, разница, в чем ходить — тут людей почитай что и нет: некому судить да рядить.

Дедушка Диомед, кивнув в сторону ускакавших конников, в свою очередь стал спрашивать: дескать, а это кто ж такие — если не секрет?

Орина объяснила: родня-де никогда не виделись, а тут вот — довелось… Каллиста, по шейку зарывшаяся в сено — одна голова в чепчике торчала наружу да кулак, — демонстративно хмыкнула.

А Павлик спросил, не встречал ли конюх директора Леспромхоза Вахрушева, ведь он-де тоже направился на «9-й километр», еще вчера? Дедушка Диомед покачал головой: дескать, неужто разминулись?! И как же, дескать, теперь — ведь я же хотел доложить начальству обстановку…

— На «9-м километре» избы тоже стоят пустые, — говорил конюх, видать, решив за отсутствием директора рассказать о результатах разведки хоть кому-нибудь. — Врагов не замечено, но и красные флаги нигде не развеваются, трудно понять, в чьих руках село-то… А в Город я не решился ехать… Пока, думаю, обернешься… Занял хорошую позицию — на угоре избушку нашел, из окон все видать: и что на железной дороге делается, и кто в лес идет али из лесу… Две ночи так ночевал. А поезда-то, ребята, ходят! Особенно по ночам — не уснешь! Так и шныряют: туда-сюда, туда-сюда! Но ни один здесь не остановился, все, знать, скорые… На наших полустанках им резону нет останавливаться. А пригородных поездов ни одного не видал! Один только поезд на «9-м километре» и остановился — ваш товарняк! И то потому, что… родня ваша постаралась! Ох, и родня боёвая! Я-то, как завидел из окон этих верховых с девчуркой, так скрытно стал наблюдать за ними… Кто его знает, кто такие: наши — не наши… Хоть и в нашей форме был солдат, а все ж таки сумление берет… А что я с берданкой — против черного-то автомата?! Ну а стрельба-то быстро прекратилась: охраны немного ведь было… Опять же: крики слышны, а по-каковски кричат — непонятно, я переждал, поглядел, как скот из вагонов валит, — вот жалость-то: некому обиходить скотинку, — и давай в обратный путь собираться… Не думал, что конники тоже в нашу сторону грянут, а то бы мы с Баско поднажали… Я, ребята, по правде-то говоря, думал, что бандитики это, навроде Махно… Ведь тут сам черт ногу сломит: ничего не разберешь! Полная анархия и ахинея…